Галина Панизовская - Два Вальки Моторина

• Название: Два Вальки Моторина
• Автор: Галина Панизовская
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1984

Валька Моторин, случайно попадает в параллельный мир. Больше всего на свете ему хочется вернуться назад, но это оказывается не так уж и просто…

---

Галина Панизовская ДВА ВАЛЬКИ МОТОРИНА

повесть

ПИСЬМО

"Милые мамочка и папа! Вы только не волнуйтесь. Я жив, и все в порядке. Просто перенесся нечаянно в другое измерение. Больше пока объяснить не могу. Обсудим, когда вернусь. Вы только поймите, что вам совершенно не о чем беспокоиться. Жизнь тут вовсе не плохая. Если бы еще не было так скучно. Скучаю по вас, по моему Герке и по всем-всем… А вы только не болейте. Увидимся скоро.

Валя".

Я брел по дворам, а письмо потихоньку шуршало в кармане. Давно бы мне догадаться его написать. Что там творится с родителями — страшно подумать!.. Я жил в этом другом измерении уже вторую неделю…

Одно за одним загорались окна. Но от стола для пинг-понга все еще доносились стук мячика и голоса ребят. Счастливые — они были у себя, никто их никуда не переносил…

— Валет! Где пропадаешь? Иди к нам! — замахал издали Герка.

Но ведь Герка был другой…

У Вити-восьмиклассника, наверное, сидели гости. Оттуда слышались мелодии Битлсов — острый, захватывающий ритм: "Хой-хейт! Хой-хейт!". Битлсы в обоих измерениях были совершенно одинаковые… Ноги сами задвигались в такт. И этой танцующей походкой понесли меня в соседний подъезд, откуда был ход на чердак и на крышу.

* * *

Про этот глубокий каменный колодец-двор не знал никто. Его составляли глухие, без единого окошка стены домов: четыре глухие стены в пять этажей высотой. Посреди двора виднелись две башни с куполками, стоящие на треногах. В куполках открывались порой люки, и оттуда что-то выдвигалось, вращалось… А были ли здесь люди и как они попадали в этот каменный мешок, разглядеть не удавалось. Да и сам колодец и куполки можно увидеть лишь с крыши дома с изразцами, если влезть на нее по пожарной лестнице с крыши двухэтажного флигелька, да и то только с единственного места: у третьей трубы, считая от второго чердачного окна, если прижаться к трубе с той стороны, где пятно, похожее на собачью морду.

Я двигался осторожно, хотя знал тут уже каждый выступ. Где-то били часы: "бум… бум… бум…" На ночных крышах все звуки громче. "Шесть, семь… десять", — считал я. Это происходило сразу после одиннадцати. Если, конечно, происходило вообще. Потому что частенько я ждал напрасно. Ждал, и коченел, и чуть не умирал при мысли; "А что, если это не произойдет больше никогда-никогда?"

Но тут внутри у меня екнуло — на ближайшем куполке поднялась и начала расти знакомая тень… Я видел это уже раз двадцать. И все равно каждый раз было немного странно. Больше всего тень была похожа на громадного грифа, такого как в зоопарке. Гриф вытянулся вверх, развернув огромные крылья, и будто хочет взлететь, но не просто так, а строго вертикально, как стартует космическая ракета… Хочет взлететь, но не взлетает, а медленно поворачивается вокруг себя, опираясь о купол острым хвостом. А из центра грифа — из туловища — выходит и дрожа поворачивается вместе с ним голубоватый лучик.

Вот он — самое для меня главное, моя надежда — лучик! Я не отвел бы от него глаз, даже если бы рядом выстрелили из пушки!.. Лучик полз ко мне. Медленно. Но ко мне. Ближе. Еще ближе… Вот он коснулся края крыши, на которой я стоял. Но на этом краю не удержался бы и воробышек… Я свесился навстречу, придерживаясь за трубу вытянутыми руками… Стоило лучу коснуться меня хоть на миг — как я очутился бы в моем измерении на моих крышах. Я шептал:

— Подползи еще! Ну пожалуйста! Ну хоть чуть!

