Валерий Белоусов - Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.

• Название: Бином Ньютона, или Красные и Белые. Ленинградская сага.
• Автор: Валерий Белоусов
• Жанр: Альтернативная история

История времен «незнаменитой» войны глазами её участников.

---

Кстати, там еще на мостовой действительно одиноко лежала чуть только с боку поцарапанная новенькая и, что важно, бесхозная пишущая машинка известнейшей, с 1908 года, компании Olivetti… Но я, повздыхав, всё же её брать не стал. Во-первых, тяжело с собой таскать, а потом — я все рано на машинке печатать не умею! Так что привычно задушив свою жабу, пока она меня не задушила, я наконец погрузился в поезд и скромно присел в проходе…

Для поездки в куппэ у меня еще пиписька не выросла, то есть звездочек маловато. А в бесплацкартный вагон я и сам не захотел: курят там! А у меня после ДОТа что-то с легкими стало… короче, после того, как поперхаю, словно овца — на платке всегда кровь.

Ну, вот наконец… Тихо, даже не дав на прощанье гудка, наш поезд плавно тронулся…

По вагону с грацией бегемота трусцой забегал солидный, с двумя подбородками проводник в роскошном черном мундире, похожий на парагвайского адмирала, проверяя, все ли окна в целях светомаскировки плотно зашторены.

Жалко, значит, в окошко не поглядишь.

В полуоткрытую дверь куппэ я мог видеть накрытый белейшей салфеткой столик. на котором стояла нарядная бутылка «Kostenkorva» и, для полировки водочного удовольствия, пара бутылочек пива «Lapin Kulta»… В качестве закуски присутствовали запеченный окорок и восхитительно пахнущие красной рыбкой калекукко.

— Отодвиньтесь, сударь! — пробасил надо мною проводник. В его руках был закрытый судок из вагона-ресторана. Когда судок поставили на столик и открыли крышку, меня чуть не затошнило от голода… Ах, сосиски на гриле! Какой аромат… Да с отварной в молоке картошечкой… Увы. Я чужой на этом празднике жизни.

Отвернувшись лицом к вагонной стене, за которой мерно, усыпляюще грохотали колеса на рельсовых стыках, я невольно стал прислушиваться к разговору в куппэ…

Красивенький, молоденький, чистенький, точно из игрушечного магазина капитан со штабным аксельбантом на груди (тоже капитан! вернее, «тоже капитан»— это как раз я! а ему МОЖНО…) солидно вещал:

— Основной наш план VK1, то есть «Сосредоточение России № 1» был разработан в 1923 году. По данному плану предполагалось нам начать только тогда, когда против русских вели бы боевые действия западные страны на всем протяжении их границ.

— Какие страны? — спросил невидимый мне собеседник.

— Хотелось бы, конечно, чтобы это была Германия! Но возможно, мы начали бы, если в поход выступили бы Польша, Эстония, Латвия, Литва, Румыния, при поддержке Англии и Франции. Правда, в этом случае пришлось бы подождать, пока русские как следует не увязнут в той же Польше… Удар наш предполагался на Севере. Первый фронт должен был действовать севернее Ладоги, чтобы из района Суоярви выйти на линию Тулокса — Сямозеро. Второй фронт — удар из Кухмо на Реболу и далее на Ругозеро, а от Суомоссалми на Вокнаволок, с задачей прорваться в Восточную Карелию и перерезать Кировскую железную дорогу. На Перешейке мы должны были продвинуться вплоть до платформы Лесная…

— Но ведь это же в черте Петрограда?

— А что такое этот Петроград? Исконная финнская земля…

— Вы что, серьезно… так полагаете?! М-да… Ну, ладно. Допустим на секунду, что я тогда полжизни действительно прожил именно что в родной Финляндии! Хотя, если честно, то я, как и наш Барон, этнический швед с Васильевского острова. Какая она мне, страна Суоми, родная… А что, более реального плана — например, отражения русской агрессии, Генштаб, получается… вообще не разрабатывал?

— А зачем?! Во-первых, зачем русским, которые сами в 1918 году предоставили нам полную независимость, хотя наш Сейм просил всего лишь чуть более полной автономии, нас завоевывать? А во-вторых, составление планов войны, исходя из идеи стратегической обороны есть составление плана быстрого и сокрушительного поражения.

— Обоснуйте? — заинтересованно спросил невидимый мне резонер.

