Хаген Альварсон - Девятый Замок

• Название: Девятый Замок
• Автор: Хаген Альварсон
• Жанр: Фэнтези

---

— Может, правда твоя, — кивнул Эльри задумчиво. — Однако, думается мне, тебя с нами никто не тянул за яйца потехи ради. Не спеши обвинять норн в скупости. Верно, ты замечал, что любая потаскуха кричит, что ей мало платят. Хочешь равняться на потаскух? Вольному воля. Но не надобно равнять с собою других, о хёвдинг!

— Это и был твой совет? — спросил Дарин, чувствуя жар на лице и в ушах.

Эльри тихо рассмеялся:

— Быстро учишься, Дарин-хёвдинг!

Затем примерился топором и оттяпал куст.

— Тащи. Тащи и слушай, если хочешь прикончить северянина…

О Тидреке сыне Хильда и Эльри Бродяге

Костёр перед пещеркой, где путники заночевали, уже почти угас. Возле алых угольков сидел в одиночестве Тидрек, держа по своему обыкновению правую руку за пазухой. Левой он ковырялся в чёрной курчавой бороде. Рядом покоилась его трость. Он сидел и смотрел на умирающий огонь. Серокрылые чайки кричали тоской о прошлом в его глазах…

— Ты брагу пьёшь? — раздался хрипловатый голос Эльри.

— Анисовую, — пошутил Тидрек.

— Анисовой нет, увы, — Эльри уселся напротив. — Зато есть мятная настойка.

С этими словами он достал из-под куртки флягу и сорвал пробку. Протянул Тидреку.

— Я не буду, — покачал головой тот. — Говорил же — бросил это дело…

— Я думал, это шутка. Твое здоровье! — Эльри приложился к "священному сосуду".

— Да уж не до шуток! — хмыкнул Тидрек. — Как вспомню этого твоего знакомца, что у нас в артели был за сторожа… Никогда бы не поверил, что можно умереть от хмельного. Да вот пришлось поверить.

— Вот-вот, — кивнул Эльри, — вот-вот. И я о том.

Сказал — и умолк. Молчал и Тидрек. Лишь безмолвие исходило криком в ночных горах…

— Так, стало быть, никто не видел его трезвым? — спросил Эльри.

— Отчего же? Иногда, раз в полгода… Но не чаще.

— И давно это у него началось?

— А ты с чего это переживаешь? У вас, верно, была большая и чистая любовь?

Ухмыльнулся — и понял, что напрасно. Слово похоже на стрелу. Вылетит — не поймаешь, да и ранит подчас не слабей.

Напротив него сидел воин, страшный в своей спокойной ярости. В его взоре сверкали секиры и доспехи. Грохот битв и крики ратников слышались сквозь железное спокойствие…

— Ты муж неразумный.

Тидрек незаметно вздохнул с облегчением. Лучше быть мужем неразумным, чем вновь побывать в том взоре!

— Неразумный, — повторил Эльри. — Мы с ним побратимы. Долго воевали вместе. В одной роте, в одной дружине. В одном хирде, при одном дворе. Много, много лет. Это что-то значит, не так ли?

Тидрек пожал плечами, ибо ответ был очевиден.

— Не знаю, как лучше сказать… Сдается мне, что твой друг Фрор сгорел. Как вот этот костерок — был, и нет. За полгода. — Тидрек взял трость и ткнул в умирающий костерок, точно в отверстую рану. Начал ковырять, помешивая горячий прах. Удовлетворенно кивнул, когда уголья взорвались искрами, выбросив в ночь новорожденное пламя.

Эльри терпеливо ждал.

Дождался…

— Хуже стало, когда забрали Гельмира. Нашего главного…

— Да уж наслышаны, — фыркнул Эльри. — Он был у него в хирде, как я понимаю?

Тидрек снял шляпу и задумчиво почесал затылок.

— Какой там хирд… — пробормотал он глухо, глядя в огонь. — Придворное войско — это для благородных, для знати, ярлов и хёвдингов, военных вождей… Для таких, как этот сопляк, который вытащил вчера северянина… Наш Гельмир был великий мастер, великий ювелир, гордость племени сольфов — но он не был воином. Так что хирда у него не было. Фрор был просто привратником, цепным псом. Иначе, если бы Гельмир был вождём, разве сидел бы я ныне тут?

Тидрек вдруг замолк, осекся и огляделся.

— Извини, Эльри. Воистину, я неразумен. Прости. Конечно, Фрор не был псом. Это мне самому обидно и противно. Мы, племя сольфов, мастера, ювелиры, механики. В конечном счёте — торговцы, быдло, жертвенные козлы. Вот этот твой Снорри — тюха же, полудурок, слюнки вон пускает, а как до рубки дошло — страшней медведя. А наши бы, будь уверен, разбежались с полными штанами жиденького ужаса. Вот на этот случай Гельмир и держал твоего побратима.

— И Фрор не приносил ему присяги на кольце, в кругу священных огней?

— Какая там присяга! — скривился Тидрек. — По рукам ударили, и делу край…

Эльри вздохнул, подсаживаясь ближе к огню и протягивая озябшие руки.

