Виктор Кудинов - Неволя

• Название: Неволя
• Автор: Виктор Кудинов
• Жанр: История

---

- Просватана я. За мурзу Челеби. Хатуня ждет от него большой калым.

Это была новость, хотя Михаил мог бы и предвидеть, ибо Маняша находилась в возрасте невесты. Он знал, что хатуня сама устраивала судьбу своих красавиц, что евнух Саид выискивал женихов из хороших семей, с достатком, да и эмиры были не прочь посватать иную приглянувшуюся молоденькую ханскую дочку, не скупясь при этом на требуемый калым. Нашелся такой жених и для Маняши. То был мурза Челеби, не старый, богатый человек. Маняша его ни разу не видела, но слышала, что наружностью он приятен, не злой, щедрый со своими женами и всегда путешествующий в чужих странах по поручению царствующих особ, где скупал дорогие наряды, редкие драгоценности, красивых невольников и диковинных зверей, таких, как маленькая полосатая дикая лошадь или птица страус, которых он привез хатуне в деревянных клетках. Теперь он находился в Египте и должен возвратиться в Орду этой осенью. А так как до этой поры ещё было долго, то Маняша беспечно продолжала свою девичью жизнь, нимало не заботясь о замужестве.

Сейчас она неожиданно встревожилась, да и он разволновался почему-то и немного погодя, с осторожностью, как бы все ещё сомневаясь, спросил:

- А ежели предложил бы... бежала?

- С тобой? - Девушка сложила перед грудью руки. - Ой, Мишука! Бежала бы... Хоть сичас.

Михаил приблизил к ней свое лицо - в душе его вдруг произошла разительная перемена: нерешительность, сомнения, страх уступили место готовности действовать - глаза его засверкали яснее, голос стал тверже, хотя он снизил его до шепота.

- Погоди маленько, Маняша. Обдумаем, што да как. Больно опасно дело-то. А наперед знай: расшибусь, а тебя из неволи избавлю.

Девушка вскрикнула и бросилась ему на грудь, обнимая, плача и говоря:

- Мишука, милый! Правда, возьмешь? Не обманешь? Не обманешь?

- Врать мне какая нужда? Ну, а ты, Маняша, ужо не отступись. На свято дело идем. Ничего не выйдет - плохо нам придется. Убегем - вместе радоваться. Гляди!

- Согласная, согласная, - твердила она и все плакала и плакала и не могла остановиться.

А наутро Михаил сказал Терехе и Костке, пытливо смотря на обоих:

- Задумал я, мужики, девку с собой забрать... Маняшу то есть.

- Как забрать? - удивился Костка и нервно задергал головой. - Увести, что ли? Дочку хатуни? Да ты, чай, Михал, не белены ли объелся? Рази не знаешь, что у них за такое бывает? Голову снимут и не перекрестятся! И собя погубишь, и ее... и нас тож.

Тереха зло усмехнулся, беззубый рот его скривился, а куцая бороденка затопорщилась, как щетина, и стал он похож на задиристого маленького петушка.

- Вот-вот! О себе беспокойсь, - заговорил он. - Ты, Михал, ево не слухай. Не оставляй им девку. Тож русска душа. Нельзя её бросать. Мы те помогнем. А ежели этот щербатый ишо заикнется... Ты гляди, Коска, не больно вякай-то...

- Не-е, - стоял на своем Костка, несмотря на угрозу непримиримого и дерзкого Терехи. - Да рази доедем мы с ею до Руси-то? Подумайте! - он постучал согнутым пальцем по своему лбу. - Ни за что не доедем. Пропадем зазря!

Костка в сердцах махнул рукой и даже всхлипнул от досады, утер скомканной шапкой вздернутый носик.

- Ты послушай, Коск. Нам только отсель уехать, а там... в пути-то... как-нибудь перебьемся. У меня байса-то на што? Грамотка тож. Кто вернет-то? А ежели лазутчик я ханов? Уразумел? Поверят. Разъезды минуем, а на Руси помехи нам не будет.

- Не-е, Михал. Тронулся ты, видать... Ну на што она тебе... Не гляди, што телом баба, умом-то - чисто дитя. Сболтнет ишо... право, сболтнет.

- Ты послушай, дурачок! - начал злиться Михаил. - Не така она девка, штоб болтать. Да и зачем ей болтать-то? Нешто враг собе? Ты этого не бойся. Лучше давай покумекаем, как нам отсель её увесть.

- Очумел! Ей-богу, очумел! - твердил Костка и как помешанный тряс головой, не поддаваясь никаким уговорам.

- Да не слухай ты ево, Михал! - сердито заявил Тереха. - Со страху это он несет. Одумается, небось. А ежели не одумается, я ево так тресну! Света невзвидит.

- Ты погоди, - сказал Михаил Терехе и снова обратился к Костке: - Ты вспомни. Девочкой мне её указал кто? А когда ханше её отвел, кто попрекал меня? Ты же и попрекал. Сам посуди, как я могу её оставить? Какая у меня после будет жисть? Да исказнюсь я весь. Замучает меня совесть. Потом, не по-христиански это. А мы могем щас-то. Присмотру за ей нету. Живет у Кокечин. Сам Бог велит. Не бойся, Костка. Очень верю я, што увезем мы Маняшку. Да и Кокечин ищо поможет.

