Эптон Синклер - Джимми Хиггинс

• Название: Джимми Хиггинс
• Автор: Эптон Синклер
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1957

"Джимми Хиггинс" - книга о простом человеке, книга о маленьком винтике из громадной, жестокой, нелепой машины, которая называется капиталистическим обществом.

---

хребет кайзеру даже больше, чем союзники. А откуда, позвольте, Джимми все это известно? Подробности, может быть, ему и неизвестны, но зато Джимми знает душу интернационализма и уверен, что Ленин и Троцкий поступают правильно, потому что так же поступил бы и он сам, очутившись на их месте!

Этому спору не было конца, и молодой магнат, которого всю жизнь учили, что владеть колоссальным состоянием — его неотъемлемое право, данное ему богом и людьми, часами слушал маленького, невзрачного механика со своего завода, мечтавшего о том, как он и другие рабочие, объединившись в один большой профсоюз, захватят огромное предприятие и будут управлять им не для блага Лейси, а для блага общества. Джимми забывал всякое почтение к личностям, когда переходил к этой теме; экспроприация пролетариатом экспроприаторов была его мечтой, и он говорил о ней с горящими глазами. В былое время молодой хозяин Лисвилла ответил бы ему с оскорбительной невозмутимостью, а быть может, пригрозил бы даже пулеметами, но теперь он только произнес неуверенным тоном:

— Это слишком обширная программа, вряд ли удастся ее осуществить.

V

Лейси захотелось расспросить Джимми о его прошлом, чтобы понять, откуда у него такой фанатизм. Джимми рассказал о голоде и своих скитаниях, когда он был беспризорным, об изнурительном труде и безработице, о забастовках, о тюрьмах и притеснениях. Лейси слушал, покачивая головой. Да, конечно, этого достаточно, чтобы довести любого человека до крайности!

— И все же я не знаю,— в раздумье заметил Лейси,— кто из нас больше наказан судьбой.

Джимми не способен был понять это замечание. Ведь у Лейси есть все на свете, разве не так? Лейси отвечал:

— Да, у меня было слишком много всего, а у вас слишком мало, но я не знаю, что для человека хуже.

Чтобы пояснить свою мысль, он рассказал Джимми кое-что и о себе. Он вырос в большой семье, глава которой был вечно поглощен деловыми заботами и все хозяйство в доме передоверил наемным людям.

— Мать моя была дура,— рассказывал Лейси.—Вероятно, нехорошо так отзываться о своей матери, но от правды никуда не уйдешь. Может быть, у старика не хватило -времени поискать себе жену поумнее, а может, он вообще не верил, что такие водятся. Во всяком случае, мать занимало только одно — показать всем, что она тратит больше денег, чем любая дама в городе. Это была главная цель ее жизни, и дети отчасти тоже служили этой цели. Нас одевали лучше, чем других детей, в нашем распоряжении была целая армия слуг, над которыми мы измывались. Я теперь все понял, здесь у меня было достаточно времени обо всем подумать. Я не помню случая, когда бы я не ударил свою няню по лицу, если она пыталась забрать у меня игрушку. Я никогда ни о чем не просил дважды, а если это случалось, то я устраивал бунт и, конечно, получал, что хотел. Я научился курить и пить, потом появились женщины, они-то, как вы знаете, и докопали меня.

Джимми сочувственно кивнул, вспомнив заметку о восьми хористках, которую читал вслух Неистовый Билл в штаб-квартире социалистов.

— Для юноши это проклятие, когда у него много денег,— продолжал Лейси.— Он становится тогда жертвой женщин. Каждый человек с нормальными чувствами должен обязательно верить какой-нибудь женщине, но, оказывается, они все — как камень, жестокие и безжалостные, во всяком случае те, которых встречает богатый юноша. Я, конечно, имею в виду не только искательниц приключений, но девушек из общества, тех, которых прочат нам в жены. У них у всех есть опытные толкачи — чертовы фурии мамаши, которые тратят все средства на туалеты и ломают себе голову, где бы взять денег, чтобы уплатить за доченькины прошлогодние наряды. И если эти девицы нацелились заарканить тебя, то уж хватают мертвой хваткой, им плевать на репутацию, они готовы на любую гадость. Повезешь такую кататься в машине, а по дороге ей вдруг захочется выйти нарвать цветов, она завлечет тебя в лес; ты и не заметил, как взял ее за руку, а потом обнял, поцеловал и так далее. Но после этого ты обязан на ней жениться, а если скажешь, что не собираешься, она закатит истерику и пригрозит пустить себе пулю в лоб. Это, конечно, сплошное вранье про пулю в лоб — она только полезет еще целоваться, а потом возьмет твою брильянтовую булавку от галстука и забудет ее вернуть.

Наследник миллионов замолчал. Им овладели какие-то мрачные воспоминания, и Джимми, мельком взглянув на него, заметил на его лице выражение старческой апатии.

— Я никогда никому не рассказывал о том, что произошло со мной в ту ночь,— сказал Лейси.— И не буду рассказывать, но вам я вот что скажу: знайте, когда я любил ту замужнюю женщину, это был первый и последний честный роман в моей жизни, потому что она — единственная из всех женщин — не пыталась женить меня на себе!

