Петр Воробьев - Горм, сын Хёрдакнута

• Название: Горм, сын Хёрдакнута
• Автор: Петр Воробьев
• Жанр: Контркультура

Это творение (жанр которого автор определяет как исторический некрореализм) не имеет прямой связи с «Наблой квадрат,» хотя, скорее всего, описывает события в той же вселенной, но в более раннее время. Несмотря на кучу отсылок к реальным событиям и персонажам, «Горм, сын Хёрдакнута» – не история (настоящая или альтернативная) нашего мира. Действие разворачивается на планете Хейм, которая существенно меньше Земли, имеет другой химический состав и обращается вокруг звезды Сунна спектрального класса К. Герои говорят на языках, похожих на древнескандинавский, древнеславянский и так далее, потому что их племена обладают некоторым функциональным сходством с соответствующими земными народами. Также для правдоподобия заимствованы многие географические названия, детали ремесел и проч.

---

Когда с полдюжины лестниц оказалось перекинуто через стену, все венедские воины двинулись вверх – бодричи в кожаных сапогах и штанах, шлемах, кольчужных рубахах и рукавицах, и лютичи – те по большей части в толстинных портах, поршнях, стеганках, набитых пенькой, и в меховых шапках с нашитыми металлическими пластинами. Зрелище, открывшееся им с боевой площадки северного частокола, могло одновременно обнадежить и привести в бешенство. С одной стороны, все защитники Слисторпа явно стянулись к югу – оттуда, из-за каменного замка, шел дым, и продолжали доноситься звуки боя. Раздолбаи Гнупы не оставили часовых даже в башнях, смотревших на север. С другой стороны, пространство между частоколом и песчаниковой стеной замка было занято поселением рабов, от вида и запаха которого даже Годлава, всякого повидавшего и много чего натворившего в походах, взяла оторопь.

С северо-востока дул ветерок, несмотря на который, над подворьем стояла удушающая вонь. В середине невольничьего подворья стоял дуб, на котором висело с десяток покойников в разных степенях разложения. Хуже того, на том же дубу болталось несколько повешенных на веревках за руки и за ноги, и к своему несчастью все еще живых. Тем не менее, и этим повешенным могли позавидовать с полдюжины окончательных бездолей, висевших на железных крюках, вбитых в ствол и сучья. Под деревом стоял деревянный истукан с перемазанной засохшими и почерневшими потеками блестящей личиной, перед которым стоял на треножнике котел, над которым жужжали мухи. Бездарно обтесанное, но весьма большое, бревно, похоже, изображало бога – какого, не столько из-за расстояния, сколько в силу полной убогости резчика, сказать было трудно.

С десятка полтора хижин, стоявших на невольничьем подворье, было почему-то не прямоугольными, а в виде вытянутых восьмиугольников. В паре загонов толклись вялые куры и драные козы. Из хижин выползло и с полста порабощеных двуногих существ. Годлав почувствовал, что на него кто-то смотрит. Под стеной стоял нагой грязный раб. Его кожа была покрыта разноцветными рубцами и кровоподтеками, на лбу – выжжено клеймо, ноги – закованы в кандалы. Тем не менее, во взгляде бедолаги читалось нерабское любопытство. Годлав приложил палец к губам. Раб беззубо улыбнулся и кивнул.

Венеды спускались по лестницам в башне посередине северной стены и на северо-западном углу городища. Небольшие ворота в не ахти как сложенной из песчаника стене, ведшей в замок, начали открываться. Мстивой поднял лук и почти сразу же его опустил. Из ворот вышло несколько женщин с корзинами, на вид почище, но одетых ненамного лучше, чем раб у стены. Движение их ног ограничивали путы из кожаных ремней. Одна из рабынь вскрикнула и уронила плетенку, увидев первых бодричей, приближавихся к воротам.

– Давай за ними, – кинул вождь племяннику и сам побежал к северо-западной башне.

Пока бодричи и лютичи не встретили никакого сопротивления, продвигаясь между приземистых построек подворья – крытые гнилой соломой хижины рабов и хозяйственные постройки то ли были наполовину врыты в землю, то ли их высота позволяла передвигаться внутри разве что на четвереньках. Из одной из хижин чуть повыше, чем остальные, вылез еще один раб (что было очевидно по клейму) чуть поупитаннее, чем прочие, с медным свистком на шее и с деревянной дубинкой в руке. Заприметив толпу венедов с мечами, он выронил дубинку и бросился к замку, на бегу свистя в свисток. Рабыня чуть постарше у ворот кинула в него корзиной. Еще несколько кандальных бросились на упавшего раба-надзирателя и принялись бить его чем попало – от сапожных колодок до ощипанной курицы, исходя из ее обличия и цвета, насмерть затоптанной стадом бешеных овцебыков луны за полторы до дня набега.

За каменной стеной замка пахло немного лучше, чем на рабском подворье. Палаты, хоть и повыше чем хижины рабов, имели весьма пошарпанный вид. Многие внутренние двери, ведшие из узких проходов, были укреплены железом, некоторые из них – заперты.

– Может, сокровища Гнупины тут запрятаны? – Миклот уже насобачился было двинуть рукоятью меча по висячему замку, но Годлав одернул его:

– Не шуми! Сначала убиваем, потом грабим!

Тем временем, Челодрыг, оказавшись в проходе позади вожака лютичей, допытывался:

– Так отчего вас лютичами зовут? Лютики собираете?