- Поможет ли? - засомневался Костка, примиряясь.

- А то как же! Мне да не поможет! Баба она добрая, сама в неволе жила. Завтра с ею поговорю.

- Ну, ежели поможет, - проговорил Костка, а Михаил, засмеявшись, обнял его за плечи и прижал к себе, радуясь, что мир восстановлен и что он наконец добился согласия обоих своих товарищей на трудное и опасное дело.

- Ладно, - сказал Костка, окончательно сдаваясь, - пойду Ушастика покормлю. Тож, блаженный, с утра не жравши.

Костка ушел. Михаил, глядя на его удаляющуюся сгорбленную фигурку, молвил:

- Боится, што до Руси не доедет. Я его понимаю. Ждал-то, поди, сколь годов! А тут... вполне может, што и конец нам всем придет...

Тереха продолжительно закашлялся, давясь и краснея от натуги, затем, сплюнув с раздражением, отер грязной ладонью с губ кровавую слюну и заявил без упрека:

- Он-то доедет, а я вот - нет. Плох я стал, Михал, все в грудях изорвалось. Чую: смерть моя близка.

- Болтай! - не поверил Михаил, с беспокойством смотря на его изжелта-бледное лицо, покрытое мелкой испариной. - Как так? Не могет того быть!

- Болтай не болтай, а все! Боженька к собе зовет. Вчерась приснилось, будто меня хороните. - Он печально опустил голову и, вздохнувши, изрек: Скорее бы.

- Ну это ты брось! Зря ты так! Рано собрался помирать. Поживи ищо.

Тереха кротко улыбнулся, пошевелил взлохмаченными седыми бровями и горько молвил:

- Жалко, что так скопытюсь, а не на рати. Эх, Михал, саблю бы востру да коня... показал бы я! А то... яко жалка собачонка... не хочу так-то вот...

Глава сорок третья

На другой день, после полудня, прискакал из ставки работник Мустафа и сообщил, что с ханшей произошла беда. Не зная толком подробностей, пересказывая слухи, Мустафа так напугал женщин и детей, что они подняли громкий плач на все становище. Джани не поверила во внезапную кончину хатуни и попросила Михаила разузнать о случившемся. Ознобишин оседлал своего скакуна и отправился в ставку: он надеялся услышать обо всем от Кокечин или Маняши.

У Кокечин Михаил бывал только однажды. Чтобы не вызывать подозрений и любопытства соседей, он старался не встречаться с ней на людях, но у него была договоренность: при нужде он мог и заглянуть, предварительно подав какой-нибудь сигнал - кинуть камешком в стенку юрты или посвистеть. Так он и поступил. Когда третий камешек ударился в юрту, Кокечин показалась на пороге и поманила Ознобишина рукой.

Угощая Михаила только что приготовленным пловом, Кокечин подтвердила, что с Биби-ханум, старшей женой Мамая, дочерью хана Бердибека, действительно случилось несчастье, но она не умерла, как решили многие, просто у неё сделался удар, который обычно валит с ног старых тучных людей и оставляет их недвижимыми, с меркнущим сознанием, дожидаться своего конца. То, безусловно, наказание свыше за какие-то тяжкие грехи, которых не дано знать обычным смертным.

- В ставке суета, - добавила она со вздохом. - Лекари едут со всех сторон. Но, думаю, и они ей не помогут. Если кровь прилила к голове - долго она не проживет.

- Коли суета, говоришь, - нам то на руку. Самое время бежать отсюда, сказал Михаил, вытирая пальцы о рушник. - Знаешь, что Маняшку хочу взять с собой?

- Опасно это. Да тебе лучше знать. Отговаривать не стану. Мы с ней обсудили, как ехать. Одежу мужскую надо да лошадь.

- Одежу я достану, коня приведу.

- Да вот что еще, Мишука, - проговорила она с тревогой, подвигаясь ближе. - Неспокойно подле нас. Еще давно приметила я человека. То идет за мною следом, то вертится вокруг юрты. А третьего дня разглядела. Это оказался сын купца, у которого я покупаю нитки и ткань. Совсем молодой человек. Уж не приглянулась ли ему Маняша? Он может по глупости натворить бед. А если он человек евнуха Саида, то ещё хуже. Прямо не знаю, что и думать.

- А Маняша? Замечала ли она чего?

- Маняша! Да Маняша ходит как святая. Не чует земли и не видит никого. Ее головка занята тобой и Рус. Ах, Мишука! Ты, словно дэв, околдовал девку. Я её не узнаю. За короткое время она так переменилась! Уж молю ее: ты смотри не проговорись. Ни слова, даже подружкам.

- А там... в большой юрте... евнух Саид неволит ли её в чем?

- Про это ничего не говорила. Как всегда, поутру сбегает, покажется и опять ко мне.

Михаил подумал немного и сказал:

- Скажи ей: пусть больше в овраг не приходит. Незачем. А ты уж приглядывай. Нам нужно быть настороже, чтобы как перепелов в силки-то не заманили.

- Тревожно у меня на сердце, Мишука. Боюсь я. Спать спокойно не могу. Что, если Саид прознает?