Конечно, для такого человека, как Джимми Хиггинс, все это было слишком мудрено. Маленький социалист уразумел только одно: что наследник несметных богатств папаши Гренича на самом деле жалкий, обиженный судьбой парень. И это явилось для Джимми Хиггинса сногсшибательным открытием. До сих пор он был уверен, что богатые — это счастливейшие люди на земле. Он ненавидел их, думая, что у них нет никаких забот, что их жизнь представляет собой сплошной праздник. Это про них сказал поэт, что

... возлежат они,
Словно боги на Олимпе, и богам сродни,
Так же к людям равнодушны, попивают свой нектар;
Ведь земля внизу, далеко, пусть пылает там пожар,—
К их сверкающим чертогам золотой лишь вьется пар.
Стрелы молний их не ранят, и с улыбкой на устах
С высоты своей взирают, как болезни, голод, страх,
Войны, злоба и стихии повергают все во прах.
И с улыбкой благосклонной внемлют песням бедняков,
Песням скорби вековечной, песням .рабства и оков,—
О! для ник все эти песни лишь набор красивых слов.
Это низшей расы песни, песни, спетые нуждой,
С ними сеет и сбирает, пот роняя трудовой,
Хлебопашец истомленный урожай убогий свой.[34]

Но ныне Джимми перешагнул через пропасть, разделяющую классы, и увидел в новом свете проблему богатства и нищеты. Теперь, после этого открытия, он будет великодушнее в своих суждениях о прочих смертных, он понял, что система, которая всех нас держит в своих тисках, сделала невозможным истинное счастье — как для тех, у кого всего слишком много, так и для тех, у кого слишком мало.

Глава XXV ДЖИММИ ХИГГИНС СТАНОВИТСЯ НА ОПАСНЫЙ ПУТЬ

I

Пока Джимми бродил по улицам французского городка, ожидая .выздоровления, на фронте продолжались кровопролитные бои. В середине июля немцы сделали последнюю отчаянную попытку перебраться через Марну, но объединенные силы французов и американцев остановили их. Вслед за тем союзные войска начали контрнаступление, атаковали германский клин с фланга и погнали бешено сопротивлявшегося врага прочь с французской земли. Вся Франция взволнованно замерла, но к радости людей примешивался страх: сколько уже было .подобных надежд за эти страшные четыре года, и каждый раз они рушились! Но сейчас можно было смело сказать, что это действительно поворотный момент. Как ни сопротивлялись немцы на каждом шагу, им все-таки пришлось очистить долину Марны, и союзники продолжали наносить им удары то тут, то там, быстро перемещая свои части и сбивая с толку неприятеля.

Обо всем этом Джимми читал в армейской газете «Старз энд страйпс» и теперь, впервые за четыре года, целиком поддерживал войну. Он мысленно присутствовал^ в каждом сражении, стиснув зубы, сжав кулаки, всей душой отдаваясь делу. Последствия наркоза прошли, и Джимми начинал уже забывать о своей ране; теперь он понял, что любые раны и даже смерть не страшны — хотя, конечно, в этом мало радости, но смириться все-таки можно, если знаешь, что это поможет обрубить зверю клыки и когти.

Раньше слово «немец» связывалось в представлении Джимми с такими людьми, как Мейснер, Форстер, Шнейдер, но теперь их место заняла огромная серая фигура над краем воронки от снаряда, с лицом, искаженным ненавистью, и со штыком на изготовке. Пожалуй, самым сильным ощущением Джимми за всю его жизнь была радость, которую он испытал в тот миг, когда сообразил, что какой-то американец всадил пулю в этого серого молодчика. Пускай будет побольше «пончиков», чтобы от их пуль свалились все серые фигуры до последней! Джимми, конечно, понимал, что политика, за которую он ратовал в Америке, преследовала совершенно иные цели, и если бы Джимми Хиггинсу в Лисвилле удалось тогда добиться своего, то не было бы никаких «пончиков», чтобы спасти Джимми Хиггинса в «Чатти-Терри»! В этом он ничуть не сомневался, и на некоторое время пацифист в нем умер.

В госпитале он прислушивался к разговорам солдат. Все они прошли сквозь те же испытания, заработали раны — кто легкие, кто потяжелее,— но это ни на йоту не сломило их дух — все как один они мечтали вылечиться и снова попасть на передовую, пака игра там еще не кончилась. Да, именно так они относились к войне: для них она была игрой, самой азартной, самой сенсационной из всех игр. Эти парни были воспитаны на футболе; футбол являлся главным предметом их обучения, и каждый год все новые сотни тысяч молодых американцев привыкали видеть в нем единственный интерес жизни. Они-то и внесли в армию и внушили миллионам своих менее счастливых товарищей, которым не пришлось учиться ни в высшей, ни в средней школе, дух и приемы футбольной игры: слаженность действий, быстроту, упорную тренировку, безоговорочную преданность друг другу, настойчивые поиски новых комбинаций, новых хитростей, при полном, главное, безразличии к тому, что можно сломать себе ключицу или повредить сердечный клапан. Лишь бы только выиграть!