Джон Толкиен - Возвращение государя

• Название: Возвращение государя
• Автор: Джон Толкиен
• Издательство: АСТ, Terra Fantastica
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-17-016266-9

Перед вами — «Возвращение государя», третья книга трилогии «Властелин Колец». Своеобразной «Библии от фэнтези». Книги Книг, «литературной легенды», самого официально популярного произведения прошлого века. Писать о «Властелине Колец» можно много, почти бесконечно, но — ЗАЧЕМ? Комментарии здесь излишни!

---

Он склонился над девушкой, вглядываясь в лицо, белизной и впрямь подобное лилии, но холодное и затвердевшее, как могильный камень. Затем, коснувшись губами бледного чела, Арагорн позвал:

— Эйовин, дочь Эйомунда, проснись! Твоего врага больше нет!

Она не шелохнулась, но дыхание стало глубже — было видно, как поднимается и опускается ее грудь. Арагорн растер еще два листочка ацеласа, бросил их в кипящую воду и омыл этой водой лоб и лежавшую поверх одеяла безжизненную, холодную руку. И тогда — то ли оттого, что он и впрямь обладал забытым ныне могуществом, то ли так подействовали на всех его слова об Эйовин, — но всем присутствующим показалось, будто в окно ворвался свежий ветерок, юный и чистый, словно только что зародившийся на снежных вершинах под звездным куполом или на морских побережьях, омываемых волнами в пенных барашках.

— Пробудись, Эйовин, Дева Рохана, — повторил Арагорн, взял ее правую руку и с радостью ощутил тепло — жизнь возвращалась. — Пробудись! Тень исчезла, Мрак развеялся! Зови, она вернется, — сказал он Эйомеру, вложив руку девушки в его ладонь, а сам повернулся и вышел из комнаты.

— Эйовин! Эйовин! — восклицал Эйомер, и по щекам его текли слезы.

Внезапно она открыла глаза и слабо проговорила:

— Эйомер! Какая радость! А они все твердили, что ты убит… Но нет, то были темные голоса из кошмарного сна. Долго ли я спала?

— Нет, сестра, совсем недолго, — откликнулся Эйомер. — И не думай больше об этом, не надо.

— Я так устала, — вздохнула девушка. — Мне бы чуточку отдохнуть. Но сначала скажи, что с государем? Или не надо, уж это-то точно был не сон. Он мертв. Погиб, как и предчувствовал.

— Да, — подтвердил Эйомер. — Погиб, но перед смертью наказал мне проститься с тобой. Ты была ему дороже дочери. Теперь его тело с почестями покоится в цитадели Гондора.

— Горе нам, — вздохнула Эйовин. — Но все обернулось лучше, чем я смела надеяться в те темные дни, когда мне казалось, что Дом Эйорла впал в ничтожество и никогда не вернет себе былой чести. Да, Эйомер, а жив ли оруженосец государя, холбитла? Если жив, ты должен посвятить его в рыцари Марки. Вот кто настоящий герой!

— Он жив, — поспешно заверил девушку стоявший неподалеку Гэндальф. — Правда, ранен и лежит здесь, в Палатах Исцеления. Я как раз к нему сейчас и пойду, а Эйомер с тобой останется. Отдыхай да поменьше говори о войне и горестях, пока совсем не поправишься. Великое счастье видеть, как столь доблестная воительница возрождается к жизни и надежде.

— К жизни? — повторила Эйовин. — Может, и так, во всяком случае, если для меня найдется конь, оставшийся после павшего воина, да место в эйореде. Что же до надежды… не знаю.

Войдя в комнату Мерри, Гэндальф и Пиппин увидели склонившегося над хоббитом Арагорна.

— Мерри, бедный старина Мерри! — воскликнул Пиппин и бросился к ложу.

Друг его выглядел хуже, чем Фарамир или Эйовин. Казалось, что с их не столь уж давней разлуки Мерри прожил целую жизнь, полную страданий и непосильных трудов, а теперь умирает.

— Да не бойся ты, — успокоил Арагорн. — Я поспел вовремя и уже позвал его. Он вернется, просто слишком устал, да и испытание ему выпало ужасное. Как и Эйовин, он дерзнул нанести удар исчадию Мрака, и вдвоем они изгнали это зло из мира. Твой друг так весел, так силен духом, что он все переборет, хотя скорбь не забудется. Но она не омрачит его сердце, а только научит мудрости.

Он возложил руку на голову Мерри, мягко провел ладонью по темным кудрям, прикоснулся к векам и снова позвал по имени. Запах ацеласа заполнил комнату, как аромат цветущих садов и медовых ульев. Мерри открыл глаза и сказал:

— Есть охота. Который час?

— Ужин ты уже пропустил, — опешил от неожиданности Пиппин. — Но я сбегаю, может, для тебя чего и дадут…

— Дадут, дадут, — заверил хоббита Гэндальф. — Все, чего только пожелает доблестный воитель Рохана, все, что найдется в Минас-Тирите, где его имя окружено почетом.

— Вот и отлично, — обрадовался Мерри. — Значит, так, сначала ужин поплотнее, а потом трубочку… — тут его лицо помрачнело. — Нет, трубки не надо. Пожалуй, я больше никогда не смогу курить.

