Eldar Morgot - Тень на Солнце

• Название: Тень на Солнце
• Автор: Eldar Morgot
• Жанр: Фэнтези

---

— Рокапа не забудет, сынок. Рано или поздно придет мстить за Миранду. Не боишься?

— Боюсь, светлейший.

— Ага, трусишь, значит… Молодец! Только идиоты ничего не боятся. Вот я, — выпятил грудь тевад, — много чего боюсь, но постоянно побеждаю страх! Когда овсянники прорвались у Бродов, а элигерцы их поддержали рыцарской кавалерией, я, совсем еще молодой тевадский сын, командовал махатинскими копейщиками. Ну и…

Зезва вздохнул про себя. Он слышал эту историю тысячу раз.

— … а тут рменские лучники вышли вперед, а я им ка-а-а-к скомандую: "Едрит вашу мать, огонь!!!" Туча стрел ка-а-а-а-к долбанет прямо по овсянникам, так они, едрит ихню мать и бабушку, побежали, ха-ха!

Зезва ждал, улыбаясь. Слуги во главе с Аристофаном очень натурально изображали восхищение, хотя, как подозревал Зезва, слушали эту историю не тысячу раз, как Зезва, а, пожалуй, миллион.

— Ладно, — прищурился Мурман, — давай докладывай, что там у тебя случилось в Убике. В подробностях только!

Пока Зезва рассказывал, толстый тевад выпил еще две кружки пива и сидел, отдуваясь, сам красный, как рак. Казалось, он не слушал, что говорит Зезва, но это было лишь иллюзией: старый наместник слышал все и несколько раз вставлял едкие замечания.

— Уф, сынок! — покачал Мурман головой, когда Зезва, наконец, умолк. — Удачно ты съездил, ничего не скажешь.

— Светлейший…

— А?

— Вопрос.

— Говори, едрит твою душу.

— Почему Ваадж поехал отдельно от меня?

— О-хо-хо… Аристофан, едрит твою бабушку в дупло! Где пиво?!

Прибежал Аристофан с новым кувшином пенистого напитка. Бухнул на стол, подобострастно склонился.

— Что это за пятна у тебя на ливрее? — грозно спросил Мурман. — Отвечай, бездельник!

— Ваше тевадство… — забормотал Аристофан, отступая к рядам испуганных лакеев.

— Снова пили, — покачал головой Мурман. — О, порок, о, разложение…Зезва, не, ну ты видишь, а? Что творится, клянусь бабушкиными панталонами, уф!

— Ва-а-а-ше тева-а-адство… — еще ниже склонился Аристофан.

— Подождали бы пока светлейший, едрит его дедушку, тевад закончит трапезу с гостем, а потом уж… Потом хоть все тут сожрите! Ох, Зезва, Зезва, посмотри, кем я окружен! Нет, не тот сейчас персонал, не тот… Вот раньше…

Зезва снова сдержал улыбку. Мурман еще некоторое время грозно посматривал на слуг, затем вздохнул и повернулся к Ныряльщику.

— Ваадж занимает нехилую должность при дворе Повелительницы Ламиры, да продлит Светлоокая Дейла её года! Он что-то вроде штатного чародея… Чего кривишься, завидно?

— Нет, светлейший, не завидно.

— Вот… Слухи про али зловредных дошли до двора, ну Ваадж и засветился. Хотя…

— Светлейший?

Мурман нахмурился и снова забарабанил по столу пальцами левой руки. Правая сжимала кружку с пивом.

— Ты в курсе ситуации в Душевном тевадстве?

— Душевники снова мутят? — спросил Зезва.

— Да… Это поважнее, чем Ваадж, скажу я тебе.

"Он не хочет говорить про Вааджа и его роль при дворе Ламиры", — подумал Зезва.

— Аристофан! — крикнул Мурман зычно, хотя худощавый лакей стоял не далее, чем в двух метрах от стола.

— Ваше тевадство?

— Карты тащи!

— Игральные, светлейший?

— Топографические, баран!

Аристофан убежал и вскоре вернулся, таща целый ворох свитков. Что-то ворча под нос, Мурман вырвал у него карты и разложил их на столе.

— Так, не эта, — приговаривал он, — и не эта… ага! Гляди, Зезва.

Зезва встал со своего места и подошел к Мурману, рассматривавшего затейливо оформленную карту Солнечного Королевства Мзум и сопредельных государств.

— Вот Мзум, — ткнул волосатым пальцем Мурман. — К северу от столицы: наше Верхнее тевадство и Горда, в котором мы с тобой пьем пиво. Еще дальше на север: посты Элигершдада и стоят их войска. Тут, тут и вот тут. Охраняют столицу овсянников Вереск. Вереск со всех сторон окружен селами с преимущественно солнечным населением. С последней войны прошло несколько лет, и большая часть Верхнего тевадства контролируется овсянниками и элигерцами. Они утверждают, что вовсе это не Верхнее тевадство, а независимое государство Овсана. Придурки! Спустились, понимаешь, с гор несколько веков назад, поселились на наших землях и уже объявили их своими! Что ты хмуришься?