– Собираем, венки плетем, бодричам к головам гвоздями прибиваем, – дружелюбно объяснил вожак. – За лютость нашу, например, к бодричам нас так и прозвали…

– Совсем ума решился? Ты сюда за Рерик мстить пришел или червословием старые распри раздувать? – прошипел соплеменнику Мстивой.

– Да это я так, для поддержания разговора, – начал оправдываться Челодрыг.

– Что грустно, я тебе верю… Не серчай, Домославе, за безлепицу!

– Не в обиду, Мстивоюшко, – ответил лютич-верховод. – Боги, они умом траченых жалеют, и нам бы след. Где ж тут вверх на стену-то путь?

Боевая сила венедов оказалась в тупике перед двустворчатой железной дверью, закрытой поперечной дубовой балкой на железных крюках. Пара воинов приподняла балку и прислонила ее к стене, но дверь почему-то была еще и заперта с другой стороны.

– Это еще зачем? Снаружи и изнутри заперта? Видно, тут уж придется пошуметь, – сказал Домослав, берясь за балку. А ну, Мечко, Собко, наляжем?

Три лютича не стали вышибать дверь, а просунули слегка заостренный конец балки между ее нижним краем и полом, и навалились на другой конец поперечины. Железные створки со скрипом поползли вверх и съехали с петель. Лютичи отпустили балку, дверь с грохотом полетела на стертые камни. За дверью оказался один из покоев замка с двумя лестницами – одной в помещения второго яруса, другой – на башню внутренней стены, выходившей на юг. На дощатом столе лежали луки и пучки стрел. Некто в черном, макавший стрелы в ведро с какой-то гадостью, успел схватить один из простых дугообразных луков и пустить две стрелы, пока ему в плечо не воткнулся клевец[72], брошенный Собеславом – рослым молодым лютичем. Первая стрела пробороздила предплечье Мечиславу – второму воину, помогавшему Домославу с дверью, и на излете застряла в кольчуге вождя бодричей. Вторая воткнулась в притолоку.

– В навь, в навь, пугало безблагостное, черный змей тебя захавай и с утеса испражнись, – Челодрыг добил лучника жалом меча в горло и сорвал с его шеи серебряную цепочку с оберегом.

Глава 23

– Отступают, твари! – крикнул Кнур.

Его щит давно разлетелся в куски, и он по очереди гвоздил неприятелей топором справа и молотком на длинной рукояти слева.

– Стой, где стоишь! Или это такой… нам подарок, или… что-то нечисто! – отозвался Горм, отклоняя укол вражеского копья подставленным снизу под острым углом щитом и отвечая прямым ударом с выпадом из-под щита. – Ламби, прикрой!

Ловчий занял место старшего Хёрдакнутссона в проходе, ведшем во двор из первого яруса башни. Предводитель первой сотни зажал меч под мышкой левой руки, вытащил рог, и протрубил четыре раза – два раза коротко, два длинно. Гнупа в шлеме с позолотой, стоявший за зубцом на стене замка, и точно манил своих ратников назад. Какое-то непонятное движение началось вдоль боевой площадки второй стены, возле одной из дверей, ведших вовнутрь замка. Гнупа с ожиданием уставился на эту дверь, спрашивая что-то у одного из стоявших рядом с ним воинов. Тот кивнул, хлопнул по плечу еще одного оболдуя в ржавой кольчуге, и вместе с ним скрылся в замке.

На дворе перед замком установилось относительное спокойствие – защитники отошли к внутренней песчаниковой стене с обгоревшей дверью, которая вела в замок, дружина Хёрдакнута осталась в захваченных башнях и на площадке между ними. Несколько десятков тел валялось на раскисшей от крови земле. Хельги и Торкель время от времени пускали с южной башни стрелы в воинов Гнупы, те прикрывались щитами. Все остальные лучники, добравшиеся до верха стены, полегли.

Наконец, из верхней двери в замок кто-то показался. На Гнупиной роже с несуразно длинной верхней губой, подозрительное ехидство резко сменилось недоумением – этот кто-то был не одним из его оболдуев, а рослым венедом в кольчужном хауберке, заносившим окровавленный клевец для удара. Стоявший рядом карл поднял щит, но острие прошло сквозь дерево и кожу и глубоко рассекло его предплечье. Левая рука карла повисла. Второй удар венедского оружия пробил шлем и череп. На стену хлынули воины Домослава и Годлава. Гнупа и пара холуев уже успели скрыться в дальней двери, ведшей в северо-восточную каменную башню. Деревянные створки с железными заклепками захлопнулась за ними, оставив с пару дюжин злыдней в никудышных кольчугах и с тупыми мечами умирать под натиском лютичей и бодричей. «Рерик! Рерик!» – поднялся клич.

– К воротной башне!

Горм прерывисто дунул в рог несколько раз, перекинул его на ремне за спину, снова схватил меч и, выскочив из-за спины Ламби, побежал вдоль юго-восточного участка стены. Ловчий, Кнур, Щеня, и еще несколько дружинников с первого яруса башни припустились за ним. Какую бы цель изначально ни преследовало отступление Гнупиных оболтусов, оно подарило Горму и его передовому отряду прекрасную возможность добежать до ворот. Вход в городище со стороны пристани был перекрыт подъемными решеткой и мостом. С воротной башенки начали стрелять и кидать копья, но сын ярла и его товарищи уже успели добежать до непростреливаемого пятачка у решетки.