Андрей Аникин - Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса

• Название: Юность науки. Жизнь и идеи мыслителей-экономистов до Маркса
• Автор: Андрей Аникин
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Экономика
• Год: 1975

Автор книги, доктор экономических наук, в форме занимательных рассказов рисует живые портреты крупнейших предшественников Маркса в политической экономии. Перед читателем проходит целая плеяда ученых прошлого — Буагильбер, Петти, Кенэ, Смит, Рикардо, Сен-Симон, Фурье, Оуэн и ряд других выдающихся мыслителей, труды которых сыграли важную роль в становлении марксизма. Идеи их раскрываются в тесной связи с особенностями эпох, когда они жили и творили. Автор показывает, что некоторые мысли этих ученых сохранили свое значение вплоть до наших дней. Во второе издание введен значительный новый материал.

Книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся политической экономией и ее историей.

---

В расчетах за акции золото и серебро принимали неохотно. В разгар бума 10 акций равнялись но цене 14 или 15 центнерам серебра! Почти все платежи производились в банкнотах. И все это бумажное богатство — и акции и банкноты — создал финансовый чародей Жан Ла (так французы называли шотландца).

15 января 1720 г. Ло официально стал генеральным контролером финансов. Фактически же он управлял финансами страны уже давно. Но как раз в это время стали ощущаться первые подземные толчки под его системой.

Куда вкладывались огромные деньги, которые собирала компания путем выпуска своих акций? В ничтожной части — в корабли и товары. В подавляющей — в облигации государственного долга. Фактически она взяла на себя весь огромный государственный долг (до 2 млрд. ливров), выкупив облигации у владельцев. Это и было то установление порядка в финансах, которое обещал Ло. Каким образом размещались все новые и новые акции компании? Только благодаря тому, что банк Ло одновременно печатал и пускал в оборот все новые сотни миллионов в банкнотах.

Этот порядок не мог быть долговечным. Ло не хотел этого видеть, но его многочисленные враги и недоброжелатели и просто дальновидные спекулянты — те уже видели. Они, разумеется, спешили избавиться и от акций и от банкнот. Ло ответил на это поддержкой твердого курса акций и ограничением размена банкнот на металл. Однако, так как для поддержки акций были нужны деньги, Ло печатал их все больше и больше. Многочисленные предписания, которые он издавал в эти месяцы, носят следы растерянности. Ло был загнан в тупик, система погибала… К осени 1720 г. банкноты, превратившиеся в инфляционные бумажные деньги, стоили не более четверти своей нарицательной стоимости в серебре. Цены всех товаров сильно повысились. В Париже не хватало продовольствия, усиливалось народное возмущение. С ноября банкноты перестали быть законным платежным средством. Началась ликвидация системы.

На этих последних рубежах Ло продолжал вести упорную борьбу. В июле он едва спасся от разъяренной толпы, требовавшей обмена обесцененных бумажек на полноценные деньги, и с трудом нашел спасение во дворце регента. Все замечали, что Ло исхудал, потерял свою обычную самоуверенность и учтивость. У него начались нервные припадки.

По Парижу ходило множество куплетов, анекдотов и карикатур, в которых издевались над Ло, а заодно и над регентом. Герцог Бурбон, наживший, по слухам, 25 млн. ливров на спекуляциях с акциями и вовремя вложивший их в материальные ценности, уверял Ло, что теперь ему не грозит опасность: парижане не убивают тех, над кем смеются. Но Ло имел основание думать по-другому и не появлялся иначе как под надежной охраной, хотя министерский пост был у него уже отнят. Парижский парламент, который всегда был в оппозиции к Ло, требовал судить его и повесить. Приближенные герцога предлагали, по крайней мере, упрятать его в Бастилию. Филипп стал понимать, что лучше отделаться от своего любимца, чтобы как-то успокоить страсти. Его последней милостью было разрешение Ло покинуть Францию. В декабре 1720 г. Джон Ло с сыном, оставив в Париже жену, дочь и брата, тайно выехал в Брюссель. Все его имущество было вскоре конфисковано и использовано для удовлетворения кредиторов.

Что означали система Ло и ее крах с социальной точки зрения? Об этом спорят уже 250 лет.

В XVIII в. Ло в основном ругали, но в этом было больше морального негодования, чем трезвого анализа. В середине прошлого столетия Луи Блан в его «Истории Французской революции» и другие социалисты подобного направления «реабилитировали» Ло и попытались изобразить его чуть ли не предтечей социализма. По мнению Луи Блана, Ло нападал на золото и серебро как на «деньги богачей» и хотел наполнить обращение «деньгами бедняков» — бумажными. Своим всеобъемлющим банком и торговой монополией Ло якобы стремился утвердить социалистический принцип ассоциации в противовес буржуазному принципу безжалостной конкуренции. Луи Блан изображал некоторые экономические меры Ло как сознательную политику, направленную на облегчение жизни трудового люда.

