Софи Ханна - Домашняя готика

• Название: Домашняя готика
• Автор: Софи Ханна
• Жанр: Детектив
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86471-574-1

Софи Ханна дебютировала на сцене криминального жанра с романом «Маленькое личико», и сразу стало ясно, что появился новый претендент на трон королевы детектива. Второй роман, «Солнечные часы», лишь подтвердил это, хотя далеко не всегда успех первой книги гарантирует, что и вторая будет не хуже. В случае Софи Ханны получилось даже наоборот, второй роман оказался сильнее первого. И вот третья книга. И снова изощренно запутанную историю расследуют Шарлотта (она же Чарли) Зэйлер и Саймон Уотерхаус, которым самим бы не заплутать в своих собственных проблемах.

Однажды Салли, суматошная мамаша двух маленьких извергов, поругалась с няней, и через полчаса она же чуть не угодила под автобус. Салли уверена, что кто-то толкнул ее под колеса. Вернувшись домой, Салли слышит в новостях знакомое имя. Жена и дочь Марка Бретерика трагически погибли. Вот только человек из теленовостей – вовсе не тот Марк Бретерик, которого знает Салли. А еще через миг Салли ждет новое потрясение: она понимает, что невероятно похожа на погибшую жену фальшивого Марка. И совсем уж добивает ее сама история, – оказывается, Джеральдин Бретерик не просто погибла, а убила свою маленькую дочь, после чего покончила с собой. Так начинается новый детектив Софи Ханны. Прочитав его, нельзя не согласиться: претензии писательницы на детективный трон с каждым романом становятся все серьезнее.

---

Софи Ханна Домашняя готика

Посвящается Сьюзан и Сьюзи

– И твою семью заодно!

Эти три слова она не произнесла, а выкрикнула. Пока Пэм проталкивается через толпу передо мной, я не слышу ничего, кроме этого последнего всплеска злобы. Слова впечатываются в мозг ударами боксера.

Зачем втягивать моих родных? Они-то что ей сделали?

Несколько человек остановились поглазеть, как я отреагирую на вспышку Пэм. Можно прокричать что-нибудь вслед, но она меня не услышит. Звуки так и несутся со всех сторон: сигналят автобусы; из дверей магазина вырывается музыка; уличные музыканты немилосердно лупят по струнам гитар. И низкий металлический гул – поезда прибывают и отправляются от станции Роундесли.

Пэм быстро удаляется, оставляя за собой широкий клин в толчее. Еще долго видны ее белые кроссовки со светящимися полосками на пятках, коротенькое квадратное тело и темно-фиолетовые стриженые волосы. Я не собираюсь преследовать ее и не хочу, чтоб кто-то из зевак подумал, будто я сейчас брошусь за ней. Женщина средних лет, на руках которой ручки от пакетов оставили багровые следы, шепотом – как ей кажется – повторяет слова Пэм девочке-подростку в шортах и ярком топе, пропустившей все самое интересное.

Меня не должно волновать, что сцену наблюдало столько народу, и все же неприятно. С моей семьей все в порядке, но с десяток посторонних людей уверены, что это не так, – и все благодаря карлице с фиолетовыми волосами. Следовало ответить Пэм, оставить за собой последнее слово.

Выхлопные газы и пыль забивают легкие, пот течет по лицу. Жара ужасная, воздух точно кисель. Я всегда плохо переносила жару. Внутри словно кто-то надувает бетонный пузырь – вот что со мной делает злость. Я поворачиваюсь к аудитории, слегка кланяюсь и говорю: «Надеюсь, вам понравилось шоу». Девочка в шортах заговорщицки улыбается мне и отпивает из пластикового стаканчика. Так бы и врезала ей.

Бросив еще один уничтожающий взгляд на зевак, иду в сторону «Фэрроу и Болл». Надо бы успокоиться. Я направлялась туда за образцами краски, и будь я проклята, если позволю Пэм с ее истерикой нарушить мои планы. Проталкиваюсь через толпу на Кэдоган-стрит, ожесточенно орудуя локтями и получая от этого чуть больше удовольствия, чем положено. Как же я зла на себя. Почему не кинулась и не схватила Пэм за ее нелепые волосы, не облаяла ее в ответ. Господи, да заурядное «Пошла ты на хрен!» лучше чем ничего.

В магазине вовсю надрывается кондиционер, холод как в морозилке. Кроме меня тут только мамаша с дочкой. У девочки огромные металлические скобки на зубах. Желает выкрасить свою комнату в ярко-розовый, но мамочка полагает, что белый или другой нейтральный цвет будет уместнее. Они пререкаются шепотом в дальнем углу магазина. Вот как положено скандалить на публике – тихо, чтоб никто ничего не слышал.

Сообщаю подошедшему консультанту, что просто смотрю, и поворачиваюсь к стенду с разноцветными картонками. Меня переполняет столь сильная ярость, что я даже шевельнуться не в силах. Пот на лице засыхает липкими полосками.

Если опять встречу Пэм, сшибу ее на землю и раздроблю ей голову. Не только ей можно бесноваться! Я тоже умею устраивать истерики!

Не могу я ничего покупать, когда не в настроении, а сейчас я точно не в настроении. Выхожу из ледяного магазина обратно в зной, взбешенная еще больше тем, что эта идиотка настолько выбила меня из колеи. Осматриваю Кэдоган-стрит, но Пэм не видно. Возможно, я и не размозжила бы ей башку – вообще-то я бы точно этого не сделала, – но приятно представить, что я из тех, кто способен нанести быстрый и беспощадный удар.

