Ихара Сайкаку - Рассказы из всех провинций

• Название: Рассказы из всех провинций
• Автор: Ихара Сайкаку
• Издательство: Северо-Запад Пресс
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2002
• ISBN: 5-93699-038-2

Ихара Сайкаку (1642–1693), начавший свой творческий путь как создатель новаторских шуточных стихотворений, был основоположником нового направления в повествовательной прозе — укиё-дзоси (книги об изменчивом мире). Буддийский термин «укиё», ранее означавший «горестный», «грешный», «быстротечный» мир, в контексте культуры этого времени становится символом самоценности земного бытия. По мнению Н. И. Конрада, слово «укиё» приобрело жизнеутверждающий и даже гедонистический оттенок: мир скорби и печали превратился для людей эпохи Сайкаку в быстротечный, но от этого тем более привлекательный мир радости и удовольствий, хозяевами которого они начали себя ощущать.

Т. Редько-Добровольская

---

Несколько лет назад в этой хижине жил монах по прозванию Куракубо. Весьма преуспев на поприще служения Будде, монах этот умел творить всякие чудеса. Например, ему ничего не стоило слететь легче птицы с горы Компиры[126] высотою более тридцати дзё.[127] Во время его проповедей на прихожан вдруг начинали сыпаться цветы. Кроме того, он славился умением тотчас распознавать в людях добродетели и пороки.

Или, бывало, случится у кого пропажа — этот человек сразу же бежит к Куракубо, и тот безошибочно указывает, где искать. И еще много самых разных чудес являл людям этот монах. Местные женщины, из верующих, просто-таки его боготворили, и день ото дня богатство его росло. Поначалу он ютился в крохотной лачуге, державшейся на четырех стволах бамбука вместо опор и крытой чем попало, а потом выстроил себе этот великолепный приют.

И вот нынешней весной Куракубо неожиданно заявил, что в шестом месяце пятнадцатого дня собирается отойти в мир иной. Готовясь к собственной кончине, он надлежащим образом убрал алтарь и известил о грядущем событии жителей трех провинций — Ава, Иё и Тоса.

Время быстротечно, вскоре наступила середина «безводного месяца»,[128] и из соседних провинций прибыли десятки тысяч людей. Куракубо заблаговременно распорядился построить бамбуковую изгородь по четыре тё[129] в длину и ширину и приготовил все для совершения обряда. Утром пятнадцатого числа он облачился в приличествующие случаю одежды, уселся на землю и, повернувшись в сторону запада,[130] вознес молитву, после чего с блаженной улыбкой на лице упокоился. В завещании Куракубо велел после смерти выставить на всеобщее обозрение и обождать три дня, ибо за это время душа его должна достигнуть нирваны, как это случилось в свое время с Шакьямуни на Орлиной горе.[131] Как только об этом стало известно, вокруг тела Куракубо столпилось множество людей, пожертвований принесли целую гору.

Спустя три дня, утром восемнадцатого числа, один из учеников покойного обратился к присутствующим с такой речью:

— Некогда Куракубо учил нас, что пока тело покойника остается теплым, предавать его огню нельзя. Как это ни удивительно, тело учителя все еще хранит тепло.

Тогда кто-то из толпы воскликнул:

— А что, если он оживет? Вот было бы здорово! Вряд ли когда-нибудь на свете появится второй такой священник.

При этих словах покойный вдруг начал подавать признаки жизни.

— Ох, у меня такое чувство, будто я очнулся после долгого сна, — произнес он и открыл глаза. — Да будет вам известно, что нынче мне удалось побывать в Аду и в Раю. Изо дня в день я не уставал повторять, что после смерти одним из вас суждено обойти все восемь областей Ледяного и Огненного ада,[132] другим же — оказаться в благословенном краю, усыпанном золотым и серебряным песком.[133] Все зависит от того, насколько глубока ваша вера. Если б мог, я взял бы с собой в это путешествие всех, кто не верит в существование загробной жизни. И чтобы ни у кого из вас не возникло сомнений в правдивости моих слов, взгляните, какую печать оставил у меня на спине сам владыка Ада Эмма.[134]

С этими словами Куракубо сбросил с себя одежду, и все увидели на спине у него, как раз в том месте, где находится седьмой сверху позвонок, знак «владыка», а под ним большую печать. Тут даже те, у кого оставались сомнения, поневоле уверовали в существование загробной жизни.

Слухи об этом чуде вскоре разнеслись по всей провинции, люди только о нем и говорили. В конце концов властитель тех земель призвал к себе Куракубо, дабы провести дознание.

— В наш век, когда буддийская вера клонится к закату, вряд ли могут происходить подобные чудеса, — молвил он. — Надобно как следует рассмотреть печать, которую на спине сего монаха якобы поставил владыка Ада Эмма.

Куракубо тотчас же раздели, и что же? — печать оставалась на прежнем месте, черная, словно вдавленная в кожу. Ее попробовали было смыть, но ничего из этого не получилось.

