Томас Гарди - Джуд незаметный

• Название: Джуд незаметный
• Автор: Томас Гарди
• Жанр: Классическая проза

Роман написан для взрослых людей человеком, который пытается бесхитростно поведать о муках и метаниях, насмешках и несчастьях, какие могут омрачить сильнейшее из чувств, ведомых человеку; откровенно рассказать о смертельной борьбе между плотью и духом и раскрыть трагедию неосуществленных замыслов.

---

— Помню, я подумывал об этом про себя, но удивлен, что не сохранил этого в тайне. Эту мечту я оставил давно.

— Зато я никогда не забывал об этом. Это-то и привело меня в Кристминстер и побудило навестить вас сегодня.

— Заходите, — пригласил Филотсон. — Вместе с вашей кузиной, разумеется.

Они вошли в гостиную с лампой под бумажным абажуром, освещавшей три или четыре книги на столе. Филотсон снял его, чтобы лучше разглядеть гостей, свет упал на выразительное лицо, живые черные глаза и волосы Сью, на серьезное лицо ее брата и усталое лицо и фигуру самого учителя — худощавого, задумчивого человека лет сорока пяти, с тонким, нервным ртом. Он чуть сутулился в силу привычки и был одет в черный сюртук, слегка лоснившийся от долгой носки на спине и на локтях.

Былая дружба мало-помалу возобновлялась: школьный учитель рассказывал о своей жизни, брат и сестра — о своей. Он признался им, что иногда все еще подумывает о духовной карьере и, хотя не имеет возможности осуществить свое давнишнее намерение — принять сан, все же надеется приобщиться к церкви в качестве лиценциата. А пока что, сказал он, его вполне устраивает настоящее положение, вот разве что недостает помощника.

Ужинать они не остались и пошли обратно в Кристминстер, так как Сью должна была рано вернуться домой. Несмотря на то что говорили они только на обще темы, Джуд с изумлением убеждался, какая замечательная женщина открывается ему в Сью. Она была сама трепетность, и казалось, будто все, что бы она ни делал, имеет своим источником чувство. Какая-нибудь вдруг взволновавшая ее мысль заставляла ее настолько ускорять шаг, что он едва поспевал за нею, а ее щепетильность в некоторых вопросах могла быть принята за тщеславие. С тоскою в сердце от отмечал, что любит ее теперь сильнее, чем до знакомства, тогда как она питает нему всего лишь искренние дружеские чувства. И на обратном пути мрак царил не только в нависшей над ними ночи, но и в его мыслях о ее отъезде.

— Зачем ты уезжаешь из Кристминстера? — спросил он с сожалением. — Как ты можешь изменить городу, чья история связана с такими громкими именами, как Ньюмен, Пьюзи, Уорд и Кэбл?

— Да… громкими. Но прогремят ли они в мировой истории?.. И что за смешная причина к тому, чтобы остаться! Мне бы это и в голову не пришло! — Она засмеялась. — Ничего не поделаешь, приходится уезжать, — продолжала она. — Мисс Фонтовер, одна из совладелиц заведения, в котором я служу, недовольна мной, а я ею, так что мне лучше уехать.

— Что у вас произошло?

— Она разбила мои статуэтки.

— Как! Нарочно?

— Да. Она нашла их у меня в комнате и хотя они принадлежали мне лично, она швырнула их на пол и стала топтать ногами только потому, что они пришлись ей; не по вкусу. У одной из статуэток она искрошила каблуком руки и голову. Это было ужасно!

— Должно быть, они показались ей слишком католическими? Наверное, она обозвала их папскими идолами и говорила о поклонении святым?

— Нет, не то. Дело обстояло совсем иначе.

— Вот как? Тогда я не понимаю!

— Мои святые заступники не понравились ей совсем по другой причине. Я не стерпела и заявила ей свое неудовольствие. Кончилось тем, что я решила уехать и найти такую работу, при которой я буду более независима.

— А не взяться ли тебе снова за преподавание? я слыхал, ты когда-то занималась этим.

— Я не думала возвращаться к преподаванию, потому что делала успехи как рисовальщица.

— Пожалуйста, позволь мне попросить Филотсона, чтобы он разрешил тебе попробовать свои силы в его школе, хорошо? Если работа тебе понравится, ты сможешь поступить в педагогический колледж и стать настоящей учительницей с дипломом и зарабатывать тогда будешь вдвое больше, чем любой рисовальщик или церковный художник, и свободней будешь вдвое.

— Что ж, попроси. А теперь я должна идти. До свиданья, милый Джуд! Я так рада, что мы наконец познакомились. Мы ведь не будем ссориться только из-за того, что ссорились наши родители, правда?

Не смея даже показать, до какой степени он с ней согласен, Джуд свернул в тихую улицу, на которой жил.

