Павел Крусанов - Другой ветер - Пассеизмы

• Название: Другой ветер - Пассеизмы
• Автор: Павел Крусанов
• Жанр: Русская классическая проза

---

Крусанов Павел Другой ветер - Пассеизмы

Павел Крусанов

Другой ветер. Пассеизмы

Одна танцую

Ночью учителю снились попугаи. Птицы веерами распускали крылья и вдумчиво пели: "Милая моя, взял бы я тебя..." В восемь часов, по призывной трели будильника, учитель сел в постели и, не поймав тапок, утвердил пятки на холодных половицах. Он не помнил своих снов - пытался поймать ускользающий образ, но находил в голове только вязкую хмарь. За окном, на самых крышах, лежало стылое цинковое небо. Учителя окатило ознобом.

- Труб-ба дело! - дремотно ежась, сказал он словами Андрея Горлоедова и, поняв это, зло, без слюны, плюнул под ноги.

Учитель оделся, закинул на шею полотенце и вышел в утренний коридор. Кругом было тихо и пусто; в кухне на сковороде шкворчал маргарин.

Пока он мочился, от аммиачного духа глазам сделалось жарко. Теперь сквозь головную муть проступало: больше не звонить и не ходить - я никогда не привыкну ею делиться...

По пути из ванной, окуная в полотенце сырое лицо, учитель столкнулся с Романом Ильичом. Тот шел на кухню с джезвой и миской холодных макарон по-флотски.

- Эх-хе-хе! - вздохнул уныло Роман Ильич. - Жил хорь сто зорь, сдох на сто первой, провонял стервой!

- Кто? - Учитель застыл с устремленной к пожатию ладонью.

- У меня под ларьком сдохла крыса. Ее не вытащить. - Показывая, что он не может ответить на приветствие, Роман Ильич приподнял занятые посудой руки. - Она уже смердит.

- Скоро приморозит, - успокоил учитель.

- Прежде я задохнусь до смерти.

Учитель уже стоял перед дверью своей комнаты, когда из кухни, одновременно с жадным чавканьем маргарина, набросившегося на макароны, его догнал голос соседа:

- На этой неделе тебе Ленинград не снился. Верно, Коля?

Учитель толкнул дверь. Завтракал бутербродами с сыром и ревеневым соком. Без четверти девять, уже выбритый, с капюшоном на голове, учитель ступил на улицу, под октябрьский дождь.

В воздухе плавал запах прелого листа и мокрого железа. За квартал до площади, где ветшала древняя соборная церковь, тишину проткнул острый детский крик: "З-задастая!" Пронзительное "з" дрожало в воздухе, как стрела в мишени. Толстая женщина, шлепавшая по лужам в пяти шагах перед учителем, приподняла пестрый зонт и растерянно оглянулась по сторонам - она походила на несколько булочек, плотно спекшихся на противне. Водяная пыль забивала пространство, голос плутал в ней, дробился, звучал отовсюду. Убедившись, что поблизости больше никого нет, толстуха осторожно покосилась на учителя. В это время голос звонко уточнил: "Эй, з-задастая под з-зонтом!" "З" оставляло на теле тишины глубокие шрамы. Женщина еще раз метнула взгляд вдоль улицы, втянула шею в сдобные плечи и поплелась к площади. Голос показался учителю знакомым. Он закинул голову и увидел балкон, забранный синим волнистым пластиком. В щели между двумя разошедшимися листами блестел озорной глаз.

- Зубарев! - позвал учитель и удивился, как звякнул в тишине коленчатый звук. Глаз моргнул и убрался.

- Зубарев, - сказал он уверенней, - я тебя видел.

Над синей оградой поднялось смущенное лицо Алеши Зубарева одиннадцатилетнего сына начальника вокзала.

- Почему не в школе?

- Я заболел, - сказал мальчик, - у меня в животе жидко.

- У тебя в голове жидко, - определил учитель.

Алеша застенчиво посмотрел в сторону.

- Вас, Николай Василич, под капюшоном не видно.

На площади блестели мелкие широкие лужи. У колокольни, под облупившейся вывеской "ТИР", учитель закурил. Чтобы скрыть от дождя папиросу, он тянул дым из кулака. Сквозь морось собор выглядел рыхлым, размякшим, оседающим в землю. Учитель обходил лужи и в светлеющей голове творил заклинание: ты слаб перед ней, потому что любишь ее, будь сильным забудь, что она есть.

Надя, не открывая глаз, широко потянулась в растерзанной постели. Тугие, тяжелые груди поднялись в глубоком вздохе и снова опустились накатилась и ушла медленная волна прибоя. Простыня закрывала ей только ноги и половину живота - батареи пылали, как чугун в литейке. Надя распахнула веки: в комнате было совсем светло. Рядом, повернувшись к ней свалявшимся затылком, посапывал Андрей Горлоедов. Минуту Надя лениво рассматривала его плотные лопатки, потом улыбнулась и едва сдержала смех, вспомнив, как ночью они запутались во взмокшей простыне, скатились на пол и повалили торшер. С улыбкой на припухлых губах она встала и накинула фланелевый халат.

