Хелене Ури - Лучшие из нас

• Название: Лучшие из нас
• Автор: Хелене Ури
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-367-01337-5

Большой роман из университетской жизни, повествующий о страстях и огромных амбициях, о высоких целях и цене, которую приходится платить за их достижение, о любви, интригах и умопомрачительных авантюрах.

---

Эдит никогда не бывала в Австралии. Она с радостью думала о поездке. Получив в середине сентября коричневый конверт для внутренней корреспонденции с материалами о конгрессе, она обнаружила, что гуманитарный факультет Университета Осло должен был отправить на конгресс не только научного сотрудника, но и студента. С одобрения декана она выбрала студента Александра Плейна (к счастью, оказалось, что он, хотя и с большой неохотой, замещал члена студенческого совета кафедры футуристической лингвистики), и 31 октября Эдит Ринкель и Александр Плейн отправились в Перт, штат Западная Австралия. Они летели из Осло в Сингапур рейсом авиакомпании «SAS» и далее на самолете «Quantas» в единственный крупный город на западном побережье Австралии.

Эдит и Александр сошлись во мнении, что конгресс был великолепен. Это было их твердое убеждение. Однажды они даже зашли в огромный выставочный зал, где проходили мероприятия конгресса. Взяли какие-то брошюры, побеседовали со шведскими педагогами, стоящими у своего стенда, встретились с представителями Университета Хедмарка, послушали зануднейший доклад о вспомогательных педагогических средствах, который очень тихо читал какой-то британец, сопровождая свое выступление демонстрацией на большом экране тезисов, написанных слишком мелкими буквами. «Опять транспаранты, как же без них», — прошептал Александр, засовывая руку под льняной блейзер Эдит и поглаживая ее. Они встали и вышли, не дослушав до конца зануду-англичанина.

На улице, на солнце, они хохотали, как дети. Решили поехать на корабле на остров Роттнест, расположенный у соседнего с Пертом городка Фримантла, на остров, который в обязательном порядке посещают все туристы, отдыхающие в Западной Австралии. На корабле было полно немцев, азиатов, американцев, встретились даже несколько датских литературоведов, которые тоже прогуливали конгресс.

На острове запрещено пользоваться личными автомобилями, и они взяли напрокат велосипеды. Под палящим белым солнцем они катались по гравийным дорожкам, останавливались у пустынной бухты, занимались любовью на песке, купались, сохли и ехали дальше, поскрипывая седлами.

У кафе на паромной пристани Эдит и Александр заказали ассорти из морепродуктов — омаров, устриц, зеленых мидий, креветок-богомолов. Александр счел, что креветки-богомолы выглядят неаппетитно и похожи на маленьких насекомых, выползающих на свет, если поднять камень.

— Мокрицы! — с энтузиазмом произнесла Эдит. — А ты знаешь, что мокрицы — это не насекомые, это маленькие ракообразные, приспособившиеся к жизни на суше. — Эдит поблагодарила Александра и сказала, что теперь, когда Александр указал на сходство креветок-богомолов с Porcellio scaber,[51] они кажутся ей особенно вкусными.

Затем они стали разговаривать о грамматической категории рода, возможно оттого, что Александр оговорился и спросил, хочет ли Эдит съесть одного из его устриц.

— В аборигенском языке диирбалу…

— В языке этих мест?

— Да, но это вымирающий язык, — объяснила Эдит.

— Как жаль, — произнес Александр, и лицо его стало серьезным.

— Слушай же! В диирбалу существует четыре рода: существительные, обозначающие лиц мужского пола и всех животных, относятся к первому роду. Существительные, обозначающие лиц женского пола, а также относящиеся к воде, огню и войне, относятся ко второму роду.

— Так.

— Третий род объединяет существительные, обозначающие некоторые фрукты и овощи. Все остальные слова относятся к четвертому роду. Существительные, обозначающие виды рыб, относятся, таким образом, к первому роду. Но обрати внимание: хищные виды рыб относятся ко второму роду — вместе с женщинами, огнем и другими опасными вещами. Ты понимаешь? Ну разве это не забавно?

— Да, я понимаю. И да, это забавно, — ответил Александр и поднял свой бокал. — За опасных женщин!

— Тебе скучно, когда я об этом рассказываю? — спросила Эдит.

— Совсем нет, — возразил Александр. — Это очень, очень сексуально.

Настроение у Эдит было великолепное, Александр не видел ее такой раньше. От сдержанности, присущей Эдит в обычной жизни, не осталось и следа. (А сама она не замечала и тени раздражительности, прячущейся, как правило, под другими чувствами и ищущей повода вырваться наружу.)

Она отодвинула от себя тарелку с панцирями ракообразных и пустыми раковинами от устриц, наклонилась к нему, взяла за руку и рассказала, что впервые люди стали разводить медоносных пчел, Apis mellifera, в Азии больше 6000 лет назад.

