Диакон Андрей Кураев - Ответы на вопросы православной молодёжи

• Название: Ответы на вопросы православной молодёжи
• Автор: диакон Андрей Кураев
• Жанр: Религия

Вопросы молодых резки, требовательны. Они ждут честных ответов. Они не любят общих фраз. И спрашивают они о том, что интересно им и не всегда интересно пожилым прихожанам. В этой книге такие не вполне обычные вопросы встретились с не вполне обычными ответами. Диакон Андрей Кураев, профессор Православного Свято-Тихоновского Богословского института – один из самых интересных и ожидаемых собеседников у молодежи. В его ответах часто поражает некая непредсказуемость: иногда он бывает неожиданно резок, иногда же неожиданно мягок. В общем, живой человек. Человек, с которым можно спорить и которому можно задавать вопросы.

В этой книге собраны ответы на те вопросы, которые доводилось слышать на встречах с православной молодежью. О книгах, кино, рок-музыке, влюбленности.

---

Но чтобы мы смогли работать хотя бы в ними — в наших семинариях и приходских пересудах надо преодолеть дурацкий стереотип, что, дескать, у нас на приходах бабушки, а для бабушек «этой философии» не нужно.

Православие открыто для всех, но очень важно, чтобы сама церковь осознала, что сегодня происходит с нею и с обществом. Это означает, что и готовить семинаристов надо к общение не с бабушками, а с интеллигентами. Отмазка ленивых семинаристов — «бабушкам это не нужно» теперь уже не срабатывает.

Соответственно, надо из сознания убрать стереотип, что раз интеллигент — значит, еретик, раз образованный человек — значит, что-то опасное. Все остальное, необразованное и кичащееся своей необразованной кондовостью и пролетарскостью — еще опаснее[95].

Да, сто лет назад можно было сказать словами преподобного отца Амвросия Оптинского: «Где просто, там ангелов со сто». Сегодня ситуация другая. Сегодня где просто — там ересей со сто. И в самой церковной среде, а уж тем более, в светской.

Православие становится интересным, привлекательным для тех людей, у которых есть вкус к сложности, вкус к мысли, вкус к самостоятельности, умение плыть против течения. Поэтому давайте перестанем воспроизводить на уровне приходских пересудов и в церковных изданиях все эти привычные хулы из позапрошлого века по поводу интеллигенции, которая Россию продала. Любому, кто от имени Церкви начнет мусолить тезис о том, что от учености и книжности всякие, мол, следуют духовные беды, стоит жестко напомнить, что он цитирует апостольского врага. Именно «Фест громким голосом сказал: безумствуешь ты, Павел! большая ученость доводит тебя до сумасшествия» (Деян. 26,24).

Тут, впрочем, надо сказать о вкладе русских переводчиков Библии в волну гносеомахии (гносеомахия — ересь, состаящая в войне против познавательных усилий человека)[96].

В нашем синодальном переводе, выполненном в XIX веке, мы читаем сегодня слова апостола Павла — «боюсь, чтобы ваши умы не повредились, уклонившись от простоты во Христе» (2 Кор. 11, 3). И делаем вывод: простота — это хорошо, а всякая умственная сложность и критичность — плохо…

Но ведь слово «уклонившись» набрано курсивом. Это означает, что его просто нет в греческом оригинале (кстати, его действительно нет ни в одной из греческих рукописей) и его вставили переводчики для уяснения смысла. Увы, в данном случае они своей вставкой смысл затемнили…

Церковно-славянский перевод несет противоположный смысл: «боюся же да не истлеют разумы ваши от простоты яже о Христе». Противоположный перевод оказывается возможен из-за двусмысленности греческого предлога??? — «от». «От» может быть указанием на причину некоего события («я от него научился»), а может быть указанием на точку отсчета («пошел от»). Св. Феофилакт Болгарский понимал??? как указание на причину: «Чтобы не прельстились вследствие своей простоты»[97]. Такое же толкование встречается в древности у Экумения, а ближе к нашим дням у св. Феофана Затворника — «боюсь, да не истлеют разумы ваша от простоты, — по причине простоты, которую стяжевает душа во Христе Иисусе. Ибо видя все во Христе истинным, она забывает об обмане и прельщении, — и преисполняясь в Нем добротою, забывает о лукавстве и злохитрости, — и чрез то приобщается некоторым образом того неведения зла, которое качествовало в невинном состоянии. Этим вашим настроением, говорит, может воспользоваться враг, и увлечь вас чрез свои орудия»[98]. Иоанн же Златоуст говорит, что «хотя Ева была проста, это не спасло ее от обвинения»[99].

Да и по контексту своей речи Павел предупреждает коринфян, что их простота может довести их до беды: если они будут доверять всякому, кто будет к ним обращаться от имени Христова…[100]

«Разум! Разум! И клянут его и хвалят, но и те, кои клянут его, знают, что без разума ничего не поделаешь… И вере тоже без разума нельзя. Разум верный в область веры ничего не пустит такого, что может портить ее тенор — например, суеверия»[101].