На кухне шелестело радио. Надя вывернула ручку почти до упора - в пространство квартиры, заполняя его прямоугольную геометрию, хлынул бодрый утренний вздор.

Когда в кухню зашел Андрей, на плите уже бормотал чайник, и на сковороду перламутровой струйкой стекало третье яйцо.

- А-а-африка, - сказал Горлоедов, пряча зевок в ладонь.

- Так бы в декабре топили. - Надя нацедила из крана воду в игрушечную металлическую кастрюльку, какие бывают в детских кухонных наборах, и протянула Андрею. - Угости Гошу.

Тот принял посудину двумя жесткими пальцами и скрылся за дверью. Надя отнесла следом тарелки и сковороду. Большой попугай с алой грудью и зелеными фалдами крыльев при виде хозяйки расцепил клюв, коротко свистнул и закусил прут клетки. Андрей вернулся в комнату из ванной, когда Надя уже заварила чай и раскладывала по тарелкам яичницу с помидорами.

- Труба дело, - довольно сказал Горлоедов. - Живем! - Он взял вилку и подцепил горячий скользкий ломтик.

- Жаль, что у меня нет подруг, - задумчиво отозвалась Надя.

Горлоедов, не поднимая лица от тарелки, взметнул бровь.

- Ты тот мужчина, о котором хочется рассказывать.

- Расскажи своему педагогу. - Андрей как будто продолжал недавний разговор. - Тогда он наверняка заберет тебя к себе в Питер.

Попугай вдруг отчетливо изрек: "Тр-руб-ба дело".

- Если он будет у меня ночевать, - сказала Надя, - тебе доложит об этом Гоша. - И напомнила: - Сейчас мне бьет торшеры другой дурак.

Снова вспомнив ночь, Надя прыснула в яичницу.

- Хорошо, что не вдребезги! - всхлипнула она. - У тебя мягкая спина.

Горлоедов ел внимательно, рот его карамельно блестел. Проглотив последний ломтик помидора, он заметил:

- С новым дураком поосторожней - костлявый.

- Идиот, - сказала Надя и задумчиво посмотрела в потолок. - Он влюблен в меня, он нежный.

- От любви есть верное средство - законный брак.

- Боже мой! - сказала Надя. - Кому бы я зла желала!..

Управившись с чаем, Горлоедов вышел в прихожую и потянулся к вешалке за потертой кожаной курткой. Вжикнув молнией, он провел ладонью по колючему подбородку.

- Куплю вторую бритву, - сообщил он. - Пусть лежит у тебя.

- У меня бывают гости. То-то удивятся.

Андрей притянул Надю к себе и стиснул руками так, что вся она растеклась на его груди, как теплый воск.

- Скажешь, что, кроме них, у тебя иногда бывает нормальный мужчина.

Он отпустил ее. Надя поправила на бедрах халат, подумала и, не найдя что ответить, выдохнула:

- Битюг!

- Привет педагогу. - Андрей взялся за ручку двери. - А я в понедельник в Ленинград гоню. Дня на два. Что привезти?

- Что-нибудь.

Горлоедов застучал подошвами по лестнице. Некоторое время Надя смотрела ему вслед, внимательно, но без чувства.

Звонок вдребезги разбил сонный школьный воздух. Учитель не стал ждать, пока в столовую набьются дети, - собрал в стопку пустую посуду, отнес в мойку и простился с буфетчицей.

Каждый вечер до нынешней субботы - вот уже неделю - после уроков он ходил к Наде. Пил чай, старался быть веселым. Вчера следом за ним к Наде пришел Андрей Горлоедов, в его сумке звякали бутылки, которые он не ставил на стол при учителе, он пах бензином, как шоферская ветошь, и был развязным, будто имел на это право. За чаем он напевал, кося прозрачным глазом на хозяйку: "Ми-иленький ты мой, возьми меня-а с собо-ой..." Учитель чувствовал насмешку, но не понимал, в чем именно она состоит. Он ушел Андрей остался.

С неба сыпал мелкий дождь. Запах прелости и сырого железа был теперь не таким острым, как утром. Вспоминая вчерашний вечер, учитель томился. Несколько раз он замедлял шаг у телефонных будок, но, на миг останавливаясь, уныло плелся дальше.

Из дверей колокольни в мокрый простор соборной площади рвался гулкий медноголосый марш. Учитель свернул к отворенным дверям. Внутри за стойкой сидел коренастый гражданин с седенькой войлочной шевелюрой, на бордовом сукне стойки лежали пневматические ружья. В щите с утками и мельницами, с краю, было проделано окно, в глубине виднелся другой щит с прикнопленной бумажной мишенью. Напротив окна, прикованная к стойке металлическим тросиком, вороненым металлом поблескивала мелкашка. Никогда раньше учитель здесь не был.

Сквозь марш он шагнул к мелкашке.

- Проверим глаз! - оживился гражданин. Войлочная шевелюра нырнула под стойку - музыка притихла.

- Пять выстрелов, - сказал учитель, доставая деньги. - Сколько до мишени?