Михаил Никулин - В просторном мире

• Название: В просторном мире
• Автор: Михаил Никулин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Детская проза
• Год: 1952

---

— Бери, а то бунт устрою!

Дед заворочался, кашлянул, и ребята шлепнулись на землю.

— Гаврик, — послышался из соломы скрипучий, сонный голос Ивана Никитича. — Ты что там, коровам стишки читаешь?.. Читай, только потише!

Через минуту ребята уже мирно беседовали у огня. Гаврик, повинившись, в чем надо, держал левую руку на плече у Миши, а правой отрывисто ударял друга по коленке и просил только об одном:

— В другой раз, Миша, длинной сказки не рассказывай. Хоть про бабку, хоть про деда Нестера — все равно, короче. Сам знаешь, я же горячий… Лучше отруби — и конец.

— Да, Гаврик, сказку я здорово затянул, — с сожалением признался Миша.

Равнодушно посапывая, этот откровенный и сердечный разговор — слушали только коровы и телята да мог подслушать степной ветер, трепавший соломенную крышу сарая так сильно, что от гнева она, то и знай, шипела: «фу-ши-и, фу-ши-и!»

* * *

Проснулись ребята от трескучего и хлопающего шороха, который издала крыша кошары, несколько раз приподнятая ветром и с большой силой брошенная на прежнее место. Ивана Никитича в кошаре не было, а коровы, привязанные к стоякам, испуганно прислушивались к лютовавшей непогоде.

— Гаврик, нынче дует еще сильней. Где же дедушка? Мы с тобой спим, а он один беспокоится.

— Это верно, — вздохнул Гаврик, и они начали обуваться.

Ветер, еще со вчерашнего утра заглушивший все звуки осенней степной жизни, откуда-то донес едва уловимый и оттого показавшийся жалобным свисток паровоза.

— Ты слышал? Далеко он или нет? — обрадовался Гаврик.

— По такой погоде не поймешь… Все-таки, если пойти, то непременно придешь к железной дороге, — охотно пояснил Миша.

Настроение у ребят вдруг изменилось к лучшему, и они стали подшучивать друг над другом:

— Гаврик, сапог может думать и делать что-нибудь назло человеку? — с шутливой досадой спросил. — Миша, которому никак не удавалось обуть левую ногу.

— Твой сапог может думать. И знаешь, о чем он сейчас думает? «Какой у меня плохой хозяин: с вечера у колодца залез по уши в грязь, а посушить меня поленился».

Миша, заметив, что Гаврик не может намотать портянку, сказал ему:

— Гаврик, твоя портянка удивляется, что голова у тебя кучерявая, а недогадливая.

Они оделись, натянули треухи и уже собирались выйти из кошары, как вдруг на пороге появился Иван Никитич.

— Готовы? — усталым, но бодрым голосом спросил он. — Это очень кстати. Пока вы зоревали, я сходил в разведку и нашел лучшее место для стоянки. Давайте собираться. По такому ненастью нельзя нам со скотом быть в глубине степи. Может прямая дорога стать кривее кривой.

Начали укреплять на корову седло, привязывать к нему дорожную амуницию и провиант. За делом Иван Никитич, отвечая своим помощникам на их вопросы, рассказывал, что новая стоянка будет в поселке, шесть-семь километров отсюда.

— Там безопасней переждать день-другой, — заключил Иван Никитич и, осмотрев седло, кошару, ребят и убедившись, что все готово, сказал:

— Михайло, веди телят. Будешь нам прокладывать дорогу. Пусть коровы видят, куда пошли телята. Поведешь вон той лощинкой. Берегись яра.

Слова Ивана Никитича, предостерегавшего Мишу об опасности и о трудности пути, были как нельзя по сердцу Гаврику, и он нетерпеливо спросил:

— Дедушка, а, может, с телятами я пойду?!

— Гаврик, ты хочешь быть там, где трудней? — догадливо спросил старик. — Тогда оставайся со мной. А ты, Михайло, в добрый час!

Иван Никитич и Гаврик молчаливо наблюдали из кошары, как Миша, попав с телятами в ветровой ливень, то крутился на одном месте, то под натянутым налыгачем вслед за телятами кидался в одну и в другую сторону… Дважды он падал, но не выпустил налыгача и, поднявшись, начал хлестать телят хворостиной.

— Правильно! Не понимают добром, — лихом заставь подчиниться! — показывая жилистый кулачок, прокричал Иван Никитич и, видя, что Миша, сломив упорство телят, быстро пошел с ними вперед, решительно распорядился: — Гаврик, живо тронулись и мы!

Коровы тоже несколько мгновений кружились около кошары, но, понукаемые палками, криками, взмахами рук, пошли за телятами.

