Анатолий Маркуша - Нет

• Название: Нет
• Автор: Анатолий Маркуша
• Издательство: "Молодая гвардия"
• Жанр: О войне
• Год: 1971

Роман «Нет» очень точно показывает жизнь летчиков-испытателей, их радости и печали, победы и неудачи, их взаимоотношения и отношения с конструкторами. Короче говоря, роман интересно и правдиво передает ту атмосферу, в которой живут летчики-испытатели.

---

— Есть разговор, что через несколько дней будет готов прототип с велосипедным шасси. Бокун назначен на облет. А пока больше: на бильярде играет. Собирается к вам. Говорил, как дорога подсохнет, поедет на машине…

— Скажи Бокуну, раз поедет, пусть привезет две-три коробки конфет. Только дорогих. Шикарных. Сам он плохо по этой части соображает, так пусть попросит Люду, жену Орлова, пусть объяснит — для Хабарова. Люда точно сработает, я на нее надеюсь. Чего смотришь? Праздник скоро — для девочек конфеты: Тамаре, Клавдии Георгиевне… — Подумал, сказал: — И еще пусть Болдин… ты Болдина знаешь?

— Бортинженера? Акимыча? Конечно! Мировой дед.

— Так вот, пусть Болдин раздобудет самолетную модельку на подставке-пепельнице. Только новую! Для главврача. И тоже пришлет с Бокуном.

— Виктор, Михайлович, так, может, я сюда раньше Бокуна еще попаду?

— Тогда привези ты. Деньги на конфеты есть? Мне дорогие нужны.

— Найдем.

Вошла Тамара, недовольно покосилась на Блыша.

Хабаров и Блыш поговорили еще немного. Из слов Блыша нетрудно было понять, что дела у них в Центре идут нормально, все ребята живут дружно, в летной комнате начались споры, как покажет себя велосипедное шасси на первых полетах, и еще, что генерал Бородин, вероятно, решит совмещать обучение молодых испытателей с постоянной практикой прежде всего на больших машинах, вторыми пилотами…

Неожиданно в разговор вмешалась Тамара. Обращаясь к Блышу, но никак не называя его, сказала сухо:

— Мне кажется, вам пора. Сурен Тигранович разрешил десять минут, а прошло уже полчаса.

— Ох, какая ты, сестричка, строгая, — подмигнул Блыш, — это ты Мишку Агаянца пугнула? Человек до сих пор заикается…

— Меня зовут Тамара Ивановна, может быть, это вам пригодится в будущем, а пока — будьте здоровы, всего хорошего!

Блыш торопливо распрощался и ушел явно растерянный. Хабаров не вмешался в словесную перепалку, лежал посмеивался, а когда дверь за Блышом закрылась, сказал:

— Зря ты так строго, Тамарочка.

— А что он вас расстраивает? Думаете, не вижу? Прилетел… Расхвастался… Мы… у нас… летаем… Подумаешь, какой Чкалов нашелся…

— Молодой, не все еще понимает.

— А я, по-вашему, старая, да? Я понимаю, он не понимает?

— У тебя же специальность другая. Твоя должность нежная.

— Нежная! Вот как вколю сейчас витамин, узнаете, какая у меня должность. Прилетают тут всякие тоску наводить. Скажу Сурену Тиграновичу, чтобы больше никого не пускал…

— Ладно. Лучше шепни по секрету: мать в город собирается или не собирается?

— Не знаю. Слышала, Клавдия Георгиевна говорила ей: «Поезжайте, мы тут и без вас вполне управимся», а Анна Мироновна вроде сомневается. Тревожится.

— Ну что с ней делать, Тамарочка? Книжки мне нужны. Пропадаю без книжек: пишу, пишу, а все не то получается. Нет шампура. Знаешь, что такое шампур? Железяка прямая, жесткая… На ней шашлык готовят, А без шампура какой шашлык? Так — мясо. Разрозненные кусочки.

— И чего вы какой беспокойный с этими записками сделались? Куда спешите? Отдыхали бы. Бюллетень и так оплатят. Скучно — художественную литературу почитайте. У нас в поселке библиотека хорошая, скажите, чего принести, я принесу.

— Бюллетень оплатят — это верно, но есть на свете вещи и поважнее денег. Или, по-твоему, нет?

— Есть. Почему нет?

— Признаешь. А что поважней?

— Любовь.

— Любовь? Может быть… может быть… А работа?

— Это, я думаю, смотря какая.

— Работ на свете бывает всего две: полезная и бесполезная.

Тамара показала пальцем на хабаровские листочки, сложенные в аккуратную стопку, и спросила:

— Эта полезная?

— Стараюсь, — сказал Виктор Михайлович. — Тем более что другую я сейчас все равно делать не могу.

Он писал: «Человек открывается, как земля из-под снега, — протаиванием, частями: более выпуклое выходит на свет раньше, низинное — позже. Помнить об этом постоянно. Особенно готовя молодых испытателей. Первые успехи часто оказываются вреднее первых неудач, особенно если даются слишком легко. Осторожность, внимательность и сомнение — главные составляющие правильного подхода к делу».

