Айрис Мердок - Генри и Катон

• Название: Генри и Катон
• Автор: Айрис Мердок
• Издательство: Эксм, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-45240-8

Впервые на русском — один из лучших образцов позднего творчества выдающейся британской писательницы, признанного мастера тонкого психологизма. В романе «Генри и Катон» рассказывается история двух блудных сыновей: искусствовед Генри Маршалсон, вернувшись в Англию из многолетней американской «ссылки», унаследовал после смерти брата, знаменитого автогонщика, фамильное имение; а его старый друг пастор Катон Форбс пытается совладать с двумя по-разному предосудительными страстями — к Богу, в существовании которого он не уверен, и к малолетнему преступнику, для которого еще, возможно, не все потеряно. Способна ли новая любовь послужить в их замкнутом мире спасительной силой — или она опять сведется к одержимости, шантажу и насилию?

(задняя сторона обложки)

Айрис Мердок — один из самых значительных писателей своего поколения.

The Guardian

«Генри и Катон» — возможно, лучший из романов Мердок и уж наверняка — самое выдающееся достижение в английской литературе последних лет.

Джойс Кэрол Оутс

Нам «из восточного далека» трудно представить, что высшие круги Лондона могут мыслить, чувствовать, разговаривать, влюбляться как-то по-иному, чем это описано в классических романах Мердок. Волшебный город в городе размером не более цветочного бутона — вобравший в себя всю силу, всю сладость, весь нектар жизни. Здесь взаимная наблюдательность, деликатность, ревность до того обострены, что начинают заменять любовь. Здесь, чтобы наведаться в гости, бывает достаточно переехать на машине на другую сторону площади. Здесь леди прозрачны, нежны и беззащитны, как лишенная панциря улитка. Здесь живут чудаки — гибриды персонажей Чехова и Льюиса Кэрролла, полунасекомые-полубоги. В уютнейшем из миров эти принцессы и принцы на горошине чувствуют себя гостями, иммигрантами, беженцами без роду и племени… Незримые силы днем и ночью стоят на страже старого мира, оберегая его от варварских набегов — извне и изнутри… А в аристократических семействах из поколения в поколение, подобно подагре, передается наследственная болезнь — слабость к большевизму.

Ozon.ru

---

— Пожалуйста, не уходите! Я рада, что вы появились. Мне было так тревожно, я думала, что, возможно, получу письмо от адвоката. Убрала все свои вещи на случай, если кто придет. Я чувствовала, что мне не следует здесь находиться, но мне некуда было идти. У нас не было друзей, понимаете? О случившемся узнала из газет, и поговорить было не с кем. Я жила здесь, как в тюрьме, правда, Сэнди не любил… Он был такой ревнивый, постоянно звонил, чтобы проверить, дома ли я…

Сэнди ревновал. И несомненно, мучился сознанием вины. В глубине души Генри было жаль их обоих.

— Не беспокойтесь, мисс Уайтхаус, не беспокойтесь ни о чем, я не хочу, чтобы вас что-то тревожило…

— Но вы придете еще? Скажите: что мне делать?..

Большие покрасневшие темно-синие глаза несмело взглянули на него, покорно, тихий льстивый голос умолял. С этой женщиной, подумал Генри, Сэнди казался себе раджой.

— Ну разумеется, приду.

— Я так его любила!

— Пожалуйста, не надо снова плакать…

— Я не буду вам обузой, найду работу, не такую, конечно…

— Да, не такую. А что… что еще вы умеете?

— Вообще говоря, ничего, но…

— Не беспокойтесь… и, мисс Уайтхаус, не сбегайте, хорошо?.. Я не шутил, когда говорил, что позабочусь о вас. Я хочу, чтобы вы оставались здесь.

— Спасибо, большое спасибо…

— А теперь я должен идти.

— Вы сказали… мне неловко напоминать… но я сижу без гроша…

— Ах да, конечно, извините… Слушайте, я выпишу чек. Вот, возьмите, этого будет достаточно?