— А как ему платили? По чести?

— Обижаешь! — притворно оскорбился Тидрек. — Быть может, и не кровь знати течет в жилах Гельмира Гульденбарда, но сердце у него благородное. Никто не назвал бы его скупым на серебро, уж будь уверен. Фрор пристрастился к хмельному не от бедности, коль скоро это важно.

Бродяга кивнул и хлебнул из фляги.

— Холодно, — сообщил он хрипло.

— Чего ж ты хотел? — пожал плечами Тидрек. — Скоро зима.

— Зима… — прошептал Эльри. — Фрор любил зиму. Всё рассказывал, как он с отцом, Фаином Колченогим, пошли в лес за ёлкой. Как на них волки напали, ослы с перепугу понесли, а Фрор с саней упал в сугроб… Фаин тогда вернулся и врезался на санях в волчью стаю, будто на колеснице… Я прямо как сам видел: стоит на козлах, шуба нараспашку, шапка съехала, борода клочком, а глаза горят… В левой руке — вожжи, в правой — колун лесничий, и орёт на весь лес, точно сам Тэор Громовержец…

— Да он и нам об отце своем говорил, — кивнул Тидрек. — Как напьётся, так и начиналось… Как отец ему сказки и саги по вечерам рассказывал. Особо же любил про Сигурда.

— И про Эовульфа.

— О да. Про драконоубийц.

Тидрек вдруг улыбнулся, а затем — рассмеялся, похожий в свете костра на громадного ворона, ликующего на останках витязя.

— Ты это чего? — насторожился Эльри.

— Нет, ничего, — ювелир покачал головой, пряча смех в бороду. — Просто вспомнил один случай. Про Фрора и драконов.

— Изволь полюбопытствовать… — попросил Эльри.

— Да так, это пустое дело…

— Я все же настаиваю, — произнес воитель тихо и очень серьезно.

Мастер золотых дел кивнул.

Ему было почти стыдно за недавний смех.

* * *

— Как-то пришёл заказ. На меч, который не станет пить кровь на полях сражений, но которым можно похвастать на многолюдном собрании. Это был мой заказ, ибо я работал по оружию. Заказчик изъявил желание, чтобы рукоять меча была выполнена в виде змея. Что же, не худшее пожелание. Змей так змей. По мне, так хоть детородный орган Туннара-Кузнеца. Я сделал, как было велено: сердечник рукояти из железа, охваченный двумя серебряными змейками, что хвостами срастаются в хьяльте, головы повернуты в разные стороны, из гарды. И рубины в глазах. Затем добавил крылья. Из тонюсенькой золотой проволоки. У дракона должны быть крылья, разве нет? Сам Гельмир восхищался — смотрите, мол, лентяи, лодыри, червь ваш отец, как работать надо! Я потом по этому поводу выставил бочку багряного пива.

И вот тут зашёл Фрор. Увидел это чудо с юдом. И лицо у него окаменело. Глаза — стекло. И за тем стеклом — море. Чтобы у меня руки отсохли, если лгу. Он молчал, Фрор сын Фаина, он страшно молчал! В полной тишине — никто не шёлохнулся — он подошёл прямо ко мне, заглянул в глаза, потом — на рукоять, оплетённую змеями, и тут его прорвало. Как гейзер. Выкрикнул какой-то клич и бросился на меня с кулаками… Клянусь бородой, я немало странствовал, и всякое случалось со мною в пути — но лишь его молчание и его крик вызывают у меня ужас. Я так и не понял по сей день, что было тогда страшнее — его молчание или его боевой клич…

Эльри встал и отвесил Тидреку низкий поклон, едва не опалив себе лицо.

— За что? — ювелир удивленно поднял кустистые брови.

— За правду. Я верю тебе, Тидрек сын Хильда.

— Не понял.

— И не надо. Просто знай — теперь я твой побратим, если ты не гнушаешься такой роднёй. И теперь я загрызу любого твоего врага.

— Хо-хо, — хмыкнул Тидрек. — Буду иметь в виду.

Они замолчали, глядя в огонь и ночь. И глубже.

— Были и ещё с ним оказии, со славным сыном Фаина, — говорил Тидрек, комкая свою тирольку. — Я-то не особо и подмечал. Однажды встретил его в каком-то переходе, у нас, в Круглой горе. Вернее, встретил — не то слово. Нашёл. Он бежал. Бежал и кричал. Споткнулся пару раз… Я побежал за ним — мало ли… Фрор свернул за угол, забился в какой-то закуток, полный мусора, и рухнул в отбросы. Он орал, дёргался, точно в "паучьей пляске", потом успокоился. Стал лицом к стене, опустился на колени, уткнулся лбом в камень. Тихо и твердо произнес: "Гад чешуекрылый, червь огненный, погибель народов… Когда же ты придёшь за мной? Когда же ты отпустишь меня?" Я присел рядом с ним, взглянул в его лицо. Глаза — сухие и грустные, как листья осенью, дыхание — ровное, без тени перегара, а само лицо — белое, как снег, и такое же холодное. Он вдруг стал очень спокойным, покорным, будто сам себя продал в рабство за долги…