Герман Гессе - Письма

• Название: Письма
• Автор: Герман Гессе
• Издательство: АСТ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004

Избранная переписка Германа Гессе с 1932 по 1961 год.

---

Людвигу Финку

[начало июля 1948]

Твой подарок ко дню рождения добрался до меня через Кёльн, и я благодарю тебя за него.

Ты же давно знаешь, что у нас с тобой разные убеждения и что я никогда не разделял веры в кровь и культ предков. В Тюбингене ты и я сошлись, по-моему, благодаря стихам, которые мы писали, и поэтам, которых мы оба любили, не благодаря предкам. Нашлись бы ведь десятки других студентов, в чьей родословной значилась бы та же самая прародительница.

Но твои воспоминания о прекрасной тюбингенской поре и о том великолепном опьянении юности все же отозвались во мне и тронули меня до глубины души, спасибо тебе за это. […]

Студенту

[Приблизительно июль 1948]

Дорогой господин Ц.!

Я старый больной человек, и уже три года меня доводят до полного изнеможения актуальные, по сути, совершенно чуждые мне задачи – заботы о голодающих, ежедневная почта, с которой не справился бы и самый молодой и здоровый получатель, – поэтому я не в состоянии ответить Вам подобающим образом.

В своем письме, симпатичном мне своей серьезностью, Вы, недолго думая, отождествляете себя с «поэтами и мыслителями», о которых говорится в моем письме Броду. Вы студент и как студент имеете право при виде какой-либо несправедливости в мире устраивать вместе со своими коллегами собрания и демонстрации и торжественно протестовать против этой несправедливости, чтобы потом, поскольку Вы ведь свое дело сделали, спокойно возобновить свои занятия. Но когда старый человек, которого причисляют к поэтам и мыслителям и который всю жизнь работал для людей больше, чем то сделает большинство из вас, размышляет, действительно ли имеет смысл еще более обесценивать дух и ослаблять его и так-то небольшой авторитет патетическими и совершенно недейственными протестами, то это, право, нечто существенно иное. Вы не можете понять меня, потому что у Вас нет за плечами моей жизни и ее труда.

Представьте себе на минуту, как президент Трумэн, Сталин, король Трансиордании, вожди еврейских и арабских террористических групп читают протест, подписанный мною, Томасом Манном, Эйнштейном и пятьюдесятью другими известными интеллектуалами. Представьте себе, какое лицо сделает каждый из этих политиков, когда ему напомнят, что наследие Новалиса или ценное собрание картин могут быть, чего доброго, уничтожены завтра. Неужели Вы всерьез полагаете, что кто-нибудь из этих носителей светской власти хоть на секунду побеспокоится об этих вещах?

Нет, как ни разнообразны могут быть задачи духа, одна задача остается важнейшей – забота об истине, забота о том, чтобы видеть и понимать действительность. 99 процентов всех людей никогда не видят, не замечают этой действительности, потому что они не выносят ее. В эту действительность входит и то, что написано о духе и его возможностях действия в моем письме к Броду.

Если Вы ищете среди людей духа других свидетелей, прочтите-ка речь, которую в память Гёте произнес в 1932 году в Сорбонне Поль Валери. Достаточно даже прочесть несколько первых фраз этой речи. Вряд ли кто-либо в наше время ясней обрисовывал нынешнее соотношение между духом и властью.

Довольно, сегодня меня ждет еще много других задач, и если я каждой из них буду отдавать столько сил и времени, сколько Вашему письму, то день должен был бы длиться месяц.

Идите в жизнь, и если Вы не можете вынести то, что испугало Вас в моих словах, забудьте это. У Вас, вероятно, в жизни другие задачи, чем у меня, Ваши глаза должны быть, наверно, открыты на другие аспекты жизни, и никто не требует от Вас того, чего требует от меня Макс Брод или Вы. Тогда Вы предоставите бесполезные протесты тем, кто имеет на них право, молодым и еще безответственным, и тем строже будете повиноваться своей совести в истинной сфере Вашего влияния.

К. Шельману

[1948]

Дорогой господин Шельман!

Ваше дружеское письмо, к сожалению, опоздало, я больше не в состоянии что-либо воспринимать и не испытываю желания высказываться, я уже несколько лет живу в тисках болезни и ежедневной бессмысленной перегрузки и надеюсь, что вскоре буду избавлен от этого.

