Алан Брэдли - Копчёная селёдка без горчицы

• Название: Копчёная селёдка без горчицы
• Автор: Алан Брэдли
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-073922-6, 978-5-271-35378-9, 978-5-226-04356-7

В старинном английском поместье Букшоу обитают последние представители аристократического рода — эксцентричный полковник де Люс и три его дочери. Пока полковник лихорадочно ищет способы спасти семью от разорения, распродавая коллекцию марок и фамильное столовое серебро, две старшие доченьки, Офелия и Дафна, играют с младшей в инквизицию, но Флавии не до игр, юная сыщица занята очередным расследованием. Этого уже вполне достаточно, чтобы сойти с ума, но ко всему прочему на территории Букшоу совершают нападение на цыганку-гадалку, разбившую лагерь в лесу, а Флавия снова находит труп — на трезубце фонтана — кто-то, явно не лишенный цинизма и чувства юмора, повесил местного прохиндея Бруки Хейрвуда.

За расследование берется упертый инспектор Хьюитт, как обычно, недооценивая сыскные таланты вездесущей одиннадцатилетней крошки из Букшоу. Кто как не Флавия с ее настырностью, умом и неугомонным любопытством сумеет связать череду исчезновений, смертей, краж и похищений, случившихся в тишайшем Бишоп-Лейси за последние годы.

---

Выбираясь на берег, я налетела на подводный камень и ушибла носок. Я чуть не упала лицом в воду и удержалась только благодаря неуклюжему размахиванию руками. Корзина тоже сыграла роль противовеса, и я, запыхавшись, но не упав, добралась до берега.

Но постойте! Полотенце! Отпечатки моих грязных окровавленных рук по всему полотенцу!

Я рванулась обратно к фургону. Как я и полагала, на полотенце была пара замечательно четких отпечатков ладоней Флавии. Поразительное везение, подумала я.

Еще один поход к реке; еще один заход в холодную воду, где я терла и полоскала полотенце несколько раз, корча гримасы, когда на удивление яростно выжимала его. Только когда вода, стекавшая обратно в речку, стала идеально чистой в лунном свете, я вернулась на берег.

Вернув полотенце в целости и сохранности обратно на гвоздь, я начала нормально дышать. Даже если полиция сделает анализ хлопковых нитей, они не найдут ничего необычного. Я удовлетворенно фыркнула.

Посмотрите на меня, подумала я. Вот она я, веду себя как преступница. Наверняка полиция никогда не заподозрит меня в нападении на цыганку. Или заподозрит?

В конце концов, разве не меня последнюю видели в ее обществе? Наш отъезд с праздника так же бросался в глаза, как цирковой парад. И потом эта стычка в Канаве с миссис Булл, которая, как я подозревала, будет только счастлива сфабриковать улики против члена семьи де Люс.

Что там она сказала? «Ты из этих девиц де Люс из Букшоу. — В моих ушах до сих пор звучал ее грубый голос. — Я везде узнаю их холодные голубые глаза».

Резкие слова, однако. Какую обиду она могла затаить на нас?

Мои мысли прервал отдаленный звук — шум автомобиля, ударяющегося брюхом о каменную дорогу. За этим последовал механический скрежет, как будто понижали передачу.

Полиция!

Я соскочила на землю и побежала к мосту. Было достаточно времени — но впритык, — чтобы принять позу преданного высматривания. Я залезла на каменный парапет и устроилась так, будто позировала для статуи Венди из «Питера Пэна»: приняла важный вид, слегка подалась вперед, якобы в ожидании, прижала ладони к камню для опоры, обеспокоенно нахмурила брови. Надеюсь, я выгляжу не слишком подобострастно.

Как раз вовремя. Передние фары машины уже вспыхивали между деревьев слева от меня, и через несколько секунд синий «воксхолл» резко затормозил у моста.

Оказавшись в луче яркого света, я повернула лицо в их сторону, при этом подняв руку, чтобы прикрыть глаза от пронзительных безжалостных фар.

Я не могла не думать, как это выглядит со стороны инспектора.

Повисла нервирующая пауза, очень похожая на те, которые бывают после того, как выключают освещение зрительного зала, а оркестр еще не заиграл первые ноты увертюры.

Тяжело хлопнула дверь, и инспектор Хьюитт медленно вышел на свет фар.

— Флавия де Люс, — произнес он невыразительным сухим голосом: слишком невыразительным, чтобы можно было определить, он просто удивлен или недоволен, обнаружив, что я жду его на месте преступления.

— Доброе утро, инспектор, — сказала я. — Очень рада вас видеть.

Я отчасти надеялась, что он скажет что-нибудь приятное в ответ, но нет. Недавно я помогла ему в одном запутанном расследовании. По правилам ему следует пузыриться благодарностью, и где она?

Инспектор остановился на самой середине горбатого мостика.

— Ты оставила свои следы, — заметил он.

Я посмотрела туда же, куда он, и таки да: в низком свете фар «воксхолла», хотя следы доктора Дарби и колес его машины, немного поблекли, каждый мой шаг отпечатался четко на мокрой серебристой траве опушки, ведя прямо к дверям фургона.

— Мне надо было сходить по нужде, — сказала я. Классическая женская отговорка, и ни один мужчина никогда не подвергал ее сомнению.

