Димитр Пеев - Зарубежный детектив

• Название: Зарубежный детектив
• Автор: Димитр Пеев
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детектив
• Год: 1976

В сборник вошли произведения писателей социалистических стран. Д. Пеев из Болгарии рассказывает о разоблачении группы контрабандистов. Повесть Б. Мага посвящена многолетнему расследованию убийства венгерской патриотки в годы войны. Польская писательница Б. Навроцкая исследует вопрос о том, каким несправедливым может оказаться приговор, вынесенный человеком, а не государственными органами, хотя бы человек и действовал на основании кажущихся неопровержимыми улик. Румын Дж. Тимку повествует о раскрытии преступления, совершенного как будто бы без причин, причем и подозревать в нем некого. Й. Несвадба обратился к истории чешского рабочего движения.

---

Он сидел на кухне, когда в дверях появилась заплаканная, безобразная Беба.

— Зачем пожаловала? — угрюмо поинтересовался Коста.

— Хочу наконец, чтобы ты перестал быть бабой и улиткой. Чего препираться понапрасну? Не обижайся. Я разозлилась и наболтала тебе чепухи. Да и как мне не злиться, посуди сам. А я на тебя не в обиде.

— Вон как ты запела, — сказал отрывисто Даргов, но что-то изменилось в его голосе.

— У таможенника есть цианистый калий. Я говорю про Средкова.

— Откуда узнала? — спросил Даргов. — Кто тебе сказал?

— Жорж. Он все о нем выведал, прежде чем заарканить. Оказывается, какой-то иностранец пытался провезти яд контрабандой. Средков его и накрыл. В протоколе значилось 395 граммов, а иностранец-раззява вез ровно полкило. Значит, сто с лишним граммов — тю-тю, исчезли. Дело прикрыли, но сейчас самый раз вспомнить... Тебе все ясно?

5

Любомир Смилов застал своего начальника вышагивающим по кабинету.

— Товарищ подполковник, анонимка! — выпалил Смилов и жестом фокусника извлек из рукава конверт.

— Когда я был молодым, как ты, анонимные поэтессы меня тоже одаривали посланиями, — улыбнулся Геренский. — Поэма? Баллада? Сонет?

— Поэма в прозе. — Смилов положил письмо на стол, взял пинцет, достал из конверта маленький листок. На нем зеленой шариковой ручкой были нацарапаны неуклюжие печатные буквы:

«При Дарговой находится цианистый калий. Украла его, когда работала на базе аптечного управления. В 1965 году. Никто не знает. Она прячет его в дверце своей машины».

— Отпечатки? — спросил Геренский.

— Проверили. Отпечатков нет.

— Значит, писака не настолько глуп, каким хочет показаться! Что еще установлено?

— Написано левой рукой, но писал не левша. Предложения построены правильно, однако ни один образованный человек никогда не напишет «при Дарговой находится яд». Фраза «никто не знает» не блещет логикой, сам-то аноним о яде знает, верно? Зато отсутствие отпечатков вполне логично. Кстати, на конверте их тоже нет.

— Кто же, по-твоему, этот сочинитель?

— Кто-нибудь из их компании. Подделывается под Жилкова. Из этой удалой компании только интеллектуальный колосс Жилков мог бы писать так занятно. Кому-то из них выгодно утопить Бебу Даргову. Случай, как говорят наши литературные критики, типичный для их социальной среды.

— Как насчет аптечного управления?

— Действительно, Даргова когда-то работала на центральной базе. Но по цианистому калию не только на базе — во всем министерстве комар носу не подточит. Мы убедились: у них с этим делом строго.

— А машина Дарговой?

— Без вашего разрешения?

— Хм. Да-а. Торопиться не следует. Ничего удивительного, если Даргова сама о себе и написала...

— Все возможно, товарищ подполковник, — тихо ответил Смилов.

6

Зинаида Даракчиева была дома одна. Не тратя время на дипломатические тонкости, она с тревогой спросила Косту:

— Что-нибудь серьезное?

— Я вижу, нашу компашку немного потрясли, — отвечал Даргов и разразился неестественным смехом. — И все мыши по своим норкам юрк! А я одного не пойму: зачем милиция вообще тратит силы, разыскивая убийцу такого человека, как Георгий? Будь они чуть поумней, взяли бы и публично объявили о вознаграждении отравителя.

— Предпочитаю, чтобы ты не разглагольствовал на сей счет, — сказала она сухо. — Все-таки Георгий был моим мужем, к тому же его нет в живых.

Даргов испытующе уставил на нее свои маленькие мышиные глазки. В них сквозила такая насмешка, что хозяйка почему-то смутилась и отвела взгляд.

— Ладно, ладно, — махнул он рукой. — Не разыгрывай убитую горем вдову. Знаешь, это тебе не идет. Слишком давно я тебя знаю, Зина... Лучше скажи: тебя в милицию вызывали? Допрашивали? Понимаю. А когда в последний раз?

— Вчера. После обеда. Подполковник Геренский. Спокойный, даже немного нудный, но, будь уверен, видывал виды. Кое-кто из нас горько пожалеет, что вынужден был беседовать с подполковником Геренским.

