Валерий Белоусов - Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.

• Название: Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.
• Автор: Валерий Белоусов
• Жанр: Альтернативная история

История времен «незнаменитой» войны глазами её участников.

---

В избу вбежал фенрик, что-то прошептал расстроенному подполковнику… Талвела посветлел лицом:

— Юсси, не желаешь ли увидеть своего старого знакомого?

Я, умывавший в этот момент с лица кровь (содран клок волос, ранение в целом пустяковое, но со стороны выглядит ужасающе) только проворчал:

— Очень старого? Это художника нашего, что ли?

— Э, нет… сам смотри!

И в горницу впихнули комдива Kotov…

— Вы не смеете! Я генерал… я имею важнейшие сведения военно-политического характера для высших чинов финской армии! — предсмертно верещал красный полководец.

— Не нужны нам твои сведения…, — устало усмехнулся Талвела. — Смотри, Юсси, смотри, как его корчит…

И слегка пихнул комдива открытой ладонью. Тот сел на пол у печки. Полы его барского полушубка распахнулись, и стало видно, как на его роскошных генеральских галифе растет мокрое пятно…

— Вы… ме-еня…, — заблеял Kotov.

— Разумеется, отпустим! — ласково кивнул головой подполковник. — Нам такие, как ты, очень нужны! Ни один такого враг не сделает, как сделал ты… Так что мы теперь тебя напоим чайком, накормим и отвезем на саночках прямо к красным! Служи дальше, поднимайся все выше! Дави, предавай, иди по трупам! Чем выше поднимешься, тем больше русским причинишь вреда.

Повеселевший Котов встал, по-хозяйски уселся на табурет у печки:

— Ну да! Не смеете меня, Котова, обидеть, да? Духу не хватает, а? Во так-то. А Котов вас всех в бараний рог… Что на меня смотришь, Русских? Думаешь, я тебя, беляк, не узнал? Надо было тебя тогда расстрелять, когда ты отказался жидовку с её жиденятами рубать… Надо.

Котова мы переодели в сухое, накормили, напоили чаем… И отвезли к ближайшему посту красных. В полной готовности к новым подвигам и свершениям.

(Трибунал 9-той Армии провел расследование, в рамках которого были опрошены все командиры и политработники, вышедшие из окружения. Все опрошенные в один голос назвали причиной поражения дивизии распыление сил и большие обозы на единственной дороге, которые надо было охранять. Трибунал признал виновным командира дивизии в потере управления и личной трусости, выразившейся в том, что он покинул вверенные ему части. Приговор был приведен в исполнение на льду озера, перед строем выживших бойцов. Прим. Редактора.)

Перехваченная радиограмма красных, повторенная несколько раз открытым текстом:

«Мы погибаем. Прощай, Родина»

Запись почерком Юсси:

… Я заглянул в изломанный заберег лесного озера, и там, среди битого, неровно смерзшегося льда, я увидел его… Того самого русского, который дважды меня пощадил.

— Что ты тут сидишь? — спросил его я.

— Да так, — ответил он. — Хотел было зачем-то на берег вылезти, а не могу…

Я спустился пониже, к самой воде… И увидел, что его ноги вмерзли в лед. Я выхватил лопатку, начал было обрубать льдины вокруг его белеющих ног…

— Смотри, у меня и руки такие же! — со смехом сказал мне русский, зубами сдернул с руки трехпалую перчатку с вышитым на ней голубоглазым котенком и показал мне белую, как снег, кисть. — Ничего не чувствую!

Я повернулся к нему спиной и стал, скользя и оступаясь, подниматься на берег… Он меня два раза пощадил. Долг платежом красен…

— Постой! — сказал русский. — Возьми свою полевую сумку, она мне не нужна…

Я вернулся, вытащил из под его, ледяно — жесткого, тела свою сумку, да уж заодно взял и его, окровавленную и изорванную осколками…Ему она уже тоже ни к чему.

… Русский на моё возвращение уже не реагировал, он явно впал в забытье, невнятно о чем-то говоря с видимыми только ему собеседниками…

Когда, поднявшись на берег озера (странно, зачем русские на нем весь лед изломали?) я в последний раз зачем-то оглянулся, мне показалось, что рядом с ним стоят несколько призрачных фигур. И с укоризной смотрят мне вслед.

… Мы победили, Пааво! — гордо и радостно сказал я подполковнику.

— Нет, Юсси, мы проиграли…, — горько ответил мне Талвела.

— Как так? — не понял его я.

— Да вот так… Чего мы добились? Да, мы сокрушили здесь одну красную дивизию.[91] Одержав ценой немыслимых для нас жертв поистине Пиррову победу. Так их, этих дивизий, у русских осталось ещё мно-о-ого… Более ста восьмидесяти! (Вообще-то, их оказалось несколько больше. Четыреста тринадцать, после мобилизации. Прим. Редактора) А во-вторых, все равно это было уже бессмысленно…

— Почему?