— Ясно, — произнес инспектор и оставил эту тему.

Позже я быстро сбегаю пописать за фургон на всякий случай. Никто ничего не поймет.

Повисло молчание, мы оба ждали, полагаю, что скажет другой. Это словно игра: кто первый заговорит, тот дурак.

Им оказался инспектор Хьюитт.

— У тебя мурашки, — сказал он, внимательно глядя на меня. — Лучше иди сядь в машину.

Он уже перешел мостик, когда обернулся:

— В багажнике есть одеяло, — сказал он и скрылся в тени.

Я начала сердиться. Вот этот человек — человек в обычном деловом костюме, даже без значка полицейского — прогоняет меня с места преступления, которое я начала считать своим собственным. В конце концов, разве не я первая обнаружила это?

Марию Кюри тоже прогоняли после открытия полония? Или радия? Кто-то говорил ей: иди побегай?

Это просто нечестно.

Сцена преступления, конечно же, не сравнится с открытием расщепления атома, но инспектор мог бы по крайней мере сказать спасибо. В конце концов, разве нападение на цыганку произошло не на территории Букшоу, моего фамильного дома? Разве ее жизнь спасена не благодаря моей верховой экспедиции в ночи?

Наверняка я заслужила хотя бы кивок. Но нет…

— Иди садись в машину, — повторил инспектор Хьюитт, и тут, когда я с сосущим чувством обиды осознала, что закону неведомо значение слова «благодарность», мои пальцы медленно сжались в кулаки.

Хотя он был на месте всего ничего, я знала, что между нами все кончено. Если этот человек хочет сотрудничества с Флавией де Люс, ему придется чертовски потрудиться.

6

Вот наглец!

Я решила ничего ему не рассказывать.

На опушке, по ту сторону горбатого мостика, я видела, как его тень медленно двигается за занавешенным окном фургона. Я представляла, как он осторожно ступает между кровавыми пятнами на полу.

К моему удивлению, свет погас, и через несколько секунд инспектор подошел к мосту.

Он, кажется, удивился, увидев меня на том же месте, где оставил. Не говоря ни слова, он подошел к багажнику, достал шотландский плед и обернул его вокруг моих плеч.

Я сбросила ткань и протянула обратно ему. К моему удивлению, мои руки дрожали.

— Мне не холодно, спасибо, — ледяным голосом сказала я.

— Может, и не холодно, — сказал он, снова закутывая меня в плед, — но у тебя шок.

Шок? У меня никогда раньше не было шока. Это что-то новенькое.

Держа меня одной рукой за плечо и второй — за предплечье, инспектор Хьюитт подвел меня к машине и открыл дверь. Я упала на сиденье как камень и внезапно затряслась как лист.

— Лучше отвезти тебя домой, — сказал он, забираясь на водительское сиденье и включая зажигание. Когда поток горячего воздуха из печки окутал меня, я, кажется, удивилась, как он мог согреться так быстро. Наверное, это особая модель, изготавливаемая исключительно для полиции… что-то, специально сделанное, чтобы вводить в ступор. Может быть…

И я ничего больше не помнила, пока мы не затормозили перед главным входом в Букшоу. Я не могла припомнить, как меня везли по Канаве, затем вдоль центральной улицы, мимо Святого Танкреда. Но мы здесь, значит, мы проехали все это.

Доггер, как ни странно, был в дверях — как будто провел на ногах всю ночь. С преждевременно поседевшими волосами, освещенными сзади огнями из вестибюля, он казался мне суровым святым Петром у жемчужных врат,[15] приветствующим меня.

— Я бы могла дойти пешком, — сказала я инспектору. — Здесь не больше полумили.

— Конечно, могла, — ответил инспектор Хьюитт. — Но эта поездка — за счет его величества.

Он меня дразнит? Дважды за последнее время инспектор подвозил меня домой и в каждом случае давал понять, что, когда дело касается расхода бензина, казна короля не бездонная.

— Вы уверены? — спросила я, странно одурманенная.

— Прямо из его личного кошелька для мелочи.

Как будто во сне, я обнаружила, что тяжело тащусь вверх по ступенькам к входной двери. Когда я добралась до верха, Доггер засуетился, поправляя плед вокруг моих плеч.

— Идите в кровать, мисс Флавия. Я сейчас приду с горячим питьем.

Утомленно поднимаясь по витой лестнице, я услышала, как Доггер и инспектор обменялись парой слов, но не смогла ничего расслышать.

Наверху, в восточном крыле, я вошла в спальню и, даже не сняв шотландский плед его величества, упала лицом вниз на постель.

Я рассматривала чашку с какао на прикроватном столике.

Когда я сосредоточила взгляд на густой коричневой пенке, образовавшейся на поверхности, словно лед на грязном пруду, во рту появился неприятный привкус, и желудок перевернулся. Не так много вещей на свете я терпеть не могу, но пенка на молоке — главнейшая из них. Ненавижу ее страстно.

Даже мысль о чудесном химическом изменении, формирующем эту гадость, — молочные белки вспениваются и разрываются на части жаром от кипячения и снова собираются по мере остывания в желеобразную пенку — недостаточна для того, чтобы меня утешить.