Максим Свириденков - Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага

• Название: Полковник Касаткин: «Мы бомбили Берлин и пугали Нью-Йорк!». 147 боевых вылетов в тыл врага
• Автор: Максим Свириденков
• Издательство: ООО «Издательство «Яуза», «Издательство «Эксмо»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2007
• ISBN: 978-5-699-21872-1

Вторая мировая потрясла мир. Холодная война едва не привела к его концу. В обеих принимал участие автор этой книги, ветеран дальней авиации Л. В. Касаткин.

Окончив летную школу 21 июня 1941 года, он попал в авиацию дальнего действия. Был командиром экипажа «Ил-4». Совершил 147 боевых вылетов. Участвовал в боях под Ленинградом, в Заполярье, на Балтике, в Берлинской операции от ее начала до падения Берлина. Награжден тремя орденами боевого Красного Знамени, орденами Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями. В годы холодной войны он противостоял американцам на Севере, участвовал в пражских событиях 1968 года, был «шеф-пилотом» Рауля Кастро, когда тот посещал города-герои. Окончил службу командиром полка на Камчатке, где отслеживал результаты пусков стратегических ракет.

Книга в ходе ряда бесед с Л. В. Касаткиным подготовлена М. Свириденковым — журналистом, лауреатом еженедельника «Литературная Россия» (2003).

---

Судьба нашего Воробушка определилась уже к концу войны. Помните, я вам рассказывал, как мои Ваня и Гоша за ней приглядывали, и нашелся тот, что не побоялся их строгих взглядов. Уже в 1945-м во вторую эскадрилью пришел штурман по фамилии Логинов, прекрасный художник, тот самый, что расписал у них все самолеты. Успел он сделать вылетов двадцать, но этого времени ему хватило, чтобы присмотреться к нашей Лидочке и сделать ей предложение. Они поженились. Я ее встретил все в том же Быхове лет через десять после войны, когда прилетал туда с командующим. Лидочка очень обрадовалась, звала меня в гости, но до вылета оставалось совсем немного. Мы разговаривали в летной столовой, у нее было счастливое лицо. Я чувствовал, что все у нее в жизни сложилось.

Судьбу своего первого командира Григория Ивановича Чеботаева я не знаю. Но когда его перевели от нас на Дальний Восток с повышением, все жалели, что расстаются с таким человеком. Он вел себя очень просто, доступно, к нему запросто можно было подойти с любым вопросом. Пришедший в 1944-м на смену ему Василий Алексеевич Трехин тоже оказался хорошим человеком, но как-то так сложилось, что обращались мы к нему только как положено по уставу: «Товарищ полковник, разрешите…» Однако нельзя сказать, что Василий Алексеевич был каким-то высокомерным или нечеловечным. Его в полку тоже любили, хотя и меньше, чем Чеботаева. Невероятно обидно, что смерть его настигла вскоре после войны. Все получилось так невероятно, что даже не верится. Он, боевой летчик, в мирное время возвращался на электричке со своей дачи под Ленинградом. Выйдя на станции, Василий Алексеевич увидел, как трое молокососов приставали к девушке. Естественно, он заступился. И в это время мимо проходила электричка. Те трое подонков его столкнули прямо под поезд.

Видите, как бывает. Но мне не хотелось бы заканчивать на такой грустной ноте. Тем более что и у Аркаши, и у Воробушка, и у Ивана все в жизни вроде бы удалось. Да и мне грех жаловаться на свою долю. Хотя, знаете, иногда приходит в голову, что мы вряд ли еще когда-то в жизни были такими счастливыми, как в начале мая 1945-го, причем даже еще до девятого числа, от ощущения, что Победа наступит со дня на день.

Часть вторая Мы не боялись США

Глава первая Мои квартиры

Как вы уже знаете, когда закончилась война, мы с моей Ниной Алексеевной переехали в Зябровку. Жилья там не было. Пришлось снимать частную квартиру. Поселились мы у очень интересной семьи. Хозяйку нашу в деревне все называли не иначе как Коза. И не дай бог, если на селе женщину так зовут. Жила она с мужем Степаном. Дочки родные от них ушли, мать их поедом ела. А Степан ее был замечательным мужиком: столяр, плотник, все умел делать. Как возьмет рубанок — загляденье! И все-то у него ладилось, работник чудесный был. Когда мне предложили у них поселиться в громадной избе, я подумал, что смогу не так уж и плохо устроиться. Представьте, просторный бревенчатый сруб, где кухня с русской печкой отделена перегородкой, а остальное пространство представляет собой одну большую комнату. Мы вошли, огляделись с Ниной Алексеевной, а хозяева тут же сказали: «Ставьте кровать у любой стены, где захотите, и живите на здоровье!»

Освоилась жена быстро на новом месте. Даже прическу стала себе постоянно делать такую, как в ту пору женщины носили. Тогда мода была у них на «вшивый домик»: два огромных завитых локона на лбу. И вот как-то раз моя Нина Алексеевна с такой прической кухарничала. Приготовила все, осталось только горшки в русскую печку отправить. А она как устроена: откроешь заслонку — пламя сразу на тебя, а только потом уже в трубу. Поэтому-то и пользовались хозяйки большим ухватом с длинной ручкой. Причем горшок нужно было ставить не на огонь, а между стенкой и пламенем, чтобы еда приготовилась, а не сгорела. Но что случилось у моей жены? Она подошла к печи ближе положенного, открыла заслонку, а огонь как дыхнет на нее! У нее локоны вспыхнули и сгорели. Нина тут же в слезы. Тетя Ксеня — та самая Коза — давай успокаивать ее, мол, все хорошо обошлось, и сказала: «Вот что, голубушка, больше я тебя к печке не допущу. Готовь все и оставляй на столе. А уж ставить в печку и вынимать только я буду. Не хватало мне еще, чтобы ты вся стала лысая, или еще чего хуже…»

Прошло некоторое время. Как-то дочка этой Козы, жившая на другом конце деревни, зашла в гости и заговорила с Нинкой. Спрашивает ее, а сама прищуривается:

— Каково ж с мамкой моей жить? Небось, поедом ест, каждый день ругает?