— Даже чересчур! Я имела в виду только…

— Чепуха, держите. Я… я позвоню вам. Сейчас запишу номер. Значит, вы никуда не уходите отсюда, обещаете?

— Обещаю, да! Я так благодарна вам, вы внушили мне новую надежду! Придете еще, пожалуйста?

— Приду… очень скоро… предварительно позвоню… Я помогу вам всем, чем могу… даю слово… Я так рад, что встретил вас… то есть…

Генри рванулся к двери, мисс Уайтхаус заторопилась за ним. В маленькой прихожей они на секунду остановились. Генри было протянул, прощаясь, руку, потом порывисто и неуклюже взял ее руку, наклонился, словно собираясь поцеловать, но не поцеловал. Головой он задел тугую грудь блузки, волосами зацепился за пуговичку. Мельком заметил ногги, розовый лак на которых потрескался и отслаивался. Ее рука была маленькой, пухлой и пахла косметикой.

Он выскочил из квартиры и, не задерживаясь возле лифта, проворно сбежал по лестнице. Он бежал всю дорогу до «Хэрродза», там взлетел по ступенькам в отдел мужской одежды. Пружинисто зашагал по толстому ковру, косясь на себя в зеркалах. Чувства распирали его: острая жалость, желание, торжество, бешеная радость. Королевское самодовольство. Немного успокоясь, он купил себе четыре очень дорогие рубашки.

Люций собирал чемодан и думал: они все молодые, их беспокоит их молодое будущее. Один он стар, и у него стариковское будущее с болезнями, болями, отчуждением и смертью. Даже Герда не жалуется на здоровье, полна энергии, планов и решимости их осуществить. И вот, как раз когда он было подумал, что, вероятно, она нуждается в нем, она отсылает его прочь, и Генри может не позволить ему вернуться. Вставная челюсть мучила. Болела грудь. Слезы навернулись ему на глаза, и он промокнул их волосатой тыльной стороной ладони.

Одри неохотно согласилась с его предполагаемым приездом. Рекс, муж Одри, считал Люция занудливым старикашкой и так и будет к нему относиться. Тимми и Робби были дома, а потому придется терпеть их несмолкаемый гам. Люций не умел обращаться с детьми. Работать ему не удастся, так что нет смысла брать с собой рукопись. К тому же можно потерять ее. Его спальня будет без обогрева, и он вынужден будет сидеть со всем семейством и смотреть по телевизору то, что они выберут. Пойти погулять — некуда. Остается уходить в публичную библиотеку и писать там хайку. По крайней мере, единственное утешение в старости — искусство — всегда при нем. Он продолжал экспериментировать с рифмой.

Безжалостные нарциссы —
Что ни весна, то убийство.
Конец мой будет печален.
Ах, молодой хозяин!

Герда, посмотрев с террасы, нет ли Генри в саду, неожиданно увидела, как зеленый «дженсен» Сэнди выехал из гаража и умчался. Несколько минут спустя лендровер вывез на буксире подпрыгивающую «эру» и медленно потащил куда-то. Герда узнала лендровер, принадлежавший автомеханику и продавцу машин из Лэкслиндена. Генри явно решил продать машины Сэнди. Ей он ничего об этом не сказал. Не посоветовался и относительно того, как поступить с бумагами Сэнди. Герда видела, как Рода, поджав губы, носила коробки с бумагами в костер.

Генри стал чуть общительней, чуть менее мрачным. Отвезя Колетту домой вечером того дня, когда они барахтались в озере, он живо описал сцену в лодке, отчаянный заплыв Колетты и собственное негероическое поведение. Все смеялись. С момента возвращения Генри не был так весел и так по-человечески добродушен, и в сердце Герды зашевелилась робкая надежда. А после недавней поездки в Лондон он, казалось, еще больше повеселел. Однако все еще оставался скрытным и отчужденным. Дважды встречался с Меррименом для долгого разговора, и оба раза адвокат ушел, не повидавшись с Гердой. А еще повторно съездил в Диммерстоун, чтобы, как он сказал, взглянуть на состояние домов. (Маршалсоны владели Диммерстоуном.) Герде было интересно, заходил ли он на церковное кладбище.

На почте в Лэкслиндене Генри, зашедший купить марки для очень важных писем, обернулся и увидел позади себя Колетту Форбс.

— Привет, русалка!

— Привет, герой!

— Как пережила купание в озере?

— А что мне сделается!

— Купить тебе марку?

— Какая щедрость. Уже купила.

— Могу я проводить тебя?

— А как насчет того, чтобы отвезти на желтом «вольво»?

— Откуда ты знаешь о желтом «вольво»?

— Ты отвозил меня на нем прошлой ночью.

— Ах да, совсем забыл.

— Неважно, ты все равно знаменитость в здешних местах. Все только и говорят о тебе и твоих делах. Ты не знал?

— О таких вещах лучше не знать. Собственно говоря, день был такой замечательный, что я бы прогулялся, как голубь.

— Какой еще голубь?

— Да любой.

— А тебе известно, что ты говоришь с американским акцентом?

— Известно. Кто тот молодой человек, мимо которого мы прошли?

— Джайлс Гослинг, архитектор. Он делает…

— Что он делает?

— Извини. Папа говорил, что он делает надгробный памятник Сэнди. В свободное время он резчик по камню.

— Как твой папа?

— Злится.

— На тебя?

— Да. Считает, что я недостаточно ценю освобождение женщин.

— Женщины еще не свободны, слава богу!

— Он считает, мне нужно найти себе занятие.

— Оно у тебя уже есть. Быть женщиной.

— А быть мужчиной — это занятие?

— Нет.

— Думаю, я устроюсь на работу.

— И что ты умеешь?

— Ничего.

— Великолепно!

— Ты сам-то чем собираешься заняться?

— Что ты имеешь в виду?

— Если быть мужчиной не занятие, тогда чем ты собираешься заняться?

— Живописью.

— Правда? Как замечательно! Не знала, что ты…

— Нет, не умею. Я занимаюсь ею по доверенности. Пишу книгу о художнике. Ты о нем не слыхала. Макс Бекман. Ему нравились богини и проститутки. Школьницы — нет.

— Я не школьница!

— Тогда почему заплетаешь косичку? Ты похожа на десятилетнюю.

— А ты на столетнего. У тебя седые волосы.

— Нет у меня седых волос!

— Один, по крайней мере, вижу.

— Значит, я не лучше Люция Лэма.

— Мне нравится Люций Лэм.

— Почему ты такая агрессивная?

— А ты почему? Вот и поворот на Пеннвуд. Зайдешь, повидаешься с папой?

— Нет. Он презирает меня.

— Не выдумывай.

— Презирает. До свидания!

— Почему ты идешь этой дорогой? Ворота ведь на замке.

— Знаю, глупышка. Я перелезу.

— Тогда пойду с тобой, полюбуюсь, как ты будешь перелезать.

— Кто живет в тех перестроенных домиках возле паба?

— Джайлс.

— Джайлс?

— Да, архитектор.

— Слыхал, твой отец купил «Луговой дуб».

— Купил. Надеюсь, ты не против?

— С какой, к черту, стати я был бы против?

— Он не собирается ничего строить.

— Жаль. Я считаю, все должны строить что нужно.

— Вот и твои ворота.

Генри, не торопясь и стараясь не зацепиться брюками, взобрался на ворота, спустился на другой стороне и стоял, держась за прутья и глядя сквозь них на Колетту. Между полосами облаков на бледно-голубом небе светило солнце. Черные и певчие дрозды давали концерт. На Колетте было легкое платьице в оборку в зеленый и синий цветочек. Она перекинула косу на грудь и теребила ее кончик.

— Пока, птица водоплавающая!

— Пока, помещик!

Генри медленно зашагал между елями, слушая пение птиц, упиваясь влажным теплом весеннего солнца и думая о Стефани Уайтхаус.