— Это еще почему? — изумился Пиппин.

— Ну… — пробормотал Мерри. — Понимаешь, старый король умер, а курево будет напоминать мне о нем. Он жалел, что ему так и не выпал случай толком послушать мой рассказ о хоббитанском зелье. Это ж, почитай, его последние слова были! Вот закурю и тотчас вспомню, как мы в Айсенгарде встретились, какой он был добрый… А его уже нет.

— Так ты кури и думай о нем, — посоветовал Арагорн. — Вспоминай великого добросердечного короля, всегда державшего слово. Он сумел подняться над Тенью к своему последнему ясному утру. Коротка была твоя служба, но ты будешь гордиться ею, покуда жив. Храни о нем светлую память.

— И то верно, — улыбнулся Мерри. — Покурю да подумаю, ежели Бродяжник достанет мне, что для этого требуется. Был у меня в мешке табачок славный, из Сарумановых запасов, но куда он запропастился в бою — честное слово, не знаю.

— Почтеннейший Мериадок! — с напускной суровостью сказал Арагорн. — Коли ты думаешь, что я прошел сквозь горы и пересек Гондор с огнем и мечом только для того, чтобы угостить табачком нерадивого воина, который разбрасывает свое снаряжение где попало, то совершенно напрасно. Не найдется твой мешок, так пошли за здешним травником. Он поведает тебе, что за травой, о которой ты спрашиваешь, не числится никаких полезных свойств, а зовется она в просторечии «заморский сорняк», или, по-благородному, «галенас», и сообщит еще множество названий на всяких ученых языках, добавит несколько полузабытых строчек, которых сам не понимает, выскажет сожаление по поводу отсутствия чего-либо подобного в Палатах Исцеления да с тем тебя и оставит — размышлять об истории и древних наречиях. Я, с твоего позволения, сделаю то же самое. В настоящей постели, вроде твоей, я не спал с тех пор, как выехал из Дунхара, а не ел со вчерашнего вечера.

Мерри поймал его руку и поцеловал.

— Не сердись, прости меня, — промолвил он. — Иди, отдохни. Намучился ты с нами с тех пор как мы повстречались в Пригорье. Но что с нас взять: мы, хоббиты, когда настает важный миг, вечно несем околесицу, потому как нужных, правильных слов попросту не находим. Заменяем их шуточками, хоть они и не к месту.

— Да знаю я вас, — улыбнулся Арагорн. — Знаю, люблю и хочу, чтобы Хоббитания навсегда осталась такой, какой она есть.

С этими словами он поцеловал Мерри в лоб и вышел, а Гэндальф последовал за ним.

— Ну что скажешь? — спросил оставшийся с товарищем Пиппин. — Я насчет нашего Бродяжника. Где еще такого найдешь, кроме, конечно, Гэндальфа? По моему разумению, они родичи; может, дальние, но родичи. Кстати, дружище, твой мешок лежит возле кровати, а когда мы встретились, был у тебя за спиной. Бродяжник его приметил, это уж точно. Да и у меня кое-какой запасец имеется. На, набивай трубочку — тот самый «Долгодольский лист». Я сбегаю, приищу тебе чего-нибудь перекусить, ну а потом отдохнем да поболтаем. Эх, дружище! Не можем мы, Туки да Брендибаки, долго оставаться на вершине: все бы нам закуток поукромнее, поуютнее отыскать.

— Верно, — согласился Мерри. — Я и правда не могу, во всяком случае сейчас. Но, Пиппин, по крайней мере мы можем их видеть и чтить. Конечно, родная земля — начало начал, все мы глубоко пустили корни в Хоббитании. Но есть, наверное, нечто еще глубже, еще выше. По-моему, даже садовник, возделывая свой маленький садик, трудится ради чего-то высшего, хотя сам об этом может и не знать. А вот мы с тобой знаем, нам повезло.

Мерри умолк, а потом покачал головой.

— Сам не пойму, что это на меня накатило. Отродясь таких речей не говаривал. Ладно, достань-ка мою трубку. Надеюсь, она не сломалась. Где твой хваленый лист?

Тем временем Арагорн и Гэндальф наведались к смотрителю Палат Исцеления и сообщили, что Фарамир и Эйовин останутся на его попечении еще не один день.

— Как только Эйовин станет лучше, она захочет уйти, — сказал Арагорн, — но чтобы поправиться окончательно, ей необходимо пробыть здесь по меньшей мере дней десять.

— А Фарамиру, — добавил Гэндальф, — можно рассказать о смерти отца, но никоим образом о поразившем Дэнетора перед кончиной безумии. Он все узнает, когда выздоровеет и вернется к своим обязанностям. Смотри, чтобы Берегонд и периан не проболтались, они тоже при этом присутствовали.

— А как быть с другим перианом, Мериадоком? — спросил смотритель. — Что ему можно, чего нельзя?

— Скорее всего, уже завтра он сможет встать, — ответил Арагорн. — Захочет, так пусть прогуляется с друзьями, это ему не повредит.

— Замечательный народ! — уважительно покачал головой смотритель. — Крепкий, стойкий, а ведь с виду не скажешь.