Благочестие «на все полезно», а вот простота — нет. Она может обернуться хуже воровства. Благодатная простота как цельность души, знающей только Христа и всюду видящей только Предмет своей единственной любви — добра. Искусственная стилизация, игра в упрощение — это разновидность лицедейства и косметики. Это плохо.

— Значит, настала пора диалога с наукой? Может, помимо диалога Цекровь сможет даже материально поддержать какие-то отрасли науки, которые находятся в загоне у государства?

— Что касается каких-то инвестиций, сразу скажу — нет. И не потому, что не хотим, а потому, что не можем. Наши собственные семинарии живут впроголодь. Профессора наших духовных академий получают меньше, чем профессора светских университетов. Например, моя месячная зарплата — 800 рублей[102]. Церковь содержит семинаристов: она дает им питание, одежду и т. д. Но даже на пополнение семинарских библиотек не хватает средств. Поэтому Вы озвучили хотя и рапространенное, но слишком идеалистическое представление о том, будто у Церкви есть какие-то несметные богатства, которыми она может распоряжаться по своему усмотрению. Такое было когда-то, во времена, когда у Церкви была своя экономическая база: земли у монастырей были, доходные дома. Сейчас же ничего этого нет, и нам приходится выступать в роли всероссийской попрошайки. Что, кстати, для Церкви и ново и неприятно: в былые времена Церковь сама немало давала людям (вспомните, как Троице-Сергиева Лавра неоднократно раздавала свои хлебные запасы в голодные годы), а сегодня мы чаще обращаемся к людям не с тем, чтобы дать, а с тем, чтобы попросить…

В этих условиях мы можем лишь сказать зажиточным людям: «есть много нуждающихся, вкладывайте деньги не в шоу-бизнес, не в роскошь, не в туристические круизы, а в помощь реальным людям».

Что же касается диалога Церкви и интеллигенции — то его время уже позади. Да и вообще — возможен ли такой диалог? Если человек интеллигентен и честен — при знакомстве с миром православия он, некоторое время продержавшись на дистанции «диалога», просто войдет в мир Евангелия. Ведь диалог предполагает понимание — а при знакомстве с православием рано или поздно приходит понимание того, что чего-то тут не понять, если смотришь издалека. «Диалог» можно вести с книжками. А тут всё тебе кричит о том, что книжки — это еще не все. Однажды умный человек это поймет. И прекратит свой диалог с православием. И станет просто «рабом Божиим». Унизительно? — Но по моему рабство Богу — это большая мера свободы, нежели рабство своим собственным стереотипам и страстям.

Так что вопрос «Церковь и интеллигенция» социологически не верен: в Церкви много интеллигентов; среди интеллигенции немало церковных людей. И потому диалог сегодня ведется не между образованными умниками и безкнижными монахами-простецами, а между верующей интеллигенцией и интеллигенцией еще-не-верующей.

Не с интеллигенцией сегодня конфликт у Церкви, а с той частью интеллигенции которая изменила своему долгу — долгу критической мысли. Сегодня в котелках интеллигенции варится национальное блюдо — каша в голове.

Нынешнее всеверие нельзя считать простительной и милой доверчивостью. Наивными детьми людей можно было назвать 200–300 лет назад. Но люди, воспитанные в самой научной цивилизации в истории человечества (т. е. в СССР), воспитанные в преклонении перед разумом и наукой и к тому же воспитанные в недоверчивости как официальной пропагандой, так и диссидентской — эти люди в нашей космической державе летают в астрал, вертят тарелочки, верят в порчу и гороскопы. И это уже национальный позор.

Из нашей жизни уходит такая добродетель, как «дисциплина ума», «дисциплина мысли». А ведь слушая какого-нибудь религиозного проповедника, стоит задуматься — чем же он обосновывает свои взгляды и к чему исполнение его доктрин может в конце концов привести.

Увы, почти не слышно сегодня голоса академической науки, протестующего против тотальной пропаганды суеверий и оккультизма.

— Отец Андрей, были времена, когда наука воинственно доказывала, что «никаких следов» Бога ни на облаке, ни в космосе, ни под землей нет. Теперь, наоборот, появляются серьезные научные публикации со «спектральным анализом» — в доказательство историчности существования Христа…

— Вечный коммунальный вопрос — вопрос соседства науки и религии… Принцип мира ясен: чем выше забор, тем крепче дружба. Истинный профессионал — физик ли, богослов ли — точно знает границы своей компетенции, своих возможностей. И свой инструментарий. И не путает сферы, описуемые разными языками и средствами. Наука уже давно (со времен Канта или уж по меньшей мере с теоремы Гёделя или «принципа неопределенности» Гейзенберга) умеет собственными методами определять свои принципиальные границы, доказывать свою неполноту. Наука не может найти Бога. Она может найти лишь повод к своему собственному смирению: в мире и в нас есть нечто, что нельзя описать на языке математики… А от смирения до понимания Евангелия уже один шан. Шаг воли, желающей обрести новый опыт.