По поводу «Не убий» я когда-то, лет двадцать пять назад, написал статью, найти которую, однако, не позволяет мне мое состояние. Тогда на моей стороне была большая часть немецкой молодежи, они были, правда, настроены куда менее радикально, чем я, но все-таки пацифистски и не националистически, что ведь даже воинственным и самоупоенным народам после тяжелого поражения легко удается. Чего стоили эти настроения, обнаружилось вскоре, и сегодня я совершенно скептически отношусь решительно ко всем миролюбивым и всерьез христианским движениям в Вашей стране. Я остерегаюсь, конечно, это высказывать, но в долговечность и стойкость таких настроений, в том числе и большого сейчас христианского движения в Вашей стране, я не верю. До позавчерашнего дня орали: «Евреи, издохните!» и т. п. и будут, если конъюнктура на то толкнет, орать это снова. Так обстоит дело в Германии, так обстоит дело в большинстве других стран мира.

Видите, от меня уже толку мало. С поправкой на этот скепсис я во многом могу согласиться с обеими присланными Вами статьями.

Эдмунду Наттеру

[1948]

Дорогой Наттер!

Твой милый, прекрасный подарок я получил вместе с рукописным приветом, от души благодарю тебя, дорогой.

Книга меня действительно интересует, отношение молодых романтиков к Шиллеру, то есть положительную и отрицательную сторону этого отношения, я знаю отчасти из множества писем романтиков, которые я когда-то читал: Фридрих и Доротея [Шлегель], например, относились к знаменитому профессору Шиллеру агрессивно-иронически. Я лично, правда, считаю, что как поэт Шиллер безусловно переоценен, а влияние его риторического идеализма определенно скверно, оно сильно потом поддержало немецкое самодовольство и немецкую патетику, апогеем которой стал потом любимец Гитлера Р. Вагнер. Напротив, личность Шиллера, его нравственность по-прежнему вызывают у меня почтение, ведь у вещей и людей есть не только одна сторона. […] Тебе желает всего доброго твой

Гюнтеру Бёмеру

[Баден, 26.11.1948]

Дорогой Бёмер!

Спасибо за Ваше милое письмо и приложенные картинки. Вы доставили мне этим радость. Теперь мне бы только найти силы, чтобы съездить в Баден и посмотреть Вашу выставку – цюрихская закрылась как раз в тот день, когда пришло Ваше письмо, да и в Цюрих я за эти две недели еще ни разу не выбрался. Завтра, правда, я хочу навестить Моргенталера, меня отвезут к нему в Хёнг на машине, на час-другой, не заезжая в город. Гости приезжают каждый день, вчера здесь несколько часов провел Мартин из Берна.

То, что Вы говорите о недоразумениях по поводу иллюстратора Бёмера, которые теперь сменились недоразумениями по поводу живописца Бёмера, пожалуй, верно, так и со мной было всю жизнь. Но эти недоразумения не больше и не иного характера, чем те, которые составляют передний план всякого контакта, всякого общения между людьми. Ведь и мнения художников об их собственной работе – это, наверно, такие же недоразумения, как и мнения публики, и никакой истины вообще тут установить нельзя. Причины, которыми нынешний читатель объясняет свою любовь к Данте или Сервантесу, вряд ли имеют что-либо общее с тем, что думали, объясняя и оправдывая свои произведения, сами эти писатели, и все же эти произведения продолжают жить, помогают формировать людей, потрясать людей. Не помню дословно фразы Рильке, где он говорит о воздействии произведения искусства, что оно взывает к нам: измени свою жизнь! Содержащаяся тут «истина» есть смещение эстетического взгляда, есть замена его взглядом нравственным и с субъективными импульсами и оправданиями художника ничего общего вообще не имеет, ведь крайне редко нравственные и воспитательные по замыслу картины вызывают у зрителя стремление изменить свою жизнь. И тем не менее в словах Рильке есть глубокая правда.

Addio, привет от души вам обоим и друзьям.

Рольфу Шотту

[Баден], 9.12. [1948]

Дорогой господин Шотт!

Я застрял в Бадене, где снова прошел курс лечения. Мне давно следовало вернуться домой, но вот уже пять или шесть дней я лежу в постели со скучной, но неопасной простудой и транспортабелен буду, наверно, только через неделю.

Здесь, в Бадене, и получил я Ваше письмо. То, что Вы говорите о молодежи, очень сходно с моим ощущением. Как обстоит дело с шедеврами, проверить я не могу, но по крайней мере в музыке есть достаточно примеров шедевров, созданных в совсем молодые годы. Нет, что мне противно уже десятки лет, так это, во-первых, глупое преклонение перед молодежью и моложавостью, каковое процветает в Америке, и потом, еще более, то оформление молодежи в сословие, в класс, в «движение», немецкое изобретение, которого во времена, когда я сам был молод, к счастью, еще не было.