— Война с овсянниками была ошибкой, Светлейший, — тихо сказал Зезва. — Чего мы добились? Лишь позволили Элигершдаду укрепить свои позиции. Теперь Директория раздает овсянникам грамоты граждан Элигера. Нельзя было тогда начинать войну…

— Ладно, ладно, — поморщился Мурман. — Тоже мне, умник! А что было нам делать? Банды овсянников стали жечь наши села, вырезать солнечников как овец!

— Наши тоже отличились, светлейший.

— Не спорю… — Мурман засопел. — Позорные факты имели место. Знаешь, Зезва, на войне ведь как: все воюют в полной уверенности, что проливают свою и чужую кровь за правое дело. Страшна та война, в которой обе стороны искренне считают себя правыми.

— А как же война справедливая, освободительная? — спросил Зезва. — Овсянники кричат, что солнечники хотят уничтожить их, что в первую войну мы вырезали их целыми деревнями, что…

— Врут, сволочи! — рявкнул Мурман. — Врут и не краснеют. Почему они не говорят, что вне района Вереска, который они называют Овсана, этнических овсянников живет в два раза больше, чем в самой Овсане? А? Почему их никто не трогает? Почему в частных разговорах они признают: на кладбище Вереска нет ни одной могилы овсянника, которой было бы больше ста лет! А почему? Потому что солнечники в Вереске жили испокон веков, это наша земля, Зезва, наша, понимаешь! Лгуны они и бараны, мозги которых одурманены элигерской пропагандой… Ладно, ну их в баню, этих овсянников. Пока тут хрупкий, но мир. Смотрим на запад. Итак, душевники. Еще один народ, считающий, что мы, солнечники, их завоевали. Как ты знаешь, Душевное тевадство является автономией с расширенными правами, и во многих сферах власть нашей королевы там лишь номинальная. У душевников своя милиция и военизированные отряды. На всех ключевых должностях — душевники. А солнечник, как правило — его помощник. Их язык признан специальным указом Ламиры, как язык, использующийся в судах и всех государственных учреждениях…

— Светлейший, — Зезва наморщил лоб, — сколько процентов от населения тевадства составляют душевники?

— Двадцать процентов, сынок.

— А наши? Сорок, если мне память не изменяет?

— Сорок пять. Остальные — кивы, рмены, станы, элигерцы…

— И эти двадцать процентов населения тевадства требуют независимости от Мзума?

— Именно! Каково, а?

— Гм, — Зезва задумчиво изучал карту. — Нелюди?

— Имеются, — закивал Мурман. — Вот тут и тут несколько селений джуджей, а в лесах пара кланов ткаесхелхов.

— Немного… Чью сторону они держат, светлейший? Нашу или душевников?

— Уф, дуб их разберет, клянусь бородой дедушки! Джуджам, по-моему, вообще наплевать и на нас и на солнечников и на Элигершдад. Ткаесхелхи-другие фрукты, они всех нас недолюбливают. На каждом углу рассказывают свои легенды, едрит ихню душу.

— Легенда, — покачал головой Ныряльщик, — что придет время: явится Царь-Ткаесхелх, чтобы снова возвысить их расу?

— Ну да, сказки для малышни, клянусь листьями дуба! Ты вот что, — Мурман сделал глоток пива, — там не только люди да нелюди… Чудов тоже хватает, между прочим.

— Да? — усмехнулся Зезва. — Надо послать туда Вааджа, как спеца по страховидлам.

— Помолчи, парень. Дэвов полно там, особенно горных. В лесах тьма тьмущая очокочей и крюковиков. Вешапа видели, хотя, может, и врут. Болотники тож. Говорят, даже мхецы есть.

Зезва вздрогнул.

— Я встречался с одним недавно.

— Знаю, сынок, знаю…

Зезва привстал в стременах и, прикрывая глаза ладонью от яркого солнца, всмотрелся вдаль. Хотя стояла полуденная жара, птицы пели, не переставая, деловито носились взад и вперед упитанные шмели и шершни. На небе не было ни облачка, и лишь слабый, но приятный ветерок немного сводил на нет изнуряющий летний зной.

— Показалось, — пробормотал он и потянулся к бутыли с убиковским вином. — Ах, вкусная, зараза!

Донесся крик. Зезва прищурился, рука сжала рукоять меча, подаренного ему Вааджем.

— Не показалось, — пробормотал он. — Ха-йя, Толстик, ха-йя-я!! Помни про салями!!!

— Отправишься в столицу, — сказал Мурман. — Немедленно. С посланием к царице.

— В Мзум? — возмутился Зезва. — А отдых? Пошли другого, светлейший.

Мурман несколько секунд сверлил Ныряльщика взглядом. Вздохнул. Громко выпил полкружки пива. Затем взорвался.

— Да едрит твою налево душу проститутку мать! Лентяй несчастный!! Я, обливаясь потом, тружусь на благо государства, а ты, едрит твою направо, отлыниваешь?! О, разложение, о, порок, о, измена!!