Александр Бушков - Стражи

• Название: Стражи
• Автор: Александр Бушков
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-373-03900-0, 978-5-373-03639-9

Герои «выплывают» из прошлого, а Петербурга — нет!.. Тунгусский метеорит упал не в том месте. Там, где сияли дворцы, — зияет зона «соседей», знакомых читателям по роману «Завороженные». Команда смелых стартует в «неправильное» будущее, чтобы вернуть волны времени в широкое русло славной русской истории. Городу Санкт-Петербургу быть на своем месте.

Книга печатается в авторской редакции.

---

— Куда именно? — спросил инженер равнодушным тоном опытного извозчика.

— Ну, пожалуй… Сначала посмотрим Зимний дворец со стороны улицы, потом перейдем на близлежащие проспекты… Давайте.

Глава IV ДОЛИНА СМЕРТНОЙ ТЕНИ

Не было ни Зимнего дворца, уже однажды, месяц назад, виденного поручиком воочию, вообще не было ничегошеньки из творений рук человеческих!

Даже берег Невы изрядно изменился — если и впрямь они смотрели на то место, где был дворец, со стороны города, стоя лицом к реке (а откуда же еще). Нева стала еще шире, «точка наблюдения» оказалась над самой кромкой берега — и повсюду простирается… нет, не пустыня, однако тоже совершенно безжизненная равнина, исковерканная, искореженная, перепаханная неведомыми могучими силами: огромные впадины неправильной формы с осыпавшимися краями, бугры и кучи, пространства, занятые какой-то крупной перемолотой крошкой, отличавшейся повсюду от земли. Будто множество исполинских плугов, двигаясь сомкнутыми шеренгами, с крестьянским старанием прошлись по берегу, начисто уничтожив и императорский дворец, и все остальные здания. На том берегу не видно ни золоченого шпиля Адмиралтейства, ни чего-то, хотя бы отдаленно напоминавшего здания, которые должны там стоять: та же голая равнина, отсюда видно — исковерканная теми же силами. И это, сразу можно догадаться, произошло довольно давно: там и сям растет высокая, человеку по пояс, дикая, сорная трава, наподобие бурьяна и лебеды, кое-где выросли довольно толстые деревца — должны были пройти десятилетия…

— Отодвигайтесь, — раздалась команда Зимина… — Высота — не менее десяти саженей, скорость — быстрый шаг пешехода… Ну? — прямо-таки рявкнул он, видя, что инженер сидит истуканом, застывшим взором уставившись на эту апокалипсическую картину.

Тот взял себя в руки — но пальцы у него подрагивали, когда поворачивал рычажки, нажимал кнопки и крутил блестящие диски. Пару раз изображение даже дернулось, качнувшись вниз, вверх, но потом все наладилось.

Долго, очень долго тянулась та же перепаханная, изрытая, покрытая ямами и буграми дикая равнина. Потом разрушений стало самую чуточку поменьше, появились казавшиеся бесконечными груды кирпича, откуда кое-где торчали истлевшие доски, — тут неизвестный катаклизм немного поумерил лютость: дома не в щебенку перемололо, а превратило в бесформенные кучи кирпича и камня. На месте деревянных домов — нечто, напоминающее груду старых тряпок, повсюду буйные заросли сорняков, деревья…

Только в месте, где кое-как угадывалась юго-восточная окраина Петербурга, сохранились какие-то останки, все же позволявшие определить в них дома: где лишь нижние этажи, а остальные смело вместе с крышами, где виднелись лишь фундаменты, обнажившиеся подвалы…

Петербурга не было. Вообще. Полное разрушение в центре, груды кирпича за ними и останки зданий на окраине — но и там, сразу чувствовалось, не могла уцелеть при этакой напасти ни одна живая душа.

Савельев впервые в жизни услышал растерянный голос генерала:

— Господи, что же это? Будто атомную бомбу сбросили… Нет, не особенно и похоже…

…Поручик вот уже месяц с лишком как узнал, что такое атомная бомба. И наблюдал японские города сразу после взрывов. Действительно, не особенно и похоже.

Зимин обеими руками с силой провел по лицу, словно пытаясь стереть что-то со щек, со лба. Поручик застыл неподвижно. Он подумал с неожиданной холодной трезвостью: коли уж это произошло давно, никакого Ленинграда в шестьдесят девятом году быть не может, в том мире на этом месте те же самые руины. Если Маевский оказался в одном из домов в центре… Но могло случиться и так, что он пребывал в одной из советских новостроек, в этом случае дом неожиданно растаял в воздухе, испарился, и штабс-капитан обнаружил себя висящим высоко над диким полем, а потом рухнул вниз… При самом лучшем раскладе — мог же он оказаться в комнате на первом этаже или идти по улице? — он стоит сейчас на безжизненной равнине, глядя на убогие развалины, один-одинешенек, без «кареты». И ведь в одиннадцатом году обосновался и Стахеев с «каретой» — ну, конечно же, в старой части города, той, от которой в некоторых местах и кирпичных куч не осталось, все в пыль перемололо. Вот уж воистину — библейская долина смертной тени…

Он сидел, не в силах шелохнуться, произнести хоть слово. В голове крутилась, бессмысленно и печально крутилась одна из песенок, перенятых Маевским в грядущем, «мирных трофеев», как Кирилл это любил именовать.

