Николай Дубровин - Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"

• Название: Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник"
• Автор: Николай Дубровин
• Жанр: История
• Год: 1894

---

Лабзин не мог допустить в своей ложе того шарлатанства, которым проникнута была большая часть масонов начала XIX века, и позднее высказался неодобрительно против такого направления общества.

«Ныне, — писал он князю A.Н.Голицыну [246], — правительством дозволены или терпимы масонские ложи. Развелось множество лож и каждая ничего более не делает, как только принимает новых членов, которых напринимано теперь уже более тысячи. Что в этом? Хорошо ли правительству попускать обирать деньги ни за что, ни про что? Кажется, либо не позволять ложи, либо поставить их на хорошую ногу, а то, — я могу сказать вашему сиятельству, — есть управляющие ложами люди весьма вредные, не только не верующие, но и не скрывающие своего неверия. За что ж давать развращать молодых людей, вступающих иногда туда и не с худым намерением? He рассудите ли, ваше сиятельство, представить о сем государю, хотя не как о деле, а между разговорами.

«Не та моя цель при сем, чтобы побудить опять запретить ложи, ибо с одной стороны я боюсь, чтобы, исторгая плевелы, иногда не повредить и пшеницы; с другой — представляется мне, что не по слепому же может быть случаю, то, что так строго в России запрещалось, так свободно ныне производится. A моя цель только та, как если бы ваше сиятельство увидели, что попы, исправляющие службу, сами смеются над тем, что делают, нили бы вместо обхода вокруг купели, при крещении, плясали в присядку, (то) не пожелали ли бы вы переменить сих попов? Впрочем, может быть, гораздо лучше употребить во благо те способы, которые почему-то стали возможны, позволительны и угодны многим, нежели приискивать, придумывать и изобретать новые.

«Мое дело было исполнить нудящее меня какое-то побуждение сказать вам это; впрочем, все сие предоставляю совершенно вашему благорассуждению.

«Я пишу сие единственно для вашего сиятельства. Я написал, но вы не слушайте меня, если что не так, ибо я и сам не хочу, чтобы было все по-моему, потому только, что по моему».

Строго религиозный Лабзин не мог видеть пренебрежения к религии, в каком бы виде оно ни проявлялось, и утешал себя только тем, что деятельность его по изданию «Сионского Вестника» не прошла бесследно и отразилась в духовной литературе.

Отголоски мистицизма, говорит П.Знаменский [247], слышны были в тогдашних проповедях «сохранившихся в многочисленных по духовным семействам рукописях и отчасти в изданных в печати; многие духовные лица успешно усваивали язык мистиков и очень близко подражали статьям «Сионского Вестника». Наиболее самобытным деятелем в этом направлении был Филарет (впоследствии митрополит московский), увлекавший тогдашнее общество своими проповедями.

«Отврати, говорил он [248], верующая душа, очи твои, еже не видети суеты; обратися в покой твой и в тайне ищи тихого безмятежного царствия Божия в себе самой. Царствие Божие внутрь вас есть (Лук. 17, 21). В живой вере и в твердом уповании, в чистой совести, в ангельской любви — здесь царствие Божие».

Здесь, по словам Филарета, зачинается, рождается, обитает и владычествует Христос; здесь нет никаких бед, ни голода, ни жажды, «ибо Царь наш питает рабов своих манною сокровенною» (Апок. 2, 17); нет ни скорбей, ни уныния — Он есть радость; ни болезней, ни смерти — Он есть жизнь; ни гонений и угнетения, — «идеже бо Дух Господень, ту свобода» (2 Кор. 3, 17). Небесное дыхание сего Духа, освежая воздух души, вливает благовонный мир в сердце. В нем, наполненном Духом Господним, всегда ясное небо: ни тучи сомнений не закрывают света Божия, ни гром гнева Его не потрясает слуха внутреннего.

Проповедь эта произвела громадное впечатление на слушателей. Многие, и в особенности мистики, с восторгом радости и удивления к таланту проповедника, встретили живое слово, дотоле ими не слыханное; все читали эту проповедь, выпрашивали себе ее экземпляры, старались познакомиться с Филаретом [249]. Последний произносил свои проповеди преимущественно на большие праздники, когда в Александро-Невскую лавру собиралось много молящихся. Сюда приезжали слушать его князь Голицын, Лабзин, A.Н.Оленин, А.И.Тургенев, A.С.Стурдза и другие. Филарет сразу приобрел себе поклонников, покровителей, но и врагов. В числе последних и наиболее сильный был Феофилакт Русанов, епископ калужский.