Им теперь владело одно желание — удержать Сью Брайдхед возле себя, не считаясь с последствиями, и на другой же вечер он опять отправился в Ламсдон, не рассчитывая на убеждающую силу письма. Учитель не ожидал такого предложения.

— По правде говоря, мне бы нужен помощник для старших учеников, — сказал он. — Конечно, и ваша кузина могла бы подойти, но у нее нет опыта. Ах, есть, вы говорите? И она всерьез хочет избрать профессию учителя?!

Джуд ответил, что, по его мнению, Она к этому расположена, и принялся так чистосердечно превозносить ее врожденные педагогические способности, которые внезапно в ней обнаружил, что учитель согласился взять ее в помощницы, но по-дружески внушил Джуду, что если его кузина не намерена всерьез работать на этом поприще и не будет рассматривать этот шаг как первую ступень ученичества, за которой последует вторая — обучение в педагогическом училище, она только понапрасну, потеряет время, по сути даром получая деньги.

На другой день после этого посещения Филотсон получил от Джуда письмо, в котором тот сообщал, что еще раз говорил с кузиной, что ее все больше начинает увлекать мысль о преподавании, словом, что она согласна приехать. Одинокому немолодому учителю и в голову не пришло, что пылкими стараниями Джуда устроить эти дело руководили какие-либо иные чувства по отношению к Сью чем естественное желание помочь родственнице.

V

Школьный учитель сидел в своем скромном доме; при школе, оба здания были современной постройки, и глядел через дорогу на старый дом, где поселилась новая преподавательница Сью. Назначение было оформлено очень быстро. Помощник учителя, которого должны были перевести в школу Филотсона, не явился, Сью приняли как временную заместительницу. Подобные временные назначения могли оставаться в силе лишь до очередной ежегодной ревизии инспектора ее величества, чье согласие было необходимо для утверждения в должности. Строго говоря, мисс Брайдхед была не новичком в этом деле, поскольку уже преподавала года два в Лондоне, хотя в последнее время и отказалась от этого занятия, и Филотсон полагал, что будет нетрудно утвердить ее в должности, чего ему уже хотелось, несмотря на то, что она проработала с ним всего три-четыре недели. Она оказалась именно такой, какой Джуд описывал ее, — толковой и расторопной, а какой мастер не захочет удержать ученика, который выполняет за нет половину работы?

Было немногим больше половины девятого утра, и он ждал, пока она пересечет улицу, направляясь в школу, чтобы последовать за ней. Без двадцати девять ока вышла в светлой шляпке, небрежно седевшей на голове, и он смотрел на нее, как на чудо. В это утро, казалось, от нее исходило какое-то особое обаяние, не имевшее никакого отношения к ее педагогическим талантам. Он прошел в школу следом за ней, и весь день Сью оставалась у него на глазах, занимаясь со своим классом в другом; конце той же комнаты. Она и в самом деле была превосходным учителем.

В его обязанности входило давать ей по вечерам уроки, и один из параграфов устава требовал, чтобы на этих уроках присутствовала какая-нибудь почтенная пожилая особа; если учитель и обучаемый разного пола. Ричарду Филотсону это предписание казалось в данном случае явно нелепым, поскольку девушка годилась ему в дочери, однако он свято соблюдал его и давал ей уроки в комнате, где миссис Хоу — вдова, у которой поселилась Сью занималась шитьем. Впрочем, обойти это правило было бы отнюдь не легко, потому что другой общей комнаты в доме не было.

Иной раз, решая задачи, — предметом их занятий была арифметика, — она невольно взглядывала на него с вопросительной улыбкой, словно полагала, что ее учитель должен знать, верный или неверный ответ складывается у нее в голове. Филотсон же вовсе и не думал об арифметике, он думал о ней, причем совсем иначе, чем, по его мнению, полагалось ему в роли наставника. Быть может, и она знала, что он думает о ней так.

В течение нескольких недель их занятия шли с однообразием, которое уже само по себе было для него усладой. Затем он решил повести учеников в Кристминстер на передвижную выставку макета Иерусалима, на которую в интересах образования школьников пускали, взимая по пенни с каждого. Дети шагали по дороге попарно, она — рядом со своим классом, под простеньким ситцевым зонтиком, придерживая его ручку большим пальцем; Филотсон — сзади, в длиннополом свободном сюртуке, элегантно помахивая тростью и пребывая в состоянии задумчивости, в которую впал с момента ее приезда. День выдался солнечный и пыльный, и когда они вошли в выставочный зал, то оказались там почти одни.

Макет древнего города стоял посредине зала, и владелец его с лицом, на котором было написано религиозно-филантропическое рвение, ходил вокруг с указкой в руке, демонстрируя молодому поколению различные кварталы и места, знакомые ему по Библии: гору Мориа, долину Иосафата, град Сион, стены и врата; над одними вратами высился большой храм, подобный кургану, а на холме стоял маленький белый крест. По словам владельца, это была Голгофа.