Вальтер Кривицкий - Я был агентом Сталина

• Название: Я был агентом Сталина
• Автор: Вальтер Кривицкий
• Издательство: Терра
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1991
• ISBN: 5-250-01760-6

Предлагаемая читателю книга воспоминаний Вальтера Кривицкого (1899–1941) «Я был агентом Сталина» — это исповедь резидента-нелегала советской разведки в странах Западной Европы накануне большой войны. Мемуары необычны тем, что их автор по своему высокому служебному положению в наших разведывательных органах имел возможность заглянуть не только за кулисы Кремля, но и в кое-какие тайники ОГПУ — НКВД. Судьба В.Кривицкого, как и его друга-разведчика Игнаса Рейсса, «бежавшего» вслед за ним от Сталина, драматична: он покончил жизнь самоубийством.

---

И следователь, и заключенный согласились, что все большевики должны подчинить свою волю и свои дела воле и идеям партии. Они согласились, что необходимо остаться в партии, даже если Сталин потребует ложных признаний с целью упрочения Советской власти.

— Я довел его до того, что он начал рыдать, — говорил мне Слуцкий. — Я рыдал с ним, когда мы пришли к выводу о том, что все потеряно, что единственное, что можно было сделать, это предпринять отчаянное усилие предупредить тщетную борьбу недовольных «признаниями» лидеров оппозиции.

Мрачковский попросил, чтобы ему разрешили свидание с Иваном Смирновым, его близким соратником. Слуцкий распорядился привести Смирнова из камеры, и встреча двух товарищей прошла в его кабинете. Предоставим Слуцкому описать ее:

— Это была болезненная сцена. Два героя революции обнялись. Они плакали. Мрачковский сказал Смирнову: «Иван Никитич, дадим им то, чего они хотят. Это надо сделать». Смирнов не согласился и ответил: «Мне не в чем признаваться. Я никогда не боролся против Советской власти. Я никогда не боролся против партии. Я никогда не был террористом и у меня никогда не было намерения убивать кого-либо».

Мрачковский пытался убедить Смирнова, однако тот не сдавался. Все это время они держали друг друга в объятиях и рыдали. Наконец Смирнова увели.

— Мрачковский опять стал неподатливым и раздраженным, — продолжал Слуцкий. — Он стал вновь называть Сталина предателем. Однако к концу четвертого дня он подписал полное признание, сделанное им в ходе разбирательства. Я пошел домой. Целую неделю я не мог работать, чувствовал, что не могу дальше жить.

Остается добавить, что после того как Мрачковский обратился со своим признанием в ОГПУ, Иван Смирнов, последовавший совету своего товарища, был сломлен. Все же Смирнов на первом публичном разбирательстве сделал несколько попыток отречься от своих признаний, однако прокурор всякий раз пресекал эти попытки.

Даже спустя месяцы, а иногда и годы травли и пыток у заключенных все же добывались такие признания, которые можно было получить только путем сделки с самим Сталиным.

Я знаю, что Каменев и Зиновьев, ближайшие соратники Ленина, имели встречи со Сталиным за несколько месяцев до того, как началось разбирательство. Зиновьев подчинился требованию Сталина. Как позднее рассказывал об этом член его семьи, Зиновьев руководствовался двумя мотивами, согласившись на признание: «Прежде всего, невозможно было выскользнуть из железных тисков Сталина. Во-вторых, он надеялся спасти свою семью от преследований».

Каменев также опасался репрессий в отношении жены и троих детей, о чем свидетельствовало его заявление на суде. У Сталина существовала установленная практика наказания семьи человека, обвиняемого в политическом преступлении.

В марте 1937 года трое из тех, кто будет фигурировать год спустя на третьем (и последнем) показательном процессе, сыграли неожиданно роли на заседании в Кремле. Это было на пленарном заседании ЦК партии (примеч. — речь идет о февральско-мартовском (1937 г.) Пленуме ЦК ВКП(б). Прим. сост.), насчитывавшем 70 участников. Чистка уже достигла своего апогея. Страна была деморализована. Никто не знал, о чем думал Сталин.

70 высших партийных руководителей, объятые страхом и подозрениями, собрались в Большом зале Кремлевского дворца. Они были готовы по приказу Сталина обрушиться с нападками друг на друга, чтобы продемонстрировать Хозяину свою лояльность.

На этом историческом заседании тремя действующими лицами были Ягода, Бухарин и Рыков. Бывший начальник ОГПУ Ягода приветствовал «карающий меч революции», пока он был еще на свободе. Он сменил Рыкова на посту наркома связи. Однако и сам Ягода, и все остальные знали, что он обречен.

Сталин изложил политическую линию на будущее. Чистка не выполнила еще своей задачи. Требовалось дальнейшее искоренение раскола и предательства. Нужны новые процессы. Новые жертвы. Те, кто понимал задачу момента, могут рассчитывать на поощрение.