— Что вы! — возразила моя жена в ответ. — Ни одного плохого слова. Мы с ней так дружно живем. Она даже мне помогает, вместо меня в печку все ставит.

Та удивилась и даже не поверила:

— Да ты не загибай, моя Коза…

А сама и сказать ничего толком не может. Еще бы, ведь моя Нинка — первая женщина, которая хорошо отзывалась о ее матери.

Так что с хозяевами мы быстро нашли общий язык, даже их дети родные не могли поверить.

Однажды Степан спросил меня, всем ли я доволен. Я ему предложил:

— Дядь Степ, а что если мы перегородку поставим? У тебя скоро теленок будет, постелешь ему в кухне, и нам удобней будет, что отгорожены, и вам. Потом мы еще шторку повесим, вход закроем…

Он мое предложение принял. Тут же мы с ним за дело взялись: выбрали место, где лучше перегородку поставить, согласовали все с нашими женщинами. И моментально, буквально через день, все было готово. Кухня стала полностью отделена от комнаты.

Между тем дело подошло к зиме. Надо было позаботиться о дровах. Я пошел в батальон, взял грузовую машину, завернул в казарму и обратился к солдатам:

— Ребята, кто хочет добровольно для меня дров на зиму заготовить?

С моей эскадрильи сразу все вскочили. И мы поехали в лес, стали пилить сухостой. Загрузили полную машину. Привезли домой, я позвал хозяина посмотреть на мою работу:

— Дядь Степ, хватит нам на зиму?

Он посмотрел внимательно, но промолчал. Я тут же смекнул, что немножко он сомневается, и улыбнулся:

— Понял. Значит, надо две машины.

Мы с ребятами отправились опять за сухостоем. Привезли еще столько же. Степан тогда сказал мне:

— А вот теперь на два года хватит!

И мы с ним начали пилить, колоть дрова и на зиму складывать в поленницу. В результате всю зиму у нас была жара в квартире! Хорошо жили. Хозяева даже в баню нас всегда приглашали первыми. Но там очень жарко было, непривычно для нас, и мы отказывались, шли париться только после них.

Однако долго пробыть в Зябровке мне не пришлось. Сразу после операции с «Ер-2», о которой я вам рассказывал, наш 330-й авиаполк расформировали, тем более что он уже остался без самолетов. А летчиков-то в изобилии, хоть всех увольняй! Но пополнять новыми типами самолетов полк не стали, сказали, что в этом нет необходимости: война закончилась. Меня тогда вызвали в штаб и предложили:

— Вот что, Леонид Васильевич, вы у нас всего год поработали, но показали себя хорошим летчиком. Мы вам предлагаем должность командира эскадрильи… — затем была длинная пауза, — в Укурею.

Я вытаращил глаза и начал соображать, куда меня хотят заслать. Переспросил:

— Подождите, это на Дальнем Востоке?

— Вот, вы уже знаете, где Укурея, вам будет легче…

Но какое легче? Тут же понятно, что раз это Дальний Восток, то городок у черта на куличках, квартир не будет, опять мытарства со съемными. А я-то женатый, у меня уже ребенок успел появиться. Спросил я тогда:

— А что-нибудь еще не можете предложить? Мне не нравится Укурея.

Но те, кто формирует полки, не любят, когда им отказывают. Тем более что и место было с повышением звания. Вот мне и ответили:

— В таком случае можем вам предложить идти в полк к Валентине Степановне Гризодубовой рядовым летчиком.

— Ну, рядовым из зама командира эскадрильи вроде негоже, — возразил я.

— Но ты же не хочешь в Укурею?!

— А подумать можно?

Штабист сам немножко подумал и решил:

— Завтра утром жду тебя с окончательным решением.

Я пошел домой посоветоваться с Ниной Алексеевной. Объяснил ей:

— Переводят меня. Выбирай: либо Укурея и частные квартиры, но с повышением, либо с понижением в Смоленск. Правда, там жилья тоже не дадут.

— Да ну тебя к черту с этой Укуреей! — ответила она. — Хватит, помотались уже свое. Давай в Смоленск!

А у меня и самого душа к этому больше лежала. Так я и попал в Смоленск, где живу до сих пор. Жаль, правда, что к тому времени Валентина Степановна ушла в подмосковный НИИ на испытание приборов. Так что нашим начальником в 101-м транспортном авиаполку дальней авиации был ее заместитель Степан Семенович Запыленов.

Весь полк вместе со штабами, клубом и кинозалом располагался в одном большущем доме рядом с военным госпиталем на Покровке (сейчас рядом остановка трамвая напротив памятника «Штык»). Это был один из немногих уцелевших домов в Смоленске. До войны там находился учебный корпус фельдшерского училища, а в войну — госпиталь. Жилые квартиры в этом здании остались только в одном крыле. Но и там разместился только штаб полка и особо привилегированные начальники. В полуподвале дома располагалась и летная столовая. Здание было известно всему городу под названием «Красный дом».