— Кто-нибудь пожале-е-ет, — протянул Даргов. — Только не из нас, а из вас. Я тут сбоку припека. Потому что не все развлекались прошлый раз на дачке. Мужа Бебы забыли позвать, и ты знаешь об этом лучше других. Запамятовали. Да-с.

— Ты сам явился, без приглашения. И еще с обеда шлялся возле дачи. И милиция это знает, учти!

Даргов хрипло рассмеялся.

— Чего мне учитывать? Я сам им все сказал. Хотел, говорю, узнать: чего это нас раньше в гости с женой приглашали, а тут одну жену. Я, говорю, ревнив, есть, говорю, такой грех, ну и не совладал с сердцем, отпросился после обеда с работы — и в Драгалевцы.

— После обеда, говоришь? А почему следователю нельзя предположить, что ты еще до приезда всех проник на дачу и всыпал яд в чашу Георгия?

— Правдоподобно. Но пусть это докажут! — отвечал он, продолжая смотреть на вдову с усмешкой. — Пусть докажут!.. Слушай, Зина, все достаточно просто. Каждый из нас, подследственных, как выражаются эти товарищи из милиции, в своих показаниях обязательно что-то скрыл. Я тоже не исключение. Да, да, ты правильно меня поняла — я тоже скрыл одну вещь. А именно: я абсолютно точно знаю, кто отравил.

— Кто? — В ее голосе смешались любопытство, недоверие, удивление. — Извини, ревнивец Коста, но ты, кажется, зарапортовался.

— К чему высокопарные извинения, Зина? Я не зря торчал возле дачи. И многое увидел еще до того, как оттуда увезли твоего отравленного мужа.

— Допустим, ты все знаешь. Почему же не признался в милиции?

— Причин много, но я назову только две. Во-первых, я рад смерти Георгия. Не смотри на меня так, Зина, я действительно радуюсь. Никогда я не мирился со своими рогами, а в последние два-три года они очень потяжелели. Да, тот, кто угостил ядом Георгия Даракчиева, совершил истинное благодеяние для меня, рогоносца Даргова. Низкий ему поклон. Это, так сказать, первая причина. А вот и вторая. Факт, что я единственный — если не считать убийцу — знаю правду о смерти Даракчиева, дает мне в руки огромную мощь, Зина. И я оказался бы последним дураком, бросив свое могущество на ветер.

— Выражайся яснее, Коста.

— Все яснее ясного. Давай подумаем вместе: какое Георгий оставил наследство? Ковры? Хрусталь? Золотые побрякушки, дачу, машины? Все это мишура. Главное наследство — консорциум! А что такое консорциум, Зина? Фабрика по производству денег, вот что. И теперь она станет моей. Потому что я знаю, кто убийца.

— Твоей так твоей. Я не против, — сказала вдова спокойно. — Только мне на твои проекты золотые в общем-то начихать...

— Глубоко ошибаешься. Именно ты поможешь мне их осуществить и будешь достойно вознаграждена. А коли заартачишься — пеняй на себя.

Зазвонил телефон.

— Да, — сказала вдова в трубку. — Это я... Что-о-о? Хорошо, хорошо. Милости прошу. Сейчас открою. — Трубка была осторожно водворена на место, после чего Даракчиева округлила глаза и сказала замогильным шепотом:

— Подполковник Геренский! Он звонил снизу...

7

— Вы забыли представить меня товарищу Даргову, — сказал подполковник и сам подал руку Косте. — Моя фамилия Геренский. А ведь вы муж Богданы Дарговой, я не ошибаюсь?.. Хорошо, что не забываете вдову в ее неутешном горе.

Коста, как сквозь сон смутно различавший слова подполковника, сжался в старинном кресле. Глядя на этого рослого смуглолицего представителя законности и порядка, Даргов с ужасом думал, не слишком ли много лишнего брякнул он «неутешной» вдове. Ведь если у нее в квартире такие вот рослые и смуглые мужчины установили, к примеру, микрофоны, притом установили незаметно, тайно, скрытно, тогда, стало быть, все может сложиться нехорошо, ой как нехорошо.

— Да, мы как раз говорили о смерти моего мужа, — вздохнула Даракчиева. — Понимаю, это вас не удивляет. Ведь насильственная смерть потрясает людей сильнее, чем обычная. К тому же и Коста как бы в известной степени потерпевший: он был одним из близких друзей Георгия.

— Вы действительно были близким другом покойного? — спросил Геренский.

Коста Даргов, частично вернувший самообладание, ответил:

— Мало сказать — другом. Другом, притом интимным, была покойному и моя жена. Добрым, хорошим другом. Посредством своей жены я являлся ему в какой-то степени родственником... — Коста захихикал.

«Да ты король цинизма, — думал Геренский, удивленно разглядывая острослова. — К чему такое афиширование подробностей?»

— А с Зиной Даракчиевой мы старые приятели, — продолжал Даргов. — Следуя моей логике, вы можете подумать так: связь Даракчиева с моей женой породила естественный союз между нами, обманутыми супругами. И ошибетесь. Мы просто приятели.

Вдова, поставленная в неловкое положение, вынуждена была пояснить:

— Мы знали, что находимся приблизительно в одинаковом положении. Но наша дружба совершенно обычна, заурядна, независима от нашей общей, притом печальной судьбы. И он и я знали буквально о каждой оргии этих подонков, а поделать ничего не могли.