Дик Френсис - Дикие лошади

• Название: Дикие лошади
• Автор: Дик Френсис
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 1998
• ISBN: 5-04-001344-2

В город своего детства приезжает кинорежиссер Томас Лайон снимать фильм, в основу которого легла реальная история жизни и трагической смерти молодой женщины, произошедшая почти тридцать лет назад. Но прошлое неумолимо вторгается в настоящее. Томас, ненароком «разворошивший осиное гнездо», вплотную подбирается к разгадке убийства. Расплата не заставляет себя ждать. Случайные на первый взгляд нападения на членов съемочной группы и самого режиссера выстраиваются в логическую цепочку, первое звено которой — исповедь летописца Ньюмаркетских скачек Валентина Кларка, умирающего на руках Лайона…

---

Поскольку сегодня была всего лишь репетиция, к тому же пешая, никто не позаботился о хлысте и никто из жокеев не надел обычные защитные приспособления для тела, предохраняющие упавших наездников от копыт лошадей. Никто не упомянул об этих упущениях. Я застегнул рубашку и заправил ее в брюки, потом взял у кого-то защитный шлем с алым верхом.

Показался Эд, ведущий трех лошадей.

Неожиданно рядом со мной возник Монкрифф и спросил:

— Что, черт побери, ты тут творишь?

— Собираюсь скакать. — Я надел шлем и оставил ремешок болтаться.

— Ты не можешь это сделать!

— Будь другом и не снимай, если я упаду.

Монкрифф простер руки и воззвал к жокеям:

— Вы не можете позволить ему это. Остановите его.

— Они читали «Барабанный бой», — коротко бросил я. — Хотим мы, чтобы завтра хоть одна зараза изображала скачки, или не хотим?

Монкрифф все отлично понял, но продолжал издавать бессвязные причитания о страховке, боссах, О'Харе и о том, что будет с фильмом, если я сломаю шею.

— Заткнись! — рявкнул я.

— Томас!

Я усмехнулся и сказал жокеям:

— Двое из вас могут состязаться в скачках со мной. Сожалею, что не могу привлечь вас всех, но завтра все наши лошади должны будут бежать и им необходимо быть свежими. Поэтому только двое. Кого вы выберете. Мы сделаем один круг с препятствиями, без переносных барьеров, поскольку устанавливать их уже некогда.

Молчание.

Втайне забавляясь происходящим, я подождал, пока Эд вместе с лошадьми не подошел к нам и не уставился потрясенно на мою недвусмысленную одежду.

— Эд, выведи машину сбоку от дальних дорожек, — я показал ему, куда именно, — и сделай круг впереди нас. Возьми с собой доктора на случай, если кто-нибудь упадет. Вон он. — Я указал рукой. — Сейчас он подойдет.

У Эда был потрясенный вид.

— Я не могу поверить в это, — сказал Монкрифф.

Кто-то из жокеев произнес:

— Мы потеряем лицензии, если решим соревноваться с вами.

— Нет, — возразил я. — Вы приглашены сюда на репетицию кинокомпанией, снимающей фильм. У нас есть разрешение для каждого из вас на участие в съемках скачек на ипподроме. Вы просто сделаете это на день раньше, чем планировалось. Для надзора за здоровьем у нас есть врач, требуется только ваше согласие. Кто будет состязаться со мной?

Они уже не чувствовали злости, как раньше, я бросил вызов обратно им в лицо, и они не могли стерпеть это. Двое из них выбрали лошадей оставили мне третью.

— О'Хара убьет тебя, — сказал мне Монкрифф.

Получилось так, что они оставили мне ко на котором предыдущим утром ездила Сильва, несомненно, самого быстрого в нашей конюшне. Я часто скакал на нем галопом, и, если верить его родословной, он должен был уметь преодолевать препятствия.

— У вас нет ни соответствующих штанов, ни обуви, — промолвил Эд, встревоженно глядя на мои повседневные брюки и коричневые ботинки.

— Коню все равно, — ответил я. Я решил, что легкая бесшабашность в данных обстоятельствах будет к месту.

Грум, приведший лошадь, как обычно, готов был помочь мне сесть в седло. Я подтянул подпругу, удлинил стременные ремни и застегнул ремень шлема.

Два жокея, вышедших состязаться со мной, уже сидели верхом и ждали. Устроившись в седле, я засмеялся, сверху вниз глядя на лица остальных. Неожиданно их выражение стало несколько менее напряженным.

— Вы просто сборище негодяев, — сказал я и получил в ответ несколько ухмылок.

Ворота не были заперты, и мы беспрепятственно выехали на дорожку. Круг длиной в полторы мили, по часовой стрелке, с девятью различными препятствиями. Я не участвовал в скачках одиннадцать лет. Я сошел с ума. Это было великолепно.

Отвратительные длинные слова типа «безответственность» словно змеи проплывали в моем сознании. Я держал на плечах фильм стоимостью во много миллионов. Я знал, даже без самонадеянности, что суфле, которое я готовил, прокиснет, если повар удалится.