— Потому что красные прорвали нашу оборону на Карельском, взяли Виипури, обойдя наши войска по льду, и теперь бои идут в предместьях Хельсинки! Вернее, шли. Так как ещё вчера Барон подписал перемирие…Принял полностью все русские условия. Так что поздравляю тебя, Юсси! Сейчас мы с тобою уже в Совдепии!

— Как это подписал?! А наши могучие союзники, англичане, французы?!

— Им сейчас не до нас. Русские и немцы прорвали линию Мажино в Арденнах… И скоро Молотов и Геринг будут принимать совместный парад в Париже, на Елисейских полях, я так думаю.

— Так что, ты…

— Да, я знал. И то, что мы с красными уже десять часов как не воюем, и то…

Я не дослушал подполковника. Изо всех сил я бежал к дороге, потому что ведь надо же было закончить это безумие!

… Микки Отрывайнен не торопясь ходил по дороге, и с противным хрустом проламывал лежачим, беспомощным русским черепа специально вырезанной из карельской березы свилеватой дубиной.

Увидев меня, он радостно помахал мне рукой, подошел к еще одному раненому… Взрыв.

Когда я подбежал, Микки, волоча свою оторванную, висящую на каких-то красных нитках ногу, и оставляя за собой красно-лаковый яркий след, на локтях отползал от безголового трупа русского самоубийцы, с которого взрывом гранаты сорвало верхнюю одежду. На впалой, мальчишечьей груди красного солдата было неумело наколото «Бля!», почему-то по латыни…

— А, господин капитан! — увидев меня, обрадовался фельдфебель. — Вы знаете, тут мне нежданно-негаданно посылку из деревни прислали! А я её даже и не распаковал… Вы её назад не отсылайте, ешьте лучше сами…

Вздохнул и помер.

А по дороге, высоко вскидывая тощие ноги, бежал юный фенрик, испуганно на бегу бормоча:

— Талвела застрелился… Талвела застрелился… зачем он застрелился?

Из Сводки Ставки Главного Командования РККА:

«На Суомо-Салминском направлении в течении последних суток происходили бои местного значения.»

Эпилог.

Ну, вот и все об этих людях. Которые жили.

Мой хороший знакомый, Юсси Суомолайнен, после окончания нашей совместной работы уехал в те места, о которых он писал в своей рукописи.

Его нашли возле серого гранитного камня, на котором по — русски было выцарапано, как видно, штыком: «Здесь стояли насмерть бойцы Тимошков, Данченков, Старостенков, Жданов и…»[92] далее, ничего.

Вот интересно, в тоталитарном СССР число самоубийств на сто тысяч человек забитого, бесправного населения — 11, а у нас, в свободной и счастливой демократической стране — 163.

Это потому, что у нас очень ценят свободу выбора.

Вот и Юсси сделал свой окончательный выбор.

Думаю, что я, когда закончу редактировать наш с ним совместный труд, тоже…

Далее идут только белые листы.

Постскриптум.

А мне приснился сон,
Что Пушкин был спасён
Сергеем Соболевским…
Его любимый друг
С достоинством и блеском
Дуэль расстроил вдруг.
Дуэль не состоялась!

— Владимир Иванович, что с вами?! — участливый голос моей любимицы, Наташи Гамовой, был громок и тревожен.

Я с трудом оторвал голову от крашенной зеленой казенной краской учительской кафедры. Господи, что это я? Уснул, что ли? Ужас какой! Я почувствовал, как щеки полыхнули стыдом… Да ведь и сон-то какой был препоганый! Приснился мне заснеженный лес, алая кровь на затоптанном снегу, страдания и смерть… Нет, вчерашняя пятая бутылка шустовского коньяку была точно, лишней…

Но терять самообладание учителю никак нельзя! И поэтому, скрыв смущение за притворным кашлем, сквозь грязноватый фуляровый синий платочек я только и произнес:

— Ничего, ничего, девочки…не беспокойтесь! Это ничего, это…я сейчас, извините…

Наташа, низко опустив голову, так, что её соломенного цвета волосы упали мне на плечи почти шепотом тем не менее заботливо переспросила:

— Вам что, плохо? Может, гимназического врача позвать?

Вот ведь мочалка настырная, а?

— Нет, девочки, со мной все в порядке, это я на секундочку…

— Ничего себе секундочка! — возмущенно зашипел мой любимый шестой[93] «Б» — Вы уже четверть часа так сидите!

— Неужели четверть? — ужаснулся я. — Так что же вы…

— А мы вам мешать не хотели!

М-да. Гуманистки вы мои разнузданные…В мужской гимназии мои лоботрясы уж давно бы на цыпочках прокрались мимо учительского места в рекреацию и там ходили бы на своих пустых головах. А тут — глядите-ка, смирно себе сидят, как фроси путевые…