Это довольно далеко от истины. В том виде, в каком Ло хотел внедрить принцип ассоциации, это чисто буржуазный принцип. Он противостоит вовсе не капитализму, а феодализму с его косным делением общества на сословия, отсутствием социальной мобильности людей. Ло хотел ассоциировать и уравнять любых акционеров своей компании и клиентов своего банка — аристократов и буржуа, ремесленников и дельцов, — но ассоциировать их как капиталистов.

Своей системой Ло готовил то, что капитализм в полной мере осуществил позже: «Буржуазия сыграла в истории чрезвычайно революционную роль.

Буржуазия, повсюду, где она достигла господства, разрушила все феодальные, патриархальные, идиллические отношения. Безжалостно разорвала она пестрые феодальные путы, привязывавшие человека к его „естественным повелителям“, и не оставила между людьми никакой другой связи, кроме голого интереса, бессердечного „чистогана“».[61]

В этом смысле Ло был прогрессивным деятелем. Но Ло не был защитником угнетенных классов даже в том ограниченном смысле, в каком им был Буагильбер. В его сочинениях мы не найдем того искреннего сочувствия к народу, к крестьянству, которое украшает руанца. Да это и несовместимо с личностью авантюриста, игрока, спекулянта. Ло выражал интересы крупной денежной буржуазии. На ее предпринимательский дух он возлагал надежды. Такова была и его политика. Он до конца поддерживал акции своей компании, которыми владели крупные капиталисты, бросив на произвол судьбы банкноты, распространенные среди широких слоев.

Система и ее крах вызвали немалое перераспределение богатства и дохода. Это еще более подорвало положение дворянства, которое распродавало поместья и особняки, чтобы принять участие в спекуляции. События эпохи регентства ослабили монархию.

С другой стороны, финансовая магия Ло ударила по городской бедноте, которая жестоко страдала от дороговизны, когда бумажные деньги были поставлены вне закона, оказалось, что очень значительная их часть мелкими суммами скопилась у ремесленников, торговцев, прислуги и даже у крестьян.

Важнейшим социальным результатом системы Ло было возвышение нуворишей, сумевших сохранить богатство, нажитое на бешеных спекуляциях.

После своего бегства из Парижа Ло прожил восемь лет. Он был беден. Конечно, не так беден, как человек, умирающий с голоду, а как человек, который не всегда имеет собственный выезд и снимает не особняк, а скромную квартиру. Он был бездомен, но жизнь изгнанника и странника он вел всю свою жизнь. Ему не пришлось больше увидеть жену (с которой он, впрочем, так и не успел обвенчаться) и дочь: его не пускали во Францию, а их не выпускали оттуда.

Первые годы он не терял надежду вернуться, оправдать себя и продолжить свою деятельность. Он засыпал регента письмами, в которых вновь и вновь все объяснял и обосновывал. В этих письмах суть его экономических идей осталась прежней, он только предполагал действовать более осторожно и терпеливо.

В 1723 г. Филипп Орлеанский скоропостижно умер. Все надежды Ло на возвращение должности и имущества и даже на скромную пенсию, которую стал ему выплачивать регент, сразу рухнули. К власти пришли люди, которые не хотели и слышать о нем. В это время Ло жил в Лондоне. Английское правительство сочло его достаточно влиятельным и ловким человеком, чтобы послать с каким-то полусекретным поручением в Германию.

Это была уже только тень «великого» финансиста и всемогущего министра. Он стал словоохотлив и без конца рассказывал о своих деяниях, защищал себя, обвинял врагов. В слушателях не было недостатка: люди считали, что у шотландца есть какая-то тайна, какой-то секрет, превращающий бумагу в золото. Многие полагали, что он не мог быть настолько глуп, чтобы не припрятать часть своих богатств за пределами Франции, и надеялись чем-нибудь поживиться. Наиболее суеверные думали, что он колдун.

Последние годы Ло провел в Венеции. Он делил свой досуг между игрой (от этой страсти его излечила только могила), беседами со все еще многочисленными гостями и работой над объемистой «Историей финансов времен регентства». Это сочинение Ло писал, стремясь оправдаться перед потомками. Оно было впервые опубликовано через 200 лет. В 1728 г. его посетил знаменитый Монтескье, совершавший поездку по Европе. Он нашел Ло несколько одряхлевшим, но по-прежнему несокрушимо уверенным в своей правоте и готовым защищать свои идеи. Джон Ло умер от воспаления легких в Венеции в марте 1729 г.

Ло и XX век

Современникам казалось, что чудовищные эксцессы системы Ло никогда не могут повториться. Но они ошибались. Система Ло была отнюдь не концом, а началом или, скорее, провозвестником эпохи. Предприятия Ло, поражавшие воображение людей той эпохи, теперь кажутся детскими игрушками в сравнении с тем, что создал капитализм в XIX и XX столетиях.