Страх и коварство были написаны на лицах 70 человек. Кто среди них победит в схватке за благосклонность Хозяина, в схватке за собственную жизнь?

Ягода молча слушал. Многие глядели на него с ненавистью. Обстановку накаляли злобные взгляды прищуренных глаз, которые бросал на него Сталин. Вскоре зал обрушил на него водопад обвинений и вопросов. Почему он пригрел троцкистских гадов? Почему брал на службу предателей? Один оратор превосходил другого в бичевании политического трупа Ягоды. Все хотели быть услышанными Сталиным, чтобы убедить его в своей преданности.

Внезапно Ягода, храня ледяное спокойствие, повернул голову. Он тихо произнес несколько слов, как бы про себя: «Как жаль, что я не арестовал всех вас раньше, когда был у власти».

Это было все, что сказал Ягода. Ураган брани пронесся по залу. Семьдесят ревущих главарей партии прекрасно сознавали, что Ягода смог бы выбить из них признания, арестуй он их полгода назад. Но Ягода не менял выражения лица.

В зал ввели двух заключенных. Один из них был Николай Бухарин, бывший председатель Коминтерна. Другой — Алексей Рыков, преемник Ленина на посту главы Советского правительства. Плохо одетые, бледные и изнуренные, они заняли свои места среди холеных приверженцев Сталина, которые в замешательстве отодвинулись от них.

Сталин инсценировал это появление перед ЦК, чтобы доказать свое «демократичное» обращение с этими двумя великими личностями советской истории, основателями партии большевиков. Но теперь ЦК уже окончательно стал оружием Сталина. Бухарин встал, чтобы говорить. Срывающимся голосом он уверял своих товарищей, что никогда не принимал участия в каком-либо заговоре против Сталина или Советского правительства. Решительно отверг он само подозрение в таком поступке. Он рыдал, он просил. Было ясно, что он и Рыков надеялись зажечь искру прежнего товарищества в членах ЦК партии, созданию которой они способствовали. Но товарищи благоразумно молчали. Они предпочитали дождаться сталинского слова.

И Сталин заговорил, прерывая Бухарина.

— Так революционеры себя не защищают! — воскликнул он. — Вы должны доказать свою невиновность в тюремной камере.

Сборище разразилось дикими выкриками:

— Расстрелять его! Назад, в тюрьму его!

Сталина осыпали овациями, когда Бухарина и Рыкова уводили обратно в тюрьму.

Двое заключенных явно недооценили ситуацию. По мысли Сталина, здесь им предоставили возможность продемонстрировать свою лояльность по отношению к партии, признав свои прошлые ошибки и воздав хвалу ее руководству. Вместо этого они обратились через его голову к собранию, оправдываясь перед своими бывшими товарищами, которые превратились в марионеток Сталина.

Накануне первого процесса по делу Каменева — Зиновьева Сталин обнародовал декрет, восстанавливающий право главы Советского государства на помилование и смягчение наказания. Этот декрет был составлен для того, чтобы убедить 16 человек, которые должны были вот-вот сделать свои публичные признания, что их ожидает помилование, и все же в ходе расследования один за другим заключенные заявляли: «Не в моих правилах просить пощады; я не прошу смягчения наказания для меня; я не считаю возможным просить о снисхождении».

Ранним утром 24 августа 1936 года 16 человек были приговорены к расстрелу. Они немедленно подали прошение о помиловании. Вечером того же дня Советское правительство объявило, что оно «отклонило апелляцию о помиловании со стороны осужденных» и что «приговор приведен в исполнение». Было ли заключено соглашение между ними и Сталиным, которое он не выполнил? Более вероятно, что они ни на что не рассчитывали, но питали все же какую-то слабую надежду.

На втором показательном процессе по делу Радека — Пятакова — Сокольникова, который вскоре последовал за первым, Сталин действовал так, чтобы получить больше признаний, которых хватило бы на организацию большего числа процессов. Четверым из 17 обвиняемых этой группы были вынесены более мягкие приговоры. Двое из них были известными деятелями: Радек и Сокольников. Остальные двое были агентами ОГПУ, подготовленными в качестве «свидетелей» для дачи ложных показаний.

Между вторым и третьим процессами прошел целый год. В июне 1937 года восемь наиболее выдающихся генералов Красной Армии во главе с Тухачевским были осуждены без признаний якобы в результате закрытого расследования. 9 июля 1937 года в Тифлисе, столице Грузии — родины Сталина, после так называемого закрытого процесса были казнены семь выдающихся кавказских большевиков во главе с бывшим соратником Сталина по революционной борьбе Буду Мдивани. 19 декабря 1937 года восемь выдающихся большевистских деятелей, возглавляемых Енукидзе — наставником Сталина в молодости, занимавшим высокие посты в Советском правительстве на протяжении 18 лет, — были осуждены без признаний и казнены после третьего закрытого процесса.