Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом

• Название: Камень, брошенный богом
• Автор: Игорь Федорцов
• Жанр: Фэнтези

По мотивам прочитанной макулатуры и просмотренных киноподелок…

---

Заверив бумаги печатями, для этого пришлось сходить в оружейную, и, подписав фамильными каракулями, я вручил их Маршалси и отправил принимать должность.

По уходу идальго мы с клерком продолжили бумаготворчество. Для начала рассмотрели текущие финансовые проблемы, которые сводились в одну глобальную — полное отсутствие наличности в графской казне. Затем составили прошения о займах к торговой коллегии Близзена, впрочем, без особой надежды на успех. Властитель Эль Гураба был должен всему свету.

— Вашему сиятельству следовало обратиться к вашему батюшке за восстановлением выплат, — посмел посоветовать клерк. — В крайнем случае, он мог бы выступить поручителем пред коллегией купцов.

В его словах был смысл.

— Подумаю, — согласился я.

Далее пришла очередь ходатайств. Два я подписал, остальные оставил без внимания. Покончив с малой толикой накопившихся дел, отпустил клерка с миром, передоверив тому самому решать оставшиеся хозяйственные вопросы.

Остаться тет-а-тет с собой мне не удалось. В библиотеку влетела Бона. Глаза ее метали громы и молнии. Веер в руках выписывал вензеля омоновской дубинки.

— Ты рехнулся! — не прибегая к прелюдии приветствий, напустилась на меня Эберж. — За что ты избил Ханса?

— Это все нервы, — тяжко вздохнул я. — От неумеренного воздержания.

— За что ты избил Ханса? — брызгала слюной в ярости Бона.

— Капитан Хедерлейн, — растягивая слова произнес я с нажимом, — а не какой не Ханс, нанес моей чести и благосостоянию невосполнимый и неискупимый урон. Я отстранил его от должности и назначил на его место лейтенанта Маршалси.

— Ты понимаешь, что натворил? Нет, ты не понимаешь! Не понимаешь! — бушевала Бона, маятником мотаясь перед моим носом. — Он столько сделал для тебя! Столько сделал!

— Скажи лучше, сколько он прикарманил? — вставил я реплику в ее попытку воспеть капитанские таланты.

— Лех! — глаза Боны сделались удивленными-удивленными, круглыми-круглыми.

— Да, дорогая, — отозвался я.

Бона прочитала по мне как по открытой книге, что я знаю, что она знает, что капитан то…

Она молча прошлась от цветка до стола.

— У него влиятельная родня! — вроде как предостерегла меня Эберж.

— Тогда пусть похлопочут, что бы Ренескюр и Берг вернули захваченное.

— У Хедерлейна связи в столице! Забыл? Верховный суд рассматривает дело? У тебя не так много шансов отстоять права императорского ленника. Хедерлейн он…

— Он бездарь! Хуже того, за моей спиной…, — недоговорив, я негодующе раздул щеки.

— Лех, твои подозрения…, — возмутилась честная Эберж.

— Я опять про то, что он вор, — гаденько улыбаясь, разъяснил я.

Рассерженно фыркнув, Эберж швырнула в меня веер и ушла, громко хлопнув дверью.

— Общий счет один-один. Подача переходи к игроку из Гюнца, — прокомментировал я ее уход и поаплодировал себе за коварство.

Вызвав слугу, я на радостях приказал подать вина и фруктов. Лучше бы конечно водки и рыбного паштета "Волна", но где здесь достать таких деликатесов.

Слуга быстро обернулся с заказом. Позволив мне пропустить первую, для смягчения нрава, он доложил.

— Вас просит принять, монсеньор, викарий.

Лишь пропустив вторую, я соизволил ответить.

— Зови, коли просит.

Не принимать старика не было оснований.

— Добрый день, сеньор Лехандро, — официально поздоровался викарий. От вчерашнего старика, плачущего от радости моего возвращения осталось совсем немного — грустные глаза и снисходительная добрая улыбка.

— Доброе день, — отозвался я из глуби кресла, в которое сел и делал вид, что изучаю дюймы и пяди карты манора. — Что привело вас?

— Принес список людей, по моему скромному разумению достойных вашей снисходительности. Все они долго прибывают в заточении и искренне раскаялись в своих проступках. Прошу рассмотреть принесенные бумаги.

— Вы говорите о помиловании?

— Именно так.

— Почему теперь?

— Ваше благополучное возвращение, чем не повод снискать любовь окружающих, — не уверенно назвал причину викарий. Затем ему пришел в голову более веский аргумент. — К тому же подданные должны трудиться во благо своего сеньора, а не проедать его деньги.

— Только по этому? — не очень поверил я.

