Астра - Избегнув чар Сократа

• Название: Избегнув чар Сократа
• Автор: Астра
• Издательство: БПП
• Жанр: Современная проза
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-901746-07-3

---

Все замерли.

— А разве нет? — возразила она, с ужасом ощущая, что занеслась «не туда». — Разве не так? Уходят как будто в разные стороны, в разное время, а там встречаются, где поукромней.

— Молчать!! — Окаста страшный, косолапый, тучей надвигался на нее. Она встретила его темным немигающим взглядом, наткнувшись на который он отвернул в сторону и пошел прочь, загребая руками и бесчувственными неуклюжими ногами, медленно и странно, будто против течения; его и впрямь несло в потоке, сносило как в половодье, мимо кустов остережения, мимо последних запретов к чему-то немыслимому, грандиозному, безобразному.

— Серега! — заорал он в последний момент.

Шофера не было, за рулем, поглаживая кота, сидела Астра.

— Заводи!

Не мешкая, она ковырнула булавкой и мотор завелся. Кот мячиком соскочил на землю. К ним прыгнул Мишка-радист, хлопнула дверца и машина понеслась. Миновали лесок, ручей, выскочили в степную долину Хемчика.

— Скорее, скорее!

Ветер скорости рвался в кабине, шарахались по обе стороны придорожные кусты.

— Скорее, скорее…

Повороты словно выпрыгивали навстречу, и столбом вилась позади белая степная пыль.

Наконец, отпустило. Окаста откинулся на спинку кресла, перевел дух. Астра сбросила скорость. Машина побежала вдоль вспаханной, ничем не засеянной полосы, обилующей камнями и неразбитыми земляными комьями. Вечерело. Ближняя череда холмов стала синей, дальняя — светло-лиловой, за ними теснились воздушно-голубые цепи гор.

Астра скосила глаза.

— Чуть не взорвался, Окаста Савельич.

— Не говори… — он помотал головой.

— Возвращаемся?

— В поселок заскочим, раз такое дело. Верно, Миха?

Мишка просунул голову над их плечами, сверкнул улыбкой.

— Если женщина не возражает…

Окаста тронул висящее впереди зеркало, поймал лицо Астры и устроился со всеми удобствами. Посмеиваясь, они поехали «шагом». В сельском магазине взяли водки, хлеба, колбасы, посмотрели афишку клуба и отправились восвояси, вкруговую по хорошей дороге. Вновь потянулись косо освещенные бугры, редкой гребенкой пересекавшие долину, только горы на горизонте были другими. В воздухе вились прозрачные сумерки, солнце садилось, в его гаснущих лучах асфальт казался розовым, как гранодиорит. Мирная тишина и прохлада стояли сразу за пофыркиванием мотора. По случаю выходного дня встречных машин почти не было.

Окаста молчал. Равномерно и длинно, от гряды к гряде бежала дорога, за долгим подъемом открывался плавный спуск, за ним снова подъем, вверх-вниз, вверх-вниз, и эта размеренность среди теплого широкого вечера, и присутствие этой женщины за рулем, и прозрачность своей всегда напряженной, измученной души были столь ощутимы, столь осязаемы, что его охватило давно не испытываемое блаженство.

«Неужели это ее обычное состояние? — он подправил зеркало и лицо ее улыбнулось ему. — Тогда о чем речь? Вот оно, истинное знание, дарованное детям и женщинам, все остальное — суета и нечисть, грех умствования, муки и корчи конечного разума. О, дивный, дивный, невыразимо дивный мир! Господи, как живу, как живу!»

Машина плавно летела вниз. Достигла плоского мостика с белыми столбиками и вновь устремилась к длинному подъему. Астра чуть заметно повела плечами. Окаста погладил ее по руке.

— Устала?

— С непривычки.

— Прости меня, дурака. Заменить?

— Нет, доеду. Мне в охотку.

«Милая, — вздохнул он, — вот бы на ком жениться. И жить, и жить, пока не оскудеет чаша. Да, истинно так. Принимать со смирением все дары, благословлять вопреки стонам и воплям рассудка… смешно полагать, что жизнь подчинится его указкам. Вот, наконец-то! О высоких мыслях и чистом сердце должно просить у жизни, о высоких…»

Машину тряхнуло. Колея завихлялась по кучам песка и гравия. Невнимательная к дорожным знакам, Астра проглядела указатель объезда и теперь выкручивала руль между ремонтными механизмами и горками насыпанного грунта. Ухватившись за поручень, Окаста мельком взглянул в зеркало и… нет, такой Астры он еще не видел, это не она, не она, нет, нет!

— У тебя может быть такое лицо? — пробормотал потерянно.

Она попыталась улыбнуться, но лишь наскочила колесом на груду щебня.

