Карл Ботмер - С графом Мирбахом в Москве: Дневниковые записи и документы за период с 19 апр. по 24 авг. 1918 г.

• Название: С графом Мирбахом в Москве: Дневниковые записи и документы за период с 19 апр. по 24 авг. 1918 г.
• Автор: Карл Ботмер
• Жанр: Биографии и Мемуары

Уважаемый читатель!

В Ваших руках книга, вызывавшая пристальный интерес историков во многих странах: дневниковые записи барона Карла фон Ботмера, майора прусской армии в отставке, а до того офицера генерального штаба германской армии. Судьба Ботмера оказалась тесно связана с Россией, где ему пришлось бывать не один раз, выполняя различные поручения своего правительства. Именно российская эпопея Ботмера стала пиком его военной и дипломатической карьеры. Она сделала барона заметной фигурой для исследователей первых лет существования советского государства.

---

Граф Мирбах был благородным человеком в самом высоком значении этого слова, уравновешенная и волевая личность. Уверенность, чувство собственного достоинства, корректность манер, не изменявшая ему даже в моменты сильных разногласий и споров, были чертами личности, которая как бы была создана для роли руководителя и очень быстро завоевала уважение и любовь его сотрудников. Мне неоднократно приходилось восхищаться тому, с каким самообладанием, спокойствием и благородством графу удавалось разрешать сложные проблемы. Он был врожденным дипломатом во многих отношениях. Его смелость, умение не отступать ни перед какой опасностью и ответственностью в сочетании с ясным лишенным всякой искусственности умом были теми качествами, которые делали его фигуру особенно подходящей, чтобы представлять Германию и ее авторитет за рубежом в сложных условиях. Успешной его деятельность была тогда, когда на Вильгельмштрассе за ним стояли люди, проводившие сильную и разумную политику и в трудные моменты не отступавшие от нее, а создававшие надежную опору для иностранного представительства.

Все мы, работавшие под руководством графа Мирбаха в Москве, будем всегда чтить его память.

Пока еще у нас нет четкой картины происшедших событий. Сначала я изложу только свои собственные наблюдения. Последующие дни, если большевики останутся у руля, что я считаю вероятным, дадут возможность ответить на некоторые вопросы. Многое никогда не станет известным. В эти минуты слышны издали пулеметные очереди, время от времени — пушечные выстрелы. Когда огонь ведет гаубичная батарея, расположенная возле Храма Христа Спасителя, непосредственно перед военным министерством Троцкого, в окнах звенят стекла. Впечатление такое, будто находишься в дивизионном штабе на западном фронте, пусть даже спокойном. Похоже, что в Москве и в некоторых других местах России начались бои между революцией и контрреволюцией. Если эсеры победят, то нам, наверное, не удастся расследовать убийство. Миссия немедленно будет выведена за демаркационную линию. Но все может обернуться иначе: стоит вспомнить хотя бы Кеттелера и Пекин[57]. Вчера, когда мы сидели за столом, было доложено, что с посланником хотят говорить двое из уже не раз упоминавшейся здесь Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и т. д., сокращенно ЧК. Господам пришлось довольно долго ждать, пока мы не разошлись после обеда. Все это время они сидели со своими толстыми портфелями вместе с другими ожидающими приема в вестибюле. Учитывая многочисленные предупреждения о предстоящем покушении, было решено, что людей из ЧК примет не граф Мирбах, а д-р Рицлер и лейтенант резерва Мюллер в качестве переводчика. После обеда мы, как обычно, разошлись в основном по своим комнатам. Я недолго пробыл в своей жилой комнате на втором этаже, как вдруг работавший возле меня на пишущей машинке унтер-офицер Беркигт подошел к окну со словами: «Вам не показалось, будто на улице стреляют?» После того как он сказал, что, наверное, ошибся, под нами раздался сильный взрыв, послышались крики, звон стекла. Я схватил со стола пистолет и ринулся вниз и уже на лестнице встретил Геннинга. Снизу поднимались двое из миссии, один из которых возбужденно воскликнул: «Кажется, наш граф убит. Мы идем за оружием!»

Внизу невообразимая сумятица. Стеклянный потолок вестибюля почти полностью обрушился, несколько вестовых задержали подозрительного молодого человека. Все покрыто пылью и заполнено дымом, особенно танцзал, в котором мы нашли лежащего в крови графа Мирбаха. Здесь уже был «прибывший на канонаду» военный атташе Шуберт. Первая надежда на то, что с улицы в окно была брошена бомба, которая кроме разрушения и наведенного страха, ничего не достигла, к сожалению, не оправдалась. Мы сразу поняли, что надежды на спасение жизни нашего посланника не было. Когда его несли в спальню еще можно было почувствовать слабые движения, но смерть, должно быть, наступила уже через несколько минут после пистолетного выстрела, пуля прошла сзади через горло и вышла в области носа.