И на другом листке: «Однолинейного прогресса только вперед, только вверх практически не бывает. Прогресс как дыхание: вдох — выдох и снова вдох — выдох. Если опытная машина на первых полетах балует послушанием и миролюбием, бойся ее! Будь настороже и старайся предвидеть, с какой стороны последует удар».

На третьем листке: «Теперь уже никого не надо убеждать, что летчику-испытателю необходима инженерная подготовка. Не столько диплом, сколько подготовка по существу. Перед летчиками с надежно развитым инженерным мышлением надо больше вскрывать дефекты. «Инженерная анатомия» ни в коем случае не должна затмевать «инженерную патологию». Конструкторы свое построят и без нас, а нам их работу судить и не просто констатировать: это хорошо, а вот это плохо. Мы должны возможно точнее прогнозировать, где, почему и когда хорошо может вдруг превратиться в плохо или даже в очень плохо». И опять в скобках, словно реплика будущему оппоненту: «Знаю, есть негласная тенденция: хорошо бы заменить испытателей автоматической аппаратурой. Слишком «умный» летчик — помеха. Дело испытателя: взлети и сядь. Остальное надо отдать приборам, телеметрии.

Пусть приборы точнее меня скажут, сколько, чего, где, то есть точнее измерят, оценят явление количественно; а кто ответит: это хорошо или не очень хорошо, это удобно, сподручно? Пока речь идет о пилотной машине, качественная оценка не менее важна, чем количественная. И дать ее может только живой человек. Только Я! И нестандартные решения в нестандартных обстоятельствах тоже моя — человека — привилегия».

Хабаров посмотрел на часы. Подошло время очередной тренировки. Он отложил карандаш и взялся за резиновые хвосты. Пока сгибал и разгибал руки, в голову пришла новая мысль: «А не включить ли в книгу подробный разбор каких-то характерных, особо поучительных полетов — удачных и неудачных? Пожалуй, это будет оправданно. Надо только хорошенько отобрать примеры».

И, продолжая растягивать резиновый бинт, Виктор Михайлович начал перебирать в памяти «подходящие» полеты.

Отказ авиагоризонта ночью. Это был каверзный случай. Он еле сел тогда. На следующий полет поставили два прибора, но стало не лучше, а хуже — какому прибору верить, когда возникает разница в показаниях? Казалось, простыми средствами задачу не разрешить. Гениальный выход нашел Севс. «Черт с ним, ставьте третий авиагоризонт, можно будет хоть на «элементарное большинство» ориентироваться…»

Пожар в воздухе. Тоже еле сел. В чем, так сказать, соль того полета? Не сумел вовремя оценить истинной меры опасности. Надо было прыгать. Обязательно надо! А он тянул, и его потом не ругали, его, наоборот, представили к ордену и наградили за спасение материальной части. Но он-то знал — случай вывез. Слепой, безмозглый случай…

Посадка с поврежденным рулем высоты… Сел, управляясь одним триммером. Все дружно ругали. Все говорили: «Повезло!» Он лениво отшучивался: «Дуракам всегда везет». И только Алексей Алексеевич спросил: «До этого полета ты пробовал оценить полную эффективность триммера?» И когда услышал утвердительный ответ Хабарова, аж крякнул от удовольствия: «Голова! Ля тэт травай бьен…»

Кажется, он напал на хорошую мысль — разобрать трудные полеты, ничего не скрывая, ничего не приукрашивая, не щадя себя.

Полет надо описывать со всеми подробностями, описывать с позиции стороннего наблюдателя… Вот именно, стороннего…

Полеты! Сколько их было за двадцать лет, и какие были полеты! Наиболее трудные Хабаров просматривал теперь словно бы в кино, словно бы они были вовсе не его полетами.

«Самый строгий и самый справедливый судья летчика — сам летчик, если он, конечно, настоящий и если жив», — так когда-то говорил Хабарову Алексей Алексеевич, так потом говорил Хабаров другим.

Виктор Михайлович потянулся за карандашом и записал: «Меньше учить, больше учиться. Испытатель должен поднимать себя, как любят говорить в армии, методом самоподготовки».

Севс уже заканчивал рабочий день, когда секретарь доложил, что пришел Алексей Алексеевич. Севс подумал: «До чего ж некстати», — Вадим Сергеевич собирался пораньше выбраться домой, звонил жене и сказал, что вот-вот выезжает. Но отказать старику Севс тоже не мог.

Уловив мгновенное колебание во взгляде Генерального, вышколенный секретарь, не задумываясь, предложил:

— Может быть, сказать, что вас срочно вызывают в министерство?..

— Нет. Когда я был еще совсем маленьким, вот таким, — Севс показал рукой на полметра от стола, — мама, очень снисходительный и добрый человек, лупила меня и братьев только за вранье. Просите Алексея Алексеевича.