— Заставлять излишне страдать созданий Святой Троицы есть грех, сын мой.

Мне показалось, он пропустил слово "безвинных". Я протянул руку за списками. Викарий подал свернутые в трубку листы.

— И сколько же раскаялось в злодеяниях и лиходействе? — спросил я, разворачивая бумаги.

— Я записал сорок три, сын мой.

— Значит, остались и другие?

— Их не много.

— И их искупление недостаточно?

— Только Святая Троица ведает достаточность искупления, — заметил мне викарий. — Смертным же остается уповать на снисходительность смертных.

Задирать старика было подло, и, я оставил свой уродский тон прокурора.

— Хорошо! Я посмотрю списки, святой отец.

— Надеюсь, вы не забудете о них, — высказал пожелания викарий. Подозреваю, у Гонзаго на амнистии была амнезия.

— Не забуду, — заверил я.

Дверь библиотеки распахнулась от удара, и в проем рухнул слуга.

— Гонец Его Сиятельства Графа Гонзаго! — возвестил распростертый ниц страж коридора.

Переступив через забаррикадировавшего проход слугу, в библиотеку вошел высоченного роста рейтар. Молодец блистал золоченым морионом с пышным малиновым султаном, рубиновыми аксельбантами на песочном камзоле, богатой перевязью с финифтью и аквамаринами, массивным мечем с серебряной гардой, сапогами в тиснении и золотыми шпорами. Козырнув элитной выправкой, он, чеканя шаг, прошествовал к столу и протянул мне тугой свиток с десятком печатей на шнурках. Вручив послание, нарушитель спокойствия развернулся на сто восемьдесят градусов, щелкнул каблуками и удалился.

От растерянности, не зная, что и сказать, на явление ряженного Гаргантюа, вопросительно посмотрел на викария.

— Наглец! — запоздало возмутился я беспардонности героя-рейтара.

— Вы обратили внимание на наряд посыльного? — с задумчивой грустью спросил викарий. Очевидно, моя непроходимая тупость вгоняла его в хандру.

Обратить то обратил. Выглядел парнишка побогаче моего проворовавшегося капитана. Да и меня самого, господина болот и степей.

— На черный бант?

Внимая словам, я покачал головой. Точь-в-точь китайский болванчик.

Развернув послание, пробежал глазами неровные плохо понятные строчки. Батюшка Гонзаго, пожаловавшись на годы и боевые раны, полученные во славу отечества, доверительно сообщал, что ныне прибывает в тяжкой немощи и просит срочно предстать перед его родительскими очами, дабы принять с его последним вздохом отчее благословение и полномочия на владения фамильной землей.

Поразмыслив, протянул послание викарию.

— Прочтите.

Святой отец осторожно взял свиток.

— Дела требуют моего пребывание здесь. И в то же время…, — я замялся с продолжением, надеясь получить совета, как поступить.

— Немедленно поезжайте! — горячо заговорил викарий. — Забудь о вашей ссоре, Лехандро! Ваш отец всегда желал, вам только добра!

— Не судите и не судимы будите, — без задней мысли изрек я избитую библейскую истину. Викарий, пораженный прозвучавшими несвойственными дремучему еретику мудростями, с надеждой произнес.

— Вы давно не посещали в часовню. Зайдете пред дорогой?

— Конечно, нет, — отказался я, разочаровав служителя небесам. В моем образовании не было не одной молитвы кроме как "Дай нам Боже, что тебе гоже". Сомневаюсь, что викарий оценит ее краткость.

Посетитель ушел, оставив меня в задумчивости. Не пора ли собирать манатки? И огородами, огородами… Способ простой и действенный, и напрашивающийся с самого начала. А то лихие казаки-разбойники запросто могут угодить с карнавала на аутодафе.

Я позвонил в колокольчик. Для ясности ума и твердости решений требовалось усугубить спиртным. Расторопный слуга живо приволок бутылку мадеры и бокал. Первая скатилась внутрь медленно и нехотя, вторая весело и скоро, третья рухнула орлом с небес. В башке тепло замутилось от хмеля, а душа тихонько заныла потаенными желаниями.

Встав с присиженного и пригретого места, я прошелся вдоль стеллажей с книгами. Как герою мне хотелось довершить намеченные славные дела: переспать с маркизой, выиграть войну, возвести Маршалси в капитанство и не ударить лицом в грязь перед работодателем. Как обыватель, я отчаянно трусил и терялся, и хотел одного, как-нибудь добраться до Ожена и расквитаться с долгом.

Я тяжело вдохнул воздух, словно старался унюхать запах грядущего. Не попахивает ли оно пролитой кровушкой. Особливо моей. Ничего определенного. Пыль, бумага и чесночный выхлоп, оставшийся от Хедерлейна.