В большом танцевальном зале хаос. Все окна выбиты взрывом бомбы, других пострадавших не было; штукатурка и мрамор с потолка и стен покрыли пол, разрушенный в середине зала взрывом бомбы. На полу под одним из столов лежало еще одно такое же не взорвавшееся смертоносное устройство, играющее с давних пор такую важную роль в священной матушке России: заполненный взрывчаткой металлический шар, из которого выступал запальник в виде стеклянной трубки, наполненной кислотой. Убийцы исчезли. Они скрылись через окно, палисадник, забор, высотой около 2,5 метров, и затем беспрепятственно уехали на ожидавшем их автомобиле. Латышский постовой из красной стрелковой охраны, несмотря на выстрелы и взрыв, не стрелял в убийц, перелезавших в нескольких шагах от него через забор, и не пытался разоружить их. При этом живущий в доме напротив капитан резерва Лессинг, подбежавший на грохот взрыва к окну, по-русски кричал, требуя, чтобы караульный не бездействовал.

Первые четверть часа прошли довольно суматошно. Подняты по тревоге все обитатели дома, закрыты все входы и выставлены у них наши люди, безуспешные попытки связаться по телефону и поставить в известность русское правительство, поверхностная констатация фактов. Шуберт как старший по званию офицер принял командование нашей маленькой крепостью. Затем я с лейтенантом мюллером в качестве переводчика еду к наркому иностранных дел в гостиницу «Метрополь» передать сообщение и распорядиться, чтобы Чичерин и Карахан, возможно и Ралек, появились в дипломатической миссии. На Театральной площади много людей и красногвардейцев, пеших и на лошадях, в связи с заседанием 5-го Всероссийского съезда Советов. Гнетущая душная атмосфера нависла над городом. Надвигалась сильная гроза, как бы предвещая нарастающие события, вызванные убийством, которая вскоре разразилась с зловещей силой.

В гостинице «Метрополь» я нашел только Карахана, очень умного, осторожного и весьма неблагосклонно относящегося к немцам помощника Чичерина. Встреча с ним по поводу такого серьезного и трагического события началась почти комически, поскольку большевистский дипломат, приняв нас, видимо, за покушающихся на его жизнь, при нашем появлении ринулся с какой-то дамой в соседнюю комнату, заперся в ней и вышел только после длившихся некоторое время увещеваний. Наше известие его явно потрясло. Он обещал сообщить о случившемся во все необходимые инстанции и затем сразу прибыть в дом Берга. Там я увидел прибывшее уже подкрепление латышской охраны, прибывали также все новые и новые немецкие военнопленные. Первым из прибывших представителей советского правительства был Радек, который, как я позднее услышал, даже в этой обстановке не смог скрыть свой малоприятный характер. Следом за ним появились Чичерин и Карахан. Войдя в дом, Чичерин сказал мне, что эту весть он воспринял с глубоким прискорбием, но он убежден, что этот удар был нацелен в первую очередь против правительства, а не против нас. На это я не мог не заметить: «Ваша скорбь теперь не поможет, правительству следовало принять более серьезные меры против открытых подстрекательств и для защиты посланника».

Вскоре прибыли Свердлов, Ленин и пользующийся дурной славой председатель Чрезвычайной комиссии Дзержинский[58]. Прибыли также судебные комиссии, тайная полиция, солдаты, несколько сомнительного вида матросов. Беспорядочная сутолока под непрерывные грозовые раскаты. Большая столовая превращена в трибунал, перед которым один за другим представали свидетели. Д-р Рицлер и Шуберт провели политические прения с представителями Советов. Общее впечатление; правительственные круги обеспокоены и напуганы тем, что германская империя может сделать очень серьезные выводы и что, кроме этого, это политическое убийство развяжет внутреннюю борьбу. Нарком юстиции Глушко[59] самолично ведет расследование. Задержанный сразу после убийства человек (русский немец), утверждавший, что он ждал в вестибюле приема в качестве просителя, был для нас подозрителен, так как он один раз выходил и снова появился незадолго до взрыва. Вполне можно было предположить, что он должен был прикрывать убийц в случае их отхода через вестибюль. Но человека отпустили и должны были держать под наблюдением. Будут ли наблюдать? Описание обстоятельств убийства я откладываю до прояснения картины.

После происшедшего события удалось очень быстро связаться по телеграфу с Берлином. Обращение с соболезнованием ко всем близким немцев в Москве подействовало успокаивающе. Уже вечером была получена первая партия потребованного у правительства оружия для военнопленных; нам сообщили имена убийц, членов партии левых социалистов-революционеров, Блюмкина[60] и Андреева[61], а вскоре было названо даже место их убежища в Москве.

Распределение караулов, учебные сборы по тревоге, подготовка к обороне — все это длилось далеко за полночь. Поздно вечером стало известно о начале выступления левых эсеров против большевиков. Мы должны были быть готовыми ко всему. С 4 до 6 часов утра я должен был нести караульную службу в саду и на улице перед ломом миссии. Дождь прекратился. Далекие выстрелы свидетельствовали о том, что в Москве не все думали о сне. На нашем участке и в Денежном переулке полно красногвардейцев, большое количество пулеметов. Но чувство нашей безопасности от этого не повысилось. Наш импровизированный собственный караул, несмотря на утраченную дисциплину военнопленных, лучшая наша защита.