Многоэтажная парковка находится на другой стороне городка, на Джиммисон-стрит. На ходу исследую сумочку в поисках талона, который надо скормить парковочному автомату. Талона нет. Лезу в застегнутый на молнию боковой карман. Пусто. И где именно я припарковала машину, на каком этаже и в какой зоне? Понятия не имею. Вечно я слишком спешу, стараясь впихнуть беготню по магазинам, которую бесконечно откладывала, между работой и детским садом. Кстати, что там на работе? Есть что-то срочное? Мозг опережает сам себя, впадая в панику прежде, чем для паники появится причина. Куда я положила предварительные исследования для Гилсенена? Отправила ли факс с диаграммами эрозии осадочных пород? Вроде бы все в порядке.

Может, ничего важного я и не забыла, но лучше бы знать наверняка – как раньше. Теперь, когда у меня двое малышей, у работы появился дополнительный, личный аспект: каждый раз, когда я говорю или пишу о Венецианской лагуне, которая размывает город, я отождествляю себя с этим чертовым местом. Два сильных течения, по имени Зои и Джейк, возрастом четыре и два года, вымывают из моего мозга все важное, подменяя мыслями о Барби и «Калполе». Может, написать статью, набитую диаграммами и доказывающую, что мой разум зарос илом и нуждается в очистке? Написать и отправить Нику, у которого талант забывать про все на свете, кроме работы. Он вечно советует мне следовать его примеру.

Детский сад закроется через сорок минут. И пятнадцать из них я потрачу, бегая вверх-вниз по бетонным коридорам, задыхаясь, рыча сквозь стиснутые зубы и пытаясь опознать свой черный «форд гэлакси». А потом, поскольку парковочный билет я потеряла, придется искать служителя и давать ему на лапу, чтобы он поднял шлагбаум и выпустил меня. И я снова опоздаю, и воспитательница снова будет недовольна, и образцов краски у меня по-прежнему нет, как нет и детской переноски, которую давно следовало купить для Джейка, а то он вечно вырывается у меня из рук и бросается прямо на проезжую часть. А пробежаться по магазинам я теперь не смогу до следующей недели, поскольку завтра прибывают люди из «Консорцио» и сорваться с работы пораньше не удастся.

Сильный удар в правый бок. Я заскакиваю на бордюр в попытке устоять на ногах, но теряю равновесие. Бетонное покрытие дороги несется мне навстречу. Сзади кто-то кричит: «Осторожней, дорогая, осторожней!..» Разум, осознав неизбежность катастрофы, заходится в визге. Прямо на меня надвигается автобус, он уже нависает надо мной, а я будто издалека наблюдаю, как какой-то мужчина колотит по железному боку автобуса и орет: «Стой!»

Времени нет. Автобус слишком близко. Я отвожу взгляд от огромных колес и пытаюсь откатиться в сторону. Отшвыриваю сумочку, и она приземляется в нескольких футах, и мне кажется, что это хорошо, что я барьер, благодаря которому телефон и ежедневник не пострадают. И зеркальце от Вивьен Вествуд в розовом мешочке уцелеет. Но нельзя же просто валяться здесь кулем. Шевелись! Бетон царапает лицо. Что-то пихает меня вперед. Огромные колеса вот-вот раздавят мне ноги.

И вдруг колеса замирают. Пытаюсь пошевелиться и с удивлением обнаруживаю, что мне это удается. Я выползаю на свободу и сажусь, готовясь увидеть кровь и кости, торчащие из разорванной плоти. Чувствую я себя нормально, но мозг выкидывает разные штуки. Людям часто кажется, что все в порядке, а потом они падают замертво. Ник вечно достает меня мрачными историями из больницы.

Платье разодрано, все в грязи. Колени и руки стерты, сочатся кровью и горят от боли. Какой-то человек надрывается в злом крике. Почему-то он одет в бежевую пижаму с забавным значком, и только через несколько секунд я понимаю, что это водитель автобуса, едва меня не убивший. Вокруг уже целая толпа, люди орут на водителя, требуя оставить меня в покое. Я смотрю, слушаю, чувствуя себя сторонним наблюдателем, хотя это уже второй скандал за сегодня с моим участием. Похоже, это входит в обычай. Я неуверенно улыбаюсь двум дамам, особо рьяно вступившимся за меня. Они придвигаются ближе.

– Я в порядке, правда, – бормочу я. – Со мной все хорошо.

– Но не стоит сидеть посреди дороги, милая, – говорит одна из дам.

Но я не хочу двигаться. Да-да, конечно, сидеть здесь вечно я не могу – и команда из «Консорцио» приезжает, и ужин пора готовить, и детей забирать, – однако ноги словно приросли к бетону.

Начинаю хихикать. Я ведь могла бы быть уже мертва, но – жива.

– Меня чуть не задавили, – смеюсь я. – Так почему бы мне не посидеть тут пару секунд?

– Нужно доставить ее в больницу, – предлагает мужчина, колотивший по автобусу.

На заднем плане знакомый голос говорит:

– Ее муж работает в центральной больнице Калвер-Вэлли.

Я снова смеюсь. Вот умора. Как будто у меня есть время прохлаждаться в больнице.

– Как тебя зовут, милая? – спрашивает женщина, держащая меня под правую руку.

Не хочу называть свое имя, но и не ответить – невежливо. Надо придумать себе имя. Точно! Например, Джеральдин Бретерик. Я уже разок пустила его в ход, когда таксист проявил к моей особе чрезмерный интерес, а мне понравилось ощущение риска, заигрывания с судьбой.

Но представиться я не успеваю, снова раздается знакомый голос:

– Салли. Ее зовут Салли Торнинг.