До появлении Филарета он пользовался в Петербурге славою первого проповедника. Сделавшись монахом не по убеждению, а по совету, Феофилакт по своему направлению был совершенно светский человек, старавшийся вторить в такт тогдашним либеральным стремлениям государственных людей и тем заслуживший их расположение. Он привлекал столичную публику новостью содержания проповедей, которые отличались, впрочем, странными особенностями. Феофилакт говорит, например, о картинах, на которых изображалась Божия Матерь, любил делать намеки на современность и не редко рассуждал о политике [250]. Как противоположность сухим проповедям остального духовенства, слова Феофилакта вызывали одобрение слушателей, но религиозной пищи в них было мало. И вот явился новый проповедник, который приковал к себе всеобщее внимание. Он высказывал тоже самое, что говорилось в «Сионском Вестнике» 1806 года, в мистических творениях Александра Ковалькова [251] и других русских авторов, которые хотя и не далеко удалялись от западных протестантских мистико-религиозных сочинений, но были применены к понятиям тогдашнего общества, и заманчивым содержанием подкупали читателей. В них шла речь о легчайшем пути ко спасению, предлагались «лествицы от земли на небо» и указывались «двери благодати». Все они читались с большим увлечением, потому что соответствовали потребностям общества и давали ответы на возбужденные им вопросы.

Хотя Филарет никогда не был мистиком, в полном значении этого слова, а впоследствии был одним из первых противников мистицизма, но в 1810 году, не понятый вполне, он являлся как бы сторонником этого учения. В самом деле, вышеприведенная проповедь его трактовала о царстве Христовом, и в ней проводилась мысль, что царство это не от мира сего и внутри нас есть — все то, что нужно было мистикам, — что задевало живую их струнку и вызывало горячее сочувствие к Филарету, в котором они видели своего сторонника и могущественного защитника.

— Князь Голицын просил митрополита Амвросия чаще поручать Филарету произносить проповеди, и в 1811 г. он произнес семь проповедей. — Из них слова на день «Пятидесятницы» и на «Рождество Христово» заслуживают наибольшего внимания по мистическому их характеру. Здесь затронуты были самые живые вопросы мистики: о возрождении духовном, о действиях духа в сердцах верующих, о просвещении внутренним светом, о самоуничижении, необходимом человеку для устройства внутри себя храма Божия.

— Человек тогда только сносен, говорит Сперанский, когда он в бессилии; силы или искание силы в начале его погубило и губит впоследствии; в бессилии он соединяется с Богом, в силе воюет против него.

To же самое говорили мистики, то же самое говорил и Филарет в 1811 году в слове на Рождество Христово.

«Нет высшей мудрости, как отречься от мудрости для Иисуса; нет большей славы, как разделять бесчестие с Иисусом; нет избыточнейшего состояния, как нищета Иисуса; нет совершеннейшего возраста, как младенчество Иисуса; нет лучшего украшения для души, как видеть себя чужду всех украшений, подобно яслям Его... Бог творит из ничего: доколе мы хотим и думаем быть чем-нибудь, дотоле Он в нас не начинает своего дела. Смирение и отвержение себя есть основание в нас храма Его: кто более углубляет оное, тот выше и безопаснее созиждет... Кто дал нам сердце, не довольствуется большей или меньшей его долей: оно все должно принадлежать Владыке всяческих. Он отвергает всякую любовь, которая не основывается на любви к Нему; всякое наслаждение, в котором ищем себя, есть огорчение для Него; всякая мысль, наклонная к тварям — измена Ему; всякая рассеянность — удаление от Него. Строгая токмо над собою бдительность может возвести к блаженному с Ним соединению и удержаться в Нем... Блаженни чистии сердцем, яко тии Бога узрят — и где? в самом сердце своем» [252].

Слова эти вызывали восторг слушателей, и известность Филарета росла, а с нею вместе росла и зависть Феофилакта, понявшего, что молодой проповедник может затмить его славу. Приверженцы Феофилакта стали распускать слух, что в проповеди на Благовещение Филарет обокрал известного французского проповедника Массильона; проповедь на день Св.Пасхи в 1811 году называли одой, а проповедь «О дарах Св.Духа», сказанную в праздник Св.Троицы, Феофилакт назвал неправославной, а наполненной пантеизмом.

В то время, когда происходила борьба за первенство между Феофилактом и Филаретом, явилось третье лицо, не поддававшееся модным идеям, не следовавшее за общим течением и осуждавшее проповедническую деятельность того и другого. To был инспектор С.-Петербургской духовной академии Иннокентий (Смирнов), человек очень умный, строгий ревнитель православия, проповедник не столько блистательный, сколько теплый наставник в благочестии [253].