Иван Гончаров - Обрыв

• Название: Обрыв
• Автор: Иван Гончаров
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-02-027125-Х

Классика русской реалистической литературы, ценимая современниками так же, как «Накануне» и «Дворянское гнездо» И. С.Тургенева. Блестящий образец психологической прозы, рисующий общее в частном и создающий на основе глубоко личной истории подлинную картину идей и нравов интеллектуально-дворянской России переломной эпохи середины XIX века.

---

— Вы не сладите со мной!.. — говорила она, сжимая зубы и с неестественной силой вырывая руку, наконец вырвала и метнулась было в сторону, мимо его.

Он удержал ее за талию, подвел к скамье, посадил и сел подле нее.

— Как это грубо, дико! — с тоской и злостью сказала она, отворачиваясь от него почти с отвращением.

— Не этой силой хотел бы я удержать тебя, Вера!

— От чего удержать? — спросила она почти грубо.

— Может быть — от гибели…

— Разве можно погубить меня, если я не хочу?

— Ты не хочешь, а гибнешь…

— А если я хочу гибнуть?

Он молчал.

— И никакой гибели нет: мне нужно видеться, чтоб… расстаться…

— Чтоб расстаться — не надо видеться…

— Надо — и я увижусь! часом или днем позже — всё равно. Всю дворню, весь город зовите, хоть роту солдат: ничем не удержите!

Она откинула черную мантилью с головы на плечи и судорожно передергивала ее.

Выстрел повторился. Она рванулась, но две сильные руки за плеча посадили ее на лавку. Она посмотрела на Райского с ног до головы и тряхнула головой от ярости.

— Какой же награды потребуете вы от меня за этот добродетельный подвиг? — шипела она.

Он молчал и исподлобья стерег ее движения. Она с злостью засмеялась.

— Пустите! — сказала она мягко, немного погодя.

Он покачал отрицательно головой.

— Брат! — заговорила она через минуту нежно, кладя ему руку на плечо, — если когда-нибудь вы горели, как на угольях, умирали сто раз в одну минуту от страха, от нетерпения… когда счастье просится в руки и ускользает… и ваша душа просится вслед за ним… Припомните такую минуту… когда у вас оставалась одна последняя надежда… искра… Вот это — моя минута! Она пройдет — и всё пройдет с ней…

— И слава Богу, Вера! Опомнись, приди в себя немного: ты сама не пойдешь! Когда больные горячкой мучатся жаждой и просят льду — им не дают. Вчера, в трезвый час, ты сама предвидела это и указала мне простое и самое действительное средство — не пускать тебя — и я не пущу…

Она стала на колени подле него.

— Не заставьте меня проклинать вас всю жизнь потом! — умоляла она. — Может быть, там меня ждет сама судьба…

— Твоя судьба — вон там: я видел, где ты вчера искала ее, Вера. Ты веришь в провидение, другой судьбы нет…

Она вдруг смолкла и поникла головой.

— Да, — сказала она покорно, — да, вы правы, я верю… Но я там допрашивалась искры, чтоб осветить мой путь, — и не допросилась. Что мне делать? — я не знаю…

Она вздохнула и медленно встала с колен.

— Не ходи! — говорил он.

— Именем той судьбы, в которую верю, я искала счастья! Может быть, она и посылает меня теперь туда… может быть… я необходима там! — продолжала она, выпрямившись и сделав шаг к обрыву. — Что бы ни было, не держите меня долее, я решилась. Я чувствую, моя слабость миновала. Я владею собой, я опять сильна! Там решится не моя одна судьба, но и другого человека. На вас ляжет ответственность за эту пропасть, которую вы роете между ним и мною. Я не утешусь никогда, буду вас считать виновником несчастья всей моей жизни… и его жизни! Если вы теперь удержите меня, я буду думать, что мелкая страстишка, самолюбие без прав, зависть — помешали моему счастью и что вы лгали, когда проповедовали свободу…

Он поколебался и отступил от нее на шаг.

— Это голос страсти, со всеми ее софизмами и изворотами! — сказал он, вдруг опомнившись. — Вера, ты теперь в положении иезуита. Вспомни, как ты просила вчера, после своей молитвы, не пускать тебя!.. А если ты будешь проклинать меня за то, что я уступил тебе, на кого тогда падет ответственность?

Она опять упала духом и уныло склонила голову.

— Кто он, скажи? — шепнул он.

— Если скажу — вы не удержите меня? — вдруг спросила она с живостью, хватаясь за эту, внезапно явившуюся надежду вырваться, — и спрашивала его глазами, глядя близко и прямо ему в глаза.

— Не знаю, может быть…

— Нет, дайте слово, что не удержите, — и я назову…

Он колебался.

В эту минуту раздался третий выстрел. Она рванулась, но он успел удержать ее за руку.

— Пойдем, Вера, домой, к бабушке сейчас! — говорил он настойчиво, почти повелительно. — Открой ей всё…

Но она, вместо ответа, начала биться у него в руках, вырываясь, падая, вставая опять.