…И мне не надо славы.
Ничего уже не надо
мне и тем, плывущим рядом.
Нам бы жить — и вся награда.
Нам бы жить, нам бы жить —
а мы плывем по небу…

— Кажется, я вспомнил, — чужим тусклым голосом произнес генерал. — Тридцатое июля девятьсот восьмого — большой бал в Зимнем в честь стапятидесятилетия лейб-гвардии Белавинского гусарского… Должны были погибнуть все...

Вот именно все, смятенно подумал поручик. Не только императорская чета и все члены императорской фамилии. Все министры и высшее военное командование. Весь Правительствующий Сенат. Все министерства, ведомства, государственные учреждения, располагавшиеся, как известно, в столице империи, — со всеми, кто там служил: от жандармерии до общества спасания на водах. Конечно же, в полном составе погиб Особый комитет. Российской империей стало попросту некому управлять. Зараз все абсолютно колеса государственного механизма — от армии до земской медицины — лишились начальства. Осознать трудно, никогда ничего подобного ни в одной стране не случалось. Ничего удивительного, что возникла пустота, очень быстро, надо полагать, вспыхнула междоусобица, не стоит пока что гадать, по каким причинам, кто с кем воевал, за что, против чего…

Зимин спохватился, встряхнул головой, выпрямился, его голос звучал твердо. Почти…

— Теперь — «галоп» длиною… А, впрочем, нет! То же время, первое августа девятьсот восьмого. Только поднимите «точку» на высоту птичьего полета — так, чтобы мы видели весь город, панорамой…

Развал и запустение, это прекрасно различается и с птичьего полета. Нева у Зимнего широко растеклась, несомненно, заполняя огромные рытвины.

— Тридцать первое июля.

Та же картина, разве что во многих местах виднеются багровые огоньки пожарищ, многочисленные черные дымы поднимаются вверх, их тут же рвет в клочья, растаскивает сильный ветер…

— Тридцатое июля.

Петербург целехонек, с высоты птичьего полета предстает искусно выполненным макетом, красивым и гармоничным, отсюда нельзя разглядеть ни грязи, ни луж, ни обшарпанных стен доходных домов, все аккуратненькое, радующее глаз… Напрягши глаза, можно было все же рассмотреть катившие по улицам крохотные экипажи и вовсе уж малюсеньких прохожих.

— Одиннадцать часов утра… — резюмировал Зимин. — Пока что ничего. Двигайтесь прыжками по четверть часа, мы должны поймать тот самый момент…

Инженер кивнул, не оборачиваясь к ним. Сначала казалось, что картинка совершенно не меняется и они наблюдают один и тот же кусочек грядущего. Это и понятно: за несколько часов сам город нисколечко не мог измениться. Только хорошо присмотревшись, можно понять, что потоки экипажей и пешеходов все же меняются.

— Вот оно! — воскликнул Зимин. — Стоп!

Город лежал в руинах, за пределами большого круга абсолютного разрушения во множестве светились желто-багровые пожарища, ветер рвал в клочья косые полосы черного дыма.

— Прыгайте поминутно. Если потребуется, переходите на прыжки продолжительностью секунд в пять. Нам необходим момент катастрофы.

— Да, я понимаю… — ответил инженер, манипулируя приборами.

Мелькание картин (на сей раз они сразу отличались друг от друга расположением и количеством пожарищ) продолжалось совсем недолго. Инженер нащупал нужный момент. Сказал торопливо:

— Буквально через несколько секунд начнется…

Поручик всматривался до рези в глазах, не мигая.

Перед ними простирался целехонький город, целиком видимый с высоты птичьего полета — и вдруг с неба метнулся широкий косой столб смоляно-черного дыма, исходившего от ослепительно светящегося круглого облака, коснулся то ли Зимнего, то ли набережной Невы, то ли прилегающей площади — и от точки удара круг прозрачного, желтовато-алого пламени, высокого, превосходившего по высоте шпиль Исакия. С одной стороны его столь же стремительно пронизали высокие туманные столбы — ага, взметнулись паром закипевшие воды Невы… Пламя, словно бы тончая и слабея по краям, выплеснулось далеко за окраины города, а когда схлынуло через считанные мгновения, осталась лишь картина зловещего, сверкавшего многочисленными пожарами полного разрушения.