Но это говорили мне мои взрослые годы, казавшиеся длинными-длинными, наступившими после короткой молодости. А сейчас я на три минуты возвращался в юность.

Эд и доктор сопровождали нас на машине.

Один из моих соперников спросил меня:

— Сколько вы весите?

— Достаточно, чтобы получить оправдание в случае проигрыша.

— Холера! — выругался он и направил лошадь к старту, ткнув ее пятками в бока.

Я немедленно последовал за ним. У меня не было другого шанса, я ощущал знакомую сдержанную дрожь, пробегающую по телу, как будто и не было одиннадцатилетнего перерыва.

Из-за их цветов я мысленно назвал ехавшего впереди меня жокея Синим, а того, что двигался следом, — Красным. На всех нас были яркие рубахи, специально приготовленные для фильма — ради зрелищности и во избежание путаницы, и костюмеры превзошли себя.

И Синий, и Красный были моложе меня и еще не начали свою карьеру к тому времени, как я завершил свою. Я сразу заметил, что они не намерены были делать на это скидку, и действительно, тогда вся затея потеряла бы смысл. Я просто напряг память, припоминая мастерство, которое когда-то приходило естественно, и со старта направил лошадь к первому препятствию с привычной легкостью, казавшейся давно забытой.

Была скорость, и было молчание. Со стороны не было слышно ни подбадривающих криков, ни проклятий. Только стук копыт и треск от соприкосновения с темными прутьями препятствий. Только твердая решимость и восторг.

Боже мой, думал я, чувствуя радость преодоления, почему я когда-то бросил это? Но я знал ответ. В девятнадцать лет я был слишком высок и тяжел, а голодать, чтобы обрести профессиональный вес, не мог — сразу чувствовал себя больным.

Спустя полмили и два препятствия я ощутил первую судорогу в мышцах и вспомнил, что Синий и Красный несколько месяцев были в числе лучших жокеев. Скорость, которую они взяли, отнимала все мои силы. Мы обогнули дальний поворот и устремились ноздря в ноздрю по длинной стороне круга, прежде чем я всерьез заподозрил, что я идиот или, по крайней мере, определенно безрассуден, иначе не решился бы на такой аттракцион. Следующие четыре близко размещенных препятствия я преодолел, главным образом сосредоточившись на том, чтобы отчаянным усилием перенести свой вес как можно дальше вперед.

С аэродинамической точки зрения перенос центра тяжести как можно ближе к шее лошади был выгоден, но это же ставило жокея в наиболее опасное положение — он мог слететь, когда его лошадь брала препятствие. Альтернативным выходом было замедлить бег перед прыжком, ослабить поводья, а потом, быть может, вскинуть руки вверх и назад, восстанавливая равновесие перед приземлением. Таким образом вскинутая рука — жест, именуемый «такси, стой!», был отличительным признаком жокеев-любителей. Один раз я ничего не мог с этим поделать, но пять или шесть таких жестов заставили бы жокеев относиться ко мне с насмешливой жалостью, а это было совсем не то, чего я добивался. Я решил брать препятствия Хантингдонского ипподрома, перенося вес вперед, пусть даже это убьет меня.

Что вполне могло случиться.

С этой мыслью, напряженными мускулами и горящими легкими я достиг последнего поворота: еще два препятствия, прямая, а там уж и финишная черта.

Будучи опытными жокеями, Синий и Красный ждали этого последнего поворота, прежде чем вложить все силы в последний рывок. Я ускорился вместе с ними, решительно не желая постыдно тащиться в хвосте, и мой конь понял меня, как это часто бывает со скаковыми лошадьми, и приложил все остатки сил, чтобы выйти вперед.

Не знаю, как остальные, но последние два препятствия я преодолел так, словно пытался выиграть Гранд-Националь, но даже это мне не помогло. Мы финишировали в таком порядке: Красный, Зеленый, Синий; на финишной черте первый опережал второго на полкорпуса, как и второй третьего.

Мы замедлили бег и рысью выехали в ворота. Я чувствовал, что вот-вот свалюсь от изнеможения. Дышал я глубоко, через нос; в свое время я многим актерам говорил, что самое явное проявление усталости — это хватать воздух ртом.

Синий и Красный ехали впереди меня; мы вновь присоединились к остальным жокеям. Никто ничего не сказал. Мы спешились и отдали поводья грумам. Я чувствовал, как дрожат мои пальцы, когда расстегивал шлем; я надеялся, что жокеи не видят этого. Я снял шлем, вернул его тому, у кого одалживал, и большим пальцем руки смахнул пот со лба. По-прежнему слышалось только приглушенное бормотание голосов. Я расстегнул полосатую рубаху, буквально заставив руки повиноваться, и долго трудился, развязывая шарф. От тяжелого дыхания болела диафрагма. Я протянул рубаху и шарф их хозяину и взял свои вещи у кого-то, кто поднял их с травы. Надеть их у меня не было сил, и я просто перебросил их через руку.

Мне не нравилось, что все, включая меня, испытывают в основном смущение, и я сделал все, чтобы разрядить обстановку.