— Слушаюсь, господин подполковник! («Ого, целый подпол! — подумал я. — Хорошо, что хоть не генерал.») Тут два аспекта. Первый, стратегический: отдавая инициативу в руки противника, мы вынуждены были бы относительно равномерно распределить свои войска по всем угрожаемым участкам. Напротив, неприятель мог сосредоточить в месте генерального наступления свои войска, создавая кратное превосходство сил и огневых средств, то есть используя эффект «сапожного шила». Ну, шило нажимает не очень-то и сильно, но на очень узком участке… И где будет этот участок, мы не знаем. Во время Великой войны такие прорывы парировались переброской резервов с не атакованных рубежей, но у нас мотомехвойск, по бедности нашей…увы. И второй, психологический: в отличие от русского солдата, коллективиста по натуре, который проявляет свои самые лучшие боевые качества именно в обороне, поддерживая и ободряя своего товарища, наш финский солдат в массе своей редкий индивидуалист. Ему по душе маневренная, гибкая война — налетел, укусил, убежал, попарился в сауне, пообедал, водочки выпил… И снова в бой. К непрерывному же длительному напряжению, например, нахождению под вражеским огнем, наш финский солдат вообще не способен…

— Господин подполковник, разрешите обратиться к господину капитану? — с грохотом распахнув дверь куппэ и по-уставному держа ладонь у виска, вежливо, четко, но очень непреклонно сказал я. «Выгонит? А вот я, Helvetti! — возьму и не уйду! Пока этому лощеному штабному kyrvänimijä кое-что не выскажу!»

— Разумеется, господин капитан, обращайтесь! — сидевший в уголке мягкого дивана мужчина примерно моих лет иронически покачивал носком начищенного сапога, закинув одну ногу на другую и скрестив на своей груди узкие, но сильные аристократические руки.

Мордатенькй, с рыхлым и круглым бабьим лицом, похожим на не пропеченный блин, капитанчик с испугом уставился на меня своими рыбьими глазками.

«Что это он так испугался? — подумал я. — Боится, что я у него сосиску отниму?»

— Господин капитан, не имею чести знать вас… но, разрешите спросить: вы сами-то на фронте были?

— Какое это имеет значение? — брезгливо, через губу, бросил мне штабной, как копейку одноногому ветерану.

— Отвечайте господину капитану! — голос подполковника был тих и ровен, но хлестнул, точно раскаленный добела стальной хлыст. Даже меня пробрало…

— Да… то есть…э… нет… не совсем… э… я кинохронику смотрел! Две тысячи метров! — бледнея и краснея пятнами одновременно, заблеял капитанчик.

— Это хорошо вас характеризует. Отсмотреть такое количество кинохроники — это же надо иметь чугунную жо… волю., — с ледяной иронией усмехнулся подполковник.

— Но раз вы на фронте сами не были, то позвольте вам доложить., — со жгучей, спокойной ненавистью начал говорить я. — У меня возле моего ДОТа стояла пушка «Бофорс». И вот, сижу я, кофе попиваю, и вдруг залетает наблюдатель, волосы дыбом, глаза бешеные: «Русские танки идут!» И точно, за речкой на наши надолбы идут два трехбашенных «каменных дома» и два «детеныша»… Встали у берега, и давай по ДОТу шарашить. Я наводчику кричу: «Давай стреляй!», а он знай себе в прицел смотрит и штурвальчики крутит… Двадцать метров осталось… Бах! Прямо в башню. Второй «каменный дом» взял нас на прицел и поливает из пулеметов… Бах! и гусеница складывается в аккуратную стопку… Народ русские танкисты был отборный и очень храбрый. Никто не вылез с поднятыми руками. Когда мы пошли потом посмотреть поближе сгоревшие машины, то все люки были закрыты.

Увидев, что мы жжем их танки, русская артиллерия начала обстрел нашей огневой позиции. По нас били фугасными шестидюймовыми, били осколочными, поменьше, били шрапнелью… Нам бы надо было поменять позицию, но куда? Мне и сейчас кажется, что не было разницы, укрылись бы мы в бункере или остались снаружи, столь сильный был огонь. Отдельных разрывов было не различить и уж во всяком случае не сосчитать. Я вообще не слышал собственного голоса, приходилось кричать ребятам в уши и показывать цели знаками… А потом малокалиберная автоматическая пушка вела по нам огонь очередями. И хорошо стреляла, пока русских не накрыли наши минометчики; один снаряд пролетел так близко, что меня просто швырнуло на землю горячим давлением воздуха… Рты и ноздри нам разъедала пыль и от удушливого смрада разрывов выворачивало наизнанку. Просто чудо Господне, что расчет прожил почти целый день! Все парни были из Миккели… За один миг целая деревня лишилась всех своих мужиков!

— Вам-то как удалось уцелеть? — тихо спросил меня подполковник.

— Виноват! Вызвали меня в ДОТ к телефону… а когда вернулся, ребята лежали вокруг орудия, как разбросанные оловянные солдатики… даже крови не очень было много… Второй расчет собирал уж с бору по сосенке, и они оказались, увы, не такие стойкие…Так что, позвольте вас поздравить, господин капитан! — подло соврамши… Финский солдат под огнем не робеет, он и в обороне смел, вынослив и отважен.