Но гриф замер, минуту постоял неподвижно и двинулся в обратном направлении. А с ним и луч… Я просто рычал от досады. А ведь, казалось, не слишком и надеялся, ведь так происходило всегда с тех самых пор, как я сюда попал: лучик не доползал — в том и загвоздка! Чаще всего он не дотягивался и до крыши, полз лишь по стенам… Потому-то, не надеясь, что он скоро изменит свои привычки, я и написал домой письмецо…

Непослушными пальцами я достал его, упакованное в конверт вместе с камешком: чтобы не отнесло ветром. Осталось швырнуть его в уползающую голубую полоску. Но тут я засомневался: "В самом деле, откуда известно, что луч может доставить письмо домой? Ну а если не доставит? Тогда оно останется висеть над этим странным двором? Внутрь двора не проникало ничего — это-то я уже знал. А может быть, оно попадет в чьи-то чужие руки, и что из этого выйдет — неизвестно… Нет-нет, надо сперва проверить «почтальонские» свойства луча"…

Я быстро вытряхнул содержимое своих карманов: карандаш, резинка, фантик от барбариски…

Вот это было зрелище! Фантик с завернутой в него резинкой луч просто схватил на лету, будто поймал в ладошку. Потом, плывя в блеклом луче, фантик распрямился. Резинка парила рядом. И оба завертелись вокруг в голубоватом мерцании, как щепки в водовороте. Будто всасывались в невидимую воронку. И всосались — исчезли.

Тогда, прицелясь как можно точнее, я поручил лучу и свой конверт. Луч подхватил его, понес… В голову пришло, что может быть он поймает на лету и меня? Может, взять и прыгнуть?.. Но луч был уже далеко.

ДВОЙНИК

Мой ключ подходил к дверям других Моториных… Даже странно, как похожи могут быть два мира: наш и другой! Хотя я читал уже о таком в фантастике, там это называлось, кажется, "параллельные измерения"…

На дверях и нашей и другой квартиры прибиты одинаковые дощечки: «Моторины». И внутри другой квартиры все точь-в-точь как у нас.

Я вошел и, не зажигая света, повесил куртку. Но другая мама услыхала и позвала:

— Валек, ты?

Эта мама тоже называла меня Валек… Я жил тут вместо их сына — другого Вали Моторина вторую неделю, но они не замечали подмены. Неужели мы так похожи?.. И куда он мог деваться, этот мой двойник?

— Я, мамуль, — отозвался я, — спи!

— Там молоко. Возьми в холодильнике.

Я жил здесь уже вторую неделю и знал, что другого Валю Моторина тоже поили на ночь молоком. И из такой же желтой кружки. Но только этот другой здешний Валя не имел, видно, привычки чуть что убегать из дому, а то его мать не отнеслась бы к моим поздним прогулкам так спокойно.

Моя мама в моем измерении не легла бы спать, пока не вернулся сын. Она волновалась бы, искала бы уже по дворам… Что я убегу, она опасалась всегда. По утрам спрашивала:

— Валек, скажи… все будет в порядке?

Это означало: "Валек, ты нынче не исчезнешь?"

— Да-да. Не беспокойся, мам.

Я думал, что говорю правду.

Исчезать я не собирался никогда. Это выходило вдруг. Что-то вселялось в меня и давило, и жгло, и идти домой я просто не мог… Случалось это, когда мне не везло… Дело в том, что родители мои — люди чрезвычайно везучие,

"Везучие" — если бы это слышал папа, то сказал бы, что это совсем не то слово и что таких людей не бывает вообще, а бывают талантливые, трудолюбивые и добрые… Можно подумать, что сам выбираешь, каким родиться тебе…

Мой папа, например, читал серьезные книги с трех или даже, кажется, с двух лет. Зато как он меня запрезирал, когда я в четыре года не справился с простыми слогами!

— Ах ты неуч! Неграмотный несчастный кретин!

В тот раз я еще не убежал, а только залез под тахту. Там во тьме было спокойнее. И, подавив в горле слезы, я объявил оттуда: ничего, мол, ты, папка, не знаешь, а я уже в девятом классе!.. Должен же я был чем-то его поразить!.. Но тут вмешалась мама,

— Антон, не кипятись, — засмеялась она. — Ребенок имеет право на фантазию!..

Нет, у меня прекрасные мои мама и папа. Но когда на контрольном опросе по географии выясняется, что я недопонял про широту и долготу… Или когда на классном часе встает вдруг Ирочка Петрова и предлагает кандидатуру Моторина в редакторы стенгазеты отклонить, поскольку он — Моторин — человек в общем малоавторитетный… Вот тут как-то сразу понимаешь, что с моими родителями такого не было и не могло быть. И так ясно представляются их лица — пренебрежительно-удивленные…

А с другим Валей Моториным ничего такого, видно, не случалось. Или, может быть, случалось очень редко, да и тогда он умел собой управлять… Во всяком случае, он был меня положительнее. Но зато его папа…

— Валек! Выпей молоко сейчас. Не оставляй.

Голос у другой мамы был не такой, как у моей, — хрипловатый и грустный. Сейчас это было особенно заметно. Грусть, сгустившись, будто висела в воздухе…

Я уже знал, что это может значить. И, бросив взгляд в угол, убедился, что прав: под вешалкой сиротливо стояли мамины лодочки, а папиных полуботинок там не было…

Нет, как этот положительный человек — мой двойник — допустил, чтобы его папа ходил-гулял где-то в первом часу ночи?..