Александр Грин - Том 4. Алые паруса. Романы

• Название: Том 4. Алые паруса. Романы
• Автор: Александр Грин
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-02046-Х, 5-280-01609-8

В четвертый том Собрания сочинений А.С. Грина вошли произведения крупной формы: феерия «Алые паруса», романы «Блистающий мир», «Золотая цепь», «Сокровище африканских гор», хорошо известные читателю.

Впервые публикуется по автографу 1926 года «Мотылек медной иглы» — начало коллективного романа «Большие пожары», печатавшегося в «Огоньке» в 1927 году.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Король, крякнув, лег, вытаращил глаза на Гента, с серьезнейшим видом засучившего рукава. Он приказал королю открыть рот и высунуть язык; язык был совсем белый, что указывало на засорение желудка. Затем Гент пощупал королевский живот, твердый, как барабан, от обжорства, и, наконец, приложив ухо к сердцу, нашел у магалазарского дикаря порок сердца. Сердце работало с хрипом, стоном, перебоями и замираниями. Гент когда-то учился медицине. Теперь ему стало понятно, отчего королю плохо. Так как к тому же его величество сообщило, что третьего дня был большой пир, на котором ели кабана, то вмешательство слабительного становилось необходимым.

Отрицать яд ни к чему бы не повело. Гент сказал:

— У короля Н. Комбе болит сердце, живот, спина, горло, шея и голова. Вот что нашел я.

Довольный обилием болезней, делавшим его особу столь плачевной в глазах подданных, король щелкнул языком и снова стал охать, хлопая себя руками по воображаемым больным местам. Видя это, все женщины подняли вой, утирая сухие глаза. Затем король встал, приглашая музунгу следовать за ним; вся свита вывалила на двор, публика тоже. Негры расселись обширным кругом; Гент и Цаупере поместились рядом с королем; тут же уселся оркестр из пяти человек. Один, с продетой в носу палочкой, держал другую такую же костяную палочку у узкого отверстия выдолбленного слонового клыка; он дул в него ртом и носом, но как получались звуки, Гент не мог понять. Звуки эти напоминали мычание коровы; оглушительно и дико раздавались они. Второй музыкант ударял костью по барабану, сделанному из выдолбленного пня с натянутой поверх кожей. Третий извлекал пронзительные звуки из пары воловьих пузырей с вставленными в них дудочками. Четвертый дергал струну, натянутую в деревянном желобе, а пятый, одев на запястья круглые железные тарелки, бил ими что есть мочи. Такая музыка могла заставить человека взгрустнуть; она к тому же сопровождалась припеванием; все вместе было лишено мелодии с произвольным, зачастую меняющим такт ритмом.

Под эту-то музыку выступили танцоры. Они держали копья и широкие ножи треугольной формы. Их лица были раскрашены белой и желтой краской, на поясе висели короткие передники, с плеч спускались лохмотья звериных шкур. Их танец напоминал кадриль. Два ряда сходились, отступали, повертывались, хлопая себя по пяткам, перегибаясь головой к земле, подскакивая, вертясь и свирепо махая оружием. Наконец они издали оглушительный вопль, все разом подскочили, расставив ноги, пали перед королем ниц и смешались с толпой.

Гент облегченно вздохнул, так как сильно хотел есть, но, к несчастью, это была только первая половина программы.

Зазвенел колокольчик, и из толпы, сзади короля, вытиснулась странная личность. Это был местный жрец, правая рука короля. Жрец, странно припадая к земле на каждом шагу, стремительно пробежал к середине круга, размахивая руками. Он был завернут в множество маленьких циновок, делавших его до странности схожим с огородным чучелом. На его голове лежал плоский обруч, обвешанный зубами, косточками, бусами, бубенцами; в руке он держал палку с колокольчиком. Жрец перевернулся три раза и стал говорить.

— Переведи, — сказал Гент переводчику, — я хочу все слышать.

Переводчик отрывочно загудел ему на ухо:

— Слушайте, внимайте и удивляйтесь. Белый человек прибыл с Востока; богатый белый человек; он никогда не был у нас, и мы его никогда не видали. Он нам не враг, и его приняли с почетом. Он видел короля Н. Комбе и удивился его могуществу. Он видел воинов страшных, как львы. Он видел военный танец и теперь увидит, как исполняется правосудие — беспристрастное, священное. Он узнает, что преступник, кто бы он ни был, пусть не надеется на пощаду, если под личиной дружбы таит коварные замыслы.

Последние слова были, несомненно, намеком на вызов Гента