— Странно, — сказал тогда властитель провинции. — Придется подвергнуть этого монаха пытке.

Монаха положили на спину и стали лить ему в рот воду, но он не проронил ни слова. Когда же было решено подвергнуть его пытке раскаленным свинцом, Куракубо не выдержал и взмолился:

— Пощадите меня, я во всем признаюсь. Никакого Ада я не видал, все это чистая выдумка. От рождения я был беден и пустился на этот обман ради денег.

— Каким же образом на спине у тебя появилась печать владыки Ада? — спросили его.

— Это обычная татуировка, я сделал ее три года назад.

— А как тебе удавалось спрыгивать на землю с большой высоты?

— Очень просто. Чтобы освоить эту премудрость, я упражнялся целых два года, взбираясь каждый раз все выше и выше. Но я научился лишь прыгать вниз, взмывать же вверх не умею. — Одним словом, Куракубо рассказал обо всем без утайки.

За подобное надувательство Куракубо полагалось отрубить голову, однако из уважения к его духовному званию властитель провинции приказал всего лишь связать его, посадить в лодку-долбленку и пустить в открытое море. Что сталось с монахом потом — неизвестно.

Чего только не случается в нашем мире, изменчивом, точно морские волны! Нынче об этом монахе никто больше и не вспоминает. В хижине его осталось изображение Будды Амитабхи,[135] но после всего, что произошло, люди совсем утратили веру и никто сюда не приходит. Только луна каждый вечер заглядывает в хижину через разбитое оконце да временами пронзительно завывает ветер. А днем здесь играют ребятишки. Такие, как этот монах, лишь бесчестят буддийскую веру.

Вот что рассказал старик.

Новая Тюдзё-химэ

[136]

С давних пор в земле Хида стоит гора. Дровосеков туда не пускают, оттого и поныне на горе той растут дубы. Высоко в небо уходит ее вершина, недаром зовется сия гора Кураияма, что означает «Престольная». Здесь всегда веет прохладой, и местные жители не знают летнего зноя.

Однажды Бандзану случилось заночевать в одном из горных селений Хиды, но уснуть он не мог из-за грохота ткацких станков, — ведь местность эта славится изготовлением превосходных шелковых тканей. Бандзан пошел к хозяину постоялого двора и стал слушать его рассказы, среди которых оказалась и эта удивительная история.

Жил в той деревне человек по имени Окамура Дзэндаю со своей женой. Обоим уже перевалило за сорок, а детей все не было, и они очень из-за этого печалились. Из года в год ходили они молиться в храм Ацута,[137] что в провинции Овари. И молитвы их, наверно, были услышаны, потому что бог наконец-то послал им чадо. Родилась у них девочка, да такая прелестная, что ни один младенец в селении не мог с нею сравниться. Девочка росла и в пять лет уже умела читать и писать, хотя никто ее этому не учил, в семь лет стала слагать стихи, а в одиннадцать научилась ткать шелк цумуги.[138] Ткали все как будто одинаково, только другим женщинам, чтобы соткать штуку шелка, требовалось целых три дня, она же управлялась за полдня. И получалось на редкость красиво. Не удивительно, что семья ее вскоре разбогатела. А поскольку ко всем своим достоинствам девушка была еще и глубоко верующей, люди прозвали ее новой Тюдзё-химэ.

Первого числа каждого месяца она совершала паломничество в храм Яцуруги, и хотя путь туда был неблизкий, всегда возвращалась домой в тот же день. Это казалось настолько неправдоподобным, что кто-то из жителей селения попросил ее рассказать о своих паломничествах, и девушка подробно описала Овари, а также все, что встречается на пути туда. Порасспросив других людей, человек этот убедился в том, что все, рассказанное ею, — истинная правда. Теперь оставалось лишь удивляться чудесным способностям девушки.

Но вот девушке минуло пятнадцать лет. Была она красавицей, какую и в столице нечасто встретишь. Все юноши селения, сгорая от любви, мечтали заполучить ее в жены и на правах зятя войти в дом к Дзэндаю. Между тем родители девушки, изрядно разбогатев, не хотели отдавать дочь, которой они гордились, кому попало и никак не могли выбрать ей достойного жениха. Наконец, после длительных поисков и расспросов, прослышали они о человеке по имени Сугэгаки Ихэй, старосте соседней деревни. Он торговал лесом и жил в большом достатке. Был у него сын, Иноскэ, за него-то и просватали они свою дочь.

И вот тут произошло диво. Воспылав любовью к мужу, девушка сразу же лишилась чудесной способности в один день добираться до Яцуруги и возвращаться обратно, шелк она теперь ткала не быстрее, чем остальные женщины, лицо ее огрубело, а повадки стали такими же, как у любой неотесанной деревенской жительницы.

— Вот какие чудеса бывают на свете! — сказал напоследок хозяин постоялого двора.

Из сборника «Записки о хранителях самурайской славы»

Мелодия печали, или Женщины, вдруг ставшие музыкантшами