Александр улыбнулся. В последние месяцы он узнал довольно много о языках, но еще больше о насекомых. Его стареющая прекрасная любовница поучала его, информировала, преподавала, но не показывала своего превосходства. Она прекрасно знала, что их отношения нельзя назвать равноправными, а он понимал, что ее тяга к поучению подчеркивает их разницу в интеллекте.

Это не было проблемой для Александра, ему нравился ее ум, он восхищался ее знаниями и обожал ее остроумие в той же степени, что и мягкую кожу на внутренней стороне ее бедер.

В то же время Александр не был уверен, что друзья смогли бы его понять, поэтому никто из них не знал о его отношениях с Эдит. Но она была так красива, и звуки ее голоса наполняли его покоем.

Сейчас она рассказывала, что пчеломатка выделяет запахи, которые позволяют ей управлять другими, именно они наделяют ее властью, например заставляют рабочих пчел сдерживать инстинкт размножения. Все рабочие пчелы — дочери пчеломатки. Еще существуют трутни, пчелы мужского пола, с большими телами, но без жала. Так что трутни не могут защищаться, объясняла Эдит. Пчеломатка может спариваться с десятком трутней, и она начинает делать это, будучи всего нескольких дней от роду.

Александр кивнул и поднял брови так, словно насторожился. Пчеломатка может откладывать до 2000 яиц в день и живет до шести лет, увлеченно продолжала Эдит, но внезапно умолкла, отпустила его руку и выпрямила спину.

— Сколько тебе лет, Александр?

— Ты прекрасно знаешь.

— Двадцать четыре.

— Двадцать пять!

— Хорошо. Двадцать пять. А сколько лет мне?

— Эдит.

— Сколько мне лет?

— Тебе пятьдесят лет и восемнадцать дней. И ты прекрасна.

— Так дальше продолжаться не может.

— Разве ты не думаешь, что у нас…

— Да, я думаю, что у нас все хорошо. У нас все слишком хорошо. Поэтому так дальше продолжаться не может.

— Да нет же.

— Может быть, здесь, на маленьком австралийском острове, но не дома.

— Нет, Эдит, нет.

Levis est labor omnis amanti. Да, это так: для влюбленного человека любой труд легок, — но он делал это не только ради нее. Может быть, он еще не отдавал себе в этом отчета, но радость от решения научных задач была сильнее, чем радость завоевания Нанны. Конечно, Пол начал заниматься проектом потому, что влюбился в Нанну, это послужило катализатором: ему хотелось понравиться ей, хотелось, чтобы она заметила его. Но после того как он погрузился в работу, после того как возобновил исследование надписей на камне Страндестейнен, Нанна потеряла для него первостепенное значение. Им руководили собственные находки, маленькие ниточки, которые он нащупывал во время изысканий. Настоящим наслаждением для Пола служила научная работа, радость исследователя заставляла его двигаться дальше.

Кроме того, Пол мечтал об аплодисментах. В университете вокруг исследований не происходит никакой шумихи, не существует никаких обычаев чествования сотрудников со стороны начальства, да и вообще не принято интересоваться тем, какие научные изыскания проводятся в соседнем кабинете. А Пол стремился к признанию, к похлопыванию по плечу, к поощрению в виде нескольких дружеских слов. И даже больше: он был бы не против повышения зарплаты, если уж на то пошло. И он бы не отказался от предоставления ему постоянной работы и кабинета побольше (хотя такие кабинеты предназначены для профессуры, но как только он получит постоянную работу, он может попросить и о повышении). Чем больше он работал над «РЕВ 21», тем более заманчивыми казались перспективы обретения известности, пусть и в ограниченном кругу лингвистов и лингвотехнологов.

И пока Пол сидел и решал головоломки, складывал один кирпичик на другой, пытался найти решение, создать целостную картину, он словно возвращался в детство. Вот семилетним мальчиком он сидит за обеденным столом, напротив него — мама, перед ней лежит стопка бумаг (вероятно, рукопись). Ноги Пола не достают до пола, и он обвивает их вокруг ножек стула, рот открыт от сосредоточенности. Он строит карточный домик. Каждый раз, когда ему удается поставить домиком две карты, он привлекает мамино внимание: «Смотри, мама!» Мама смотрит и ободряюще улыбается. Выстроив первый ряд карт, он ставит две сверху и приступает к строительству нового этажа. Каждой паре карт, которая стоит и не обрушивает соседние, требуется мамино одобрение. «Смотри, что получилось, мама». Мамино терпение бесконечно, она отрывает взгляд от своих бумаг, кивает, улыбается, хвалит сына. «Смотри, мама!» Когда непрочные стройматериалы подводят его и одна карта обрушивает соседние или когда падает вся постройка, он замолкает, высовывает язык, украдкой бросает на маму взгляды, но она проявляет деликатность, в такие моменты полностью погружаясь в свою рукопись, и Пол думает, что она не видела, какому унижению он подвергся. Но вот домик уже реконструирован. «Смотри, мама! Смотри, что получилось!»