«Маска! — ужаснулся он внутри себя. — Маска! О, шут…»

На поляну смотрела луна. Один бочок ее был слегка ущербен и размыт, как обтаявшая льдинка, но свет лился яркий, на траве лежали четкие тени. Запыленная машина дышала теплом и бензином. Здесь, среди кустов, неподалеку от лагеря, до которого оставалось не более двухсот метров, имелся привал, известный немногим посвященным, оборудованный скамьями, столом и навесом.

Они уже отдохнули с дороги, выпили по одной, закусили, но не оживились, не разговорились, как хотелось, а напротив, приумолкли, задумались, каждый сам по себе.

Окаста налил по второму заходу. Вновь задробились, заиграли в граненом стекле голубые лунные змейки.

— Пей, — подвинул Астре.

— О, нет, мне довольно.

— Дело хозяйское. Нам больше достанется. Теперь уходи.

— Что?!

— Будет лучше, если ты уйдешь.

— Что-то случилось?

— Случилось.

— Счастливо оставаться.

— Скатерью дорога. К мужику до порога, — со злостью отрубил Окаста.

— Даже та-ак?

Она вскочила и исчезла за кустами.

Радист ошалело воззрился на Окасту.

— Ты что, Савельич, с ума спятил? Алевтину проучить, это я понимаю, а тут… ты не прав.

— Молчи, Миха. Молчи. Алевтина проста, как растение, с нее и спроса нет. О, шут! Я ж поверил, я думал, вот, наконец-то!.. Побродяжка! Жалкая! Отрицаю!

Рассветный холодок ознобил тело, провеял запахом остывшего бензина. Окаста осознал себя проснувшимся. И тотчас ощутил душевную боль. «Что, что? А, лицо… Лицо, лицо, — кулак его с силой опустился у головы, горячие слеза потекли по переносице. — Истины! Жажду! Не могу больше!»

В лагере он завьючил коня, бросил в перекидные сумы буханку черного да банку тушенки, взял карту и компас, кинул два слова Корниенко. В дальнем ущелье залег во мху и сутки пил одну воду, потом стал жевать кислицу, бруснику, мягкие лиственничные иглы. Грозы отошли, стояло безветрие, пахло землей, ягодником, островатой грибной прелью, в потаенной влаге кружился желтый листок.

В одну из ночей приснился сон. Белые колонны, пышно-убранный зал, гости — красивые и совершенные, как представители лучшего человечества. Звуки белого рояля, аплодисменты, радостное ожидание на всех лицах. Вокруг Окасты молодые женщины, их легкие шелка, улыбки, блестящие волосы.

— У вас французские духи?

— Нет, английские. Ха-ха-ха!

Счастливый, с чайной розой в руке он идет коридором и попадает в дежурку, уставленную приборами и пультами, за которыми сидят топорные мужики без лиц; на экранах перед ними весь праздничный зал, как на ладони.

— Диск с роялем (щелк!), ароматический с резедой (щелк!), шампанское (щелк!) — озаренные цветными огнями гости сдвигают бокалы, — радостное ожидание, изысканность, артистизм (щелк, щелк, щелк), — толпа вальсирует, веселится. — У вас французские духи?…Нет, английские… ха-ха-ха — (щелк!)

Окаста темнеет.

— Так это сделано?

Круто повернувшись, уходит прочь, прочь, вдоль кромки какого-то моря, против темного ночного ветра.

— Что еще сделано? Кем? Кем?

Вспыхивает свет, по ломким изгибам пространства бегут голубые извивы, тело очерчивается свечением. Мгновение и перед ним расплавленный океан, белые молнии бьют в ослепительную поверхность, а выше, выше возносится перламутровая голубизна. Разумеется, это совсем другое небо.

— Ке-ем? — отдается в нем.

И тихий голос, знакомый, похожий на чей-то, произносит.

— Наконец-то ты понял…

… К Верховым озерам он вышел на четвертые сутки. Дождило. В озерах, разбросанных по изрытому ледником плоскогорью, блестели, отражаясь, серые облака. Стояли чахлые лиственницы.

Вехов опустился на валун, долго смотрел.

— Не может быть, чтобы все это ничего не значило, а, Астра?

Что-то сгущалось вокруг него, становилось опасным, хищным. По душе прошелся шорох. «Так, — подумал он, — начинается». Быстро развернул под деревом палатку, закинул верхние веревки прямо за ветки, сел, прислонившись к стволу сквозь суровое полотно.

«Все. Налетайте. Надоело».

«Они» не замедлили. Комком прокатились по надбровью, грубо повернули что-то в груди. «Страшно, страшно, — поддразнил он, — страшно, страшно». Острые волны окатили его колючим страхом. Напрягшись, Окаста принялся ловить этот страх на острие своего внимания. «Я вам не тварь… дрожащая…» Поднялся вихрь. Свирепея и набирая силу, он вмуровал в себя Окасту, но и тот словно окаменел. Жгучие пальцы еще рылись в сердце, его размазывали по стенке, но он уже чувствовал, что уцелел, что справляется. Главное, ловить «их» на прицел, плавить взглядом, вызывать этим «страшно, страшно».