…Шесть-семь километров — какими они могут быть длинными и утомительными в такую непогоду! Что ни десять шагов, то какое-нибудь недоразумение: вот у Миши телята запутались в налыгачах, а у Гаврика ветер сорвал с головы треух и погнал его в сторону. А вот из кустов шиповника выскочил длинный приземистый хорек и, прочертив под самым носом стада огненно-рыжий пылающий след, с разбегу свалился под глинистую кручу яра. Одни коровы опасливо кинулись вперед к телятам, другие назад, прочь от кустов… И долго потом в ветровой хмари слышались встревоженные голоса Ивана Никитича и Гаврика:

— Гаврик, забегай, забегай справа!

— Дедушка, держите пегую!

Но разбежавшиеся коровы были согнаны и снова неохотно двинулись за идущим впереди Мишей.

На полпути до места новой стоянки, там, где лощина круто раздалась в стороны и заметно осела, образовав котловину между суглинистыми берегами, остановились покормить коров. Здесь было теплей, здесь, видимо, неглубоко под почвой была вода, потому что на дне котловины зеленел сочный низкий пырей и кое-где покачивались редкие кусты камыша.

Иван Никитич, заметно повеселев, велел Гаврику распутать красную корову, а Мише снять с телят налыгачи. Видя, как телята кинулись к матерям, старик весело заметил:

— Всем отдыхать и всем завтракать!

Завтракать уселись в затишье, под отвесным обрывчиком. Завели непринужденный разговор:

— Дедушка, а это еще те оладьи, что пекла тетя Зоя? Дедушка, и почему она живет в поганом старорежимном доме? — с жадной, непосредственной пытливостью, перескакивая с одной мысли на другую, говорил Гаврик.

— Она же бригадир. Все поле вокруг дома, на виду. Потому-то и Пелагея Васильевна колхозников принимала у нее. Идут люди с работы и по дороге заходят решать вопросы. Удобно, просто, — не без удовольствия отвечал Иван Никитич.

— Дедушка, а Матвеич — хороший председатель? — спросил Миша.

— Хороший, очень хороший.

— А за что ж его Пелагея Васильевна критиковала?

— А за то, Михайло, что нет у него настоящего размаха. Еще не уразумел Матвеич, что советский человек не только хозяин этих коров, бригады, но и всего, что есть на советской земле… Ты вот, Михаиле, с вечера спал, а мы с Гавриком познакомились с парторгом колхоза «Завет Ильича», с Натальей Ивановной. Вот у нее, Михайло, есть чему поучиться и Матвеичу и нам с тобой.

И так же, как вечером в кошаре у костра, лицо Ивана Никитича озарилось вдумчивой улыбкой восхищения. Заметив это, Миша, сожалея, подумал: «И почему Наталья Ивановна живет так далеко?.. И почему ни деду, ни ему, ни Гаврику нельзя встречаться с ней каждый день?»

После короткой стоянки двинулись дальше. Через лощину, снова сузившуюся, ветер внезапно погнал сухие кусты перекати-поля. Наталкиваясь друг на друга, они скакали неуклюже и быстро, как велосипедисты по кочковатой дороге. Чего опасался Иван Никитич, то и случилось: испугавшиеся телята кинулись к яру и по пологому откосу сбежали в него.

— Оттуда их теперь никакой приманкой не вытащишь, — отмахнулся Иван Никитич. — Придется, Михайло, руслом яра продвигаться с ними.

Миша спустился в яр и повел за собой телят. Его дорога оказалась трудней, чем он предполагал: приходилось обходить кучи камней, глубокие промоины русла.

Иван Никитич и Гаврик теперь двигались с коровами очень медленно, часто останавливались. Старый плотник чувствовал, что время уходит, уставшие ребята начинают волноваться, и он разговаривал с особой, ободряющей отзывчивостью:

— Михайло, пройди, родной, пройди еще сотни две шагов! Потерпи и пройди! Потом Гаврик тебя сменит!

И Миша, скатываясь с обочины яра, спотыкаясь, терпеливо брел дальше и тянул за собой телят.

Через полчаса старый плотник кричал в яр уже не Мише, а Гаврику:

— Сто шагов ты сделал! Сделай, пожалуйста, еще двести!

Когда начало понемногу темнеть, берега яра стали быстро-быстро оседать, а русло, раздвигаясь, сливаться с лощиной, и сам яр вдруг неожиданно кончился.

Иван Никитич обрадованно прокричал:

— Вы что-нибудь видите впереди?

Миша и Гаврик, теперь шагавшие с телятами в голове стада, ясно видели железнодорожную насыпь, похожую на длинный вал, вагоны, разбросанные по путям, маячивших людей…

На линии вспыхнули огоньки, вытянувшись сплошной тускло светящейся нитью. Несколько раз с нарастающей настойчивостью просвистел паровоз. Отирая треухом пот, Миша сказал:

— Слышишь, как он свистит, если близко.

— Хорошо свистит, — облегченно вздохнув, ответил Гаврик.

Левее железной дороги, как раз в том направлении, куда шло стадо, сквозь желтую, клубящуюся на ветру мглу виднелся хутор с железным многокрылым ветряком.