— Если… вам было когда-нибудь хорошо в жизни, то пустите!.. Вы говорили: «Люби, страсть прекрасна!» — задыхаясь от волнения, говорила она и порывалась у него из рук, — вспомните… и дайте мне еще одну такую минуту, один вечер… «Христа ради!» — шептала она, протягивая руку, — вы тоже просили меня, Христа ради, не удалять вас… я не отказала… помните? Подайте и мне эту милостыню!.. Я никогда не упрекну вас… никогда… вы сделали всё — мать не могла бы сделать больше — но теперь оставьте меня — я должна быть свободна!.. И вот, пусть Тот, кому мы молились вчера, будет свидетелем, что это последний вечер… последний! Я никогда не пойду с обрыва больше: верьте мне — я этой клятвы не нарушу! Подождите меня здесь, я сейчас вернусь, только скажу слово…

Он выпустил ее руку.

— Что ты говоришь, Вера! — шептал он в ужасе, — ты не помнишь себя. Куда ты?

— Туда… взглянуть один раз… на «волка»… проститься… услышать его… может быть… он уступит…

Она бросилась к обрыву, но упала, торопясь уйти, чтоб он не удержал ее, хотела встать и не могла.

Она протягивала руку к обрыву, глядя умоляющими глазами на Райского.

Он собрал нечеловеческие силы, задушил вопль собственной муки, поднял ее на руки.

— Ты упадешь с обрыва, там круто… — шепнул он, — я тебе помогу…

Он почти снес ее с крутизны и поставил на отлогом месте, на дорожке. У него дрожали руки, он был бледен.

Она быстро обернулась к нему, обдала его всего широким взглядом исступленного удивления, благодарности, вдруг опустилась на колени, схватила его руку и крепко прижала к губам…

— Брат! вы великодушны, Вера не забудет этого! — сказала она и, взвизгнув от радости, как освобожденная из клетки птица, бросилась в кусты.

Он сел на том месте, где стоял, и с ужасом слушал шум раздвигаемых ею ветвей и треск сухих прутьев под ногами.

XII

В полуразвалившейся беседке ждал Марк. На столе лежало ружье и фуражка. Сам он ходил взад и вперед по нескольким уцелевшим доскам. Когда он ступал на один конец доски, другой привскакивал и падал со стуком.

— О, чертова музыка! — с досадой на этот стук сказал он и сел на одну из скамей близ стола, положил локти на стол и впустил обе руки в густые волосы.

Он курил папироску за папироской. Зажигая спичку, он освещал себя. Он был бледен и казался взволнованным или озлобленным.

После каждого выстрела он прислушивался несколько минут, потом шел по тропинке, приглядываясь к кустам, по-видимому, ожидая Веру. И когда ожидания его не сбывались, он возвращался в беседку и начинал ходить под «чертову музыку», опять бросался на скамью, впуская пальцы в волосы, или ложился на одну из скамей, кладя, по-американски, ноги на стол.

После третьего выстрела он прислушался минут семь, но не слыша ничего, до того нахмурился, что на минуту как будто постарел, медленно взял ружье и нехотя пошел по дорожке, по-видимому, с намерением уйти, но замедлял, однако, шаг, точно затрудняясь идти в темноте. Наконец пошел решительным шагом — и вдруг столкнулся с Верой.

Она остановилась и приложила руку к сердцу, с трудом переводя дух.

Он взял ее за руку — и в ней тревога мгновенно стихла. Она старалась только отдышаться от скорой ходьбы и от борьбы с Райским, а он, казалось, не мог одолеть в себе сильно охватившего его чувства — радости исполнившегося ожидания.

— Еще недавно, Вера, вы были так аккуратны: мне не приходилось тратить пороху на три выстрела… — сказал он.

— Упрек — вместо радости! — отвечала она, вырывая у него руку.

— Это я — так только, чтоб начать разговор; а сам одурел совсем от счастья, как Райский…

— Не похоже! Если б было так, мы не виделись бы украдкой, в обрыве… Боже мой!

Она перевела дух.

— А сидели бы рядком там у бабушки, за чайным столом, и ждали бы, когда нас обвенчают!

— Так что же?

— Что напрасно мечтать о том, что невозможно! Ведь бабушка не отдала бы за меня…

— Отдала бы: она сделает, что я хочу. У вас только это препятствие?

— Мы опять заводим эту нескончаемую полемику, Вера! Мы сошлись в последний раз сегодня — вы сами говорите. Надо же кончить как-нибудь эту томительную пытку и сойти с горячих угольев!

— Да, в последний раз… Я клятву дала, что больше здесь никогда не буду!

— Стало быть, время дорого. Мы разойдемся навсегда, если… глупость, то есть бабушкины убеждения, разведут нас. Я уеду через неделю: разрешение получено, вы знаете. Или уж сойдемся и не разойдемся больше…