Андрей Квакин - Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути

• Название: Между белыми и красными. Русская интеллигенция 1920-1930 годов в поисках Третьего Пути
• Автор: Андрей Квакин
• Жанр: История
• Год: 2006
• ISBN: 5-9524-2193-8

Книга посвящена анализу малоизученной деятельности ряда российских политических деятелей, философов и писателей в 1920–1930 годах (в основном в эмиграции), которые, осмысливая результаты Гражданской войны в России, пытались найти так называемый Третий Путь развития России – «между белыми и красными».

Монография состоит из трех частей и подробно рассматривает эти поиски в русле «сменовеховства», «нововеховства», «национал-большевизма» и других сходных течений. В ней впервые вводятся в научный оборот многие документы, в том числе из архива Гуверовского института войны, мира и революции (США).

Эта книга, в серии пятьдесят восьмая по счету, входит в проект издательства «Центрполиграф» под общим названием «Россия забытая и неизвестная».

Как и вся серия, она рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся отечественной историей, а также на государственных и общественно-политических деятелей, ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей возрождающейся России.

---

Большевистскую революцию и сам большевизм сменовеховцы считали эпохальными историческими явлениями для России, в которых с предельной ясностью и всеобъемлющей полнотой воплотились накопившиеся за долгий период исторического развития России социальные устремления в душе русского народа, причудливо соединились многообразные духовно-психологические феномены, определившие специфическую культурную атмосферу российского общества в предреволюционный период. Октябрьская революция дала выход духовной энергии, которая уходила своими историческими корнями и в славянофильство, и в чаадаевский пессимизм, и в революционный демократизм Белинского, и в писаревский утилитаризм, и в герценовский романтизм, и в якобинство ткачевского «Набата»[140]. Кроме того, в большевизме приобрели свою материальную плоть и конкретную персонификацию литературные образы Достоевского. «Достоевщина – от Петруши Верховенского до Алеши Карамазова» повсеместно прослеживается у адептов Ленина, утверждали авторы сборника «Смена вех»[141]. Критически оценивая негативный компонент, присутствовавший в большевистском воплощении оживших героев «Бесов», сменовеховцы предприняли попытку аналитически взглянуть на данное явление как на исторически необходимый для дальнейшего развития России духовный опыт. Данный опыт страна обязана пережить для того, чтобы перед ней могла открыться новая полоса исторического развития.

Сменовеховцы считали большевизм практическим испытанием всего того, что исторически накапливалось в духовном арсенале русского народа, прежде всего российской интеллигенции. Именно поэтому культурная программа большевиков во многом повторяет основные постулаты, выдвинутые интеллигенцией, а идеалы русской интеллигенции трансформировались в идеалы большевизма[142]. То есть, согласно сменовеховской концепции, исторически по своему духу большевизм во многом имманентен культурной традиции российской интеллигенции. Именно поэтому большевики оказались единственной силой, способной сломать прежнюю историческую колею движения России, после чего история страны резко разделилась на прошедшую и новую эпохи.

В деятельности большевиков сменовеховцы видели исторические черты русской народности, которая, по их мнению, выражалась в первую очередь в том, что Октябрьская революция впервые дала «возможность народным массам разрушить до основания четырехвековую социальную неправду и политическую мерзость»[143]. В результате большевизм, «войдя в русло исторической неизбежности, выполнил народную программу, дал выход народному волеизъявлению, исполняя национальные требования»[144]. Опираясь на парадигму народности большевизма, идеологи сменовеховства давали благоприятные прогнозы о перспективах развития России при большевистском правлении.

Так, один из идеологов «Смены вех» Ю. В. Ключников писал в частном письме 25 апреля 1921 г. редактору журнала «Новая русская книга» А. С. Ященко: «Вот уже год, как я отстаиваю мысль о прекращении вооруженной борьбы с большевистским правительством, а теперь (тоже уже довольно давно) я полагаю, что всякие вообще «срывы» Советской России были бы лишь во вред России. Нет такой силы, которая могла бы прийти на смену теперешнему режиму, разломав все сделанное им, и которая вместе с тем могла бы сама что-то осуществить и что-то хорошее создать. Спасение России и остальных народов в естественной эволюции к новым формам социальной жизни, требуемой и сознанием приобретших небывалую политическую силу трудящихся масс, и событиями последних лет. Если эта эволюция не сумеет осуществиться, то взамен нее придет мировая революция. Бороться с этими эволюцией или революцией по рецептам Керенского, или Милюкова, или Струве – значит в лучшем случае играть невольно им же в руку («но какой ценой!»), а в худшем играть в руку самой дьявольской анархии»[145]. В свою очередь питерский сменовеховец И. Г. Лежнев подчеркивал: «Вопрос взят в такой общей постановке, поднят на такую высоту, что здесь нейтрализуются частности и оттенки разномыслия. В этих пределах мыслим единственный водораздел: с революцией, с трудовыми массами, за раскрепощение страны или против революции, против ее раскрепощающего огненного дыхания»[146].

Однако в суждениях сменовеховцев подобная позиция не означает, что нужно безоговорочно принять большевистскую программу. «Дума и тоска по «новой» России – у всех нас непрестанна. Или России не будет, или она пройдет новыми путями. Это стало почти всем ясно. Старая Россия рухнула не от напора новой молодой жизни, а от банкротства старого строя, от изгнивших основ и связей его; поэтому и революция наша не была здоровым и естественным переворотом растущего общества. Со дна, из самой глубины народной, поднялись грязь, муть и нечисть: в зверстве, во лжи, в нелепице и в невежестве свершилась наша печальная революция. Она не указала народу новых путей, как не искала этих путей и в старой России. Спасенья нет ни здесь, ни там. Какие-то иные дороги должны быть найдены для нашей политической, общественной, экономической, религиозной и художественной жизни. Мы жаждем обновления жизни, отрекаемся от старого мира и взываем к жизни иной, здоровой и чистой»[147].

Сказать подобное, находясь в белой эмиграции, было достаточно трудно. Большинство политических лидеров и рядовых россиян из числа эмигрантов думали и рассуждали совершенно иначе. Например, М. П. Арцыбашев заявлял: «И если Россия не может быть спасена иным путем, как через примирение с большевиками, то и не заслуживает она спасения, пусть гибнет этот духовно растленный народ и да будет это место пусто!»[148] Многие в эмиграции оставались приверженцами идеи «нового весеннего похода» – шла подготовка остатков белых армий при помощи Запада, создавались новые воинские формирования, проводилась военная подготовка и переподготовка эмигрантов, на территорию Совдепии засылалась агентура для подрывной и разведывательной деятельности. А сменовеховцы очень скептически оценивали вероятность успеха подобного «нового похода» против большевиков, видя вероятность гибели в нем основ российской государственности. Их патриотические устремления были направлены на недопущение новой военной авантюры и на выработку общественно-политической и социально-экономической альтернативы для России.

В это время политический и экономический кризис весны 1921 г. побудил большевистское руководство по-новому поставить вопрос о путях и методах «социалистического строительства». Главным достижением теоретических разработок руководства большевистской партии явилась новая постановка вопроса о роли товарно-денежных отношений, об использовании внегосударственных форм собственности в хозяйственном строительстве, а также о разнообразии форм реализации самой государственной собственности. В экономическом мышлении был сделан шаг вперед, позволивший понять многие просчеты в первоначальных планах реорганизации общества через практику «военного коммунизма» и подойти к использованию новых источников в восстановлении разрушенного Гражданской войной хозяйства страны.

Провозглашение большевиками перехода к «новой экономической политике» оказало воздействие на отношение значительной части интеллигенции в России и российском зарубежье к власти большевиков.

Внимание российской интеллигенции на и вне российской территории не могли не привлечь меры, провозглашенные большевистским руководством для возвращения страны на рельсы правового государства: было провозглашено принятие Уголовного кодекса РСФСР, ограничена компетенция ЧК, создавались условия для более широкого привлечения к сотрудничеству дореволюционной интеллигенции, восстанавливалось экономическое взаимодействие с иностранными фирмами, внушала надежды замена продразверстки продналогом, в которой угадывались стремления наладить нормальные экономические отношения с крестьянством. Подвергая жесткой критике командно-административные методы «военного коммунизма» и приветствуя провозглашение «новой экономической политики», значительная часть российской интеллигенции видела свою задачу в том, чтобы максимально использовать производительные силы страны для ликвидации экономического кризиса. Для интеллигенции установление мира в России, возврат к прежним условиям созидательного, творческого труда, поддержание привычного дореволюционного уклада жизни были очень желанны. Поэтому свертывание крупномасштабных военных действий на фронтах Гражданской войны, вынужденное приглашение большевиками интеллигенции к сотрудничеству с большевистским режимом и особенно провозглашение «гражданского мира» после кровопролитной Гражданской войны посеяли определенные иллюзии среди значительной части интеллигенции, обретшей надежду на возвращение к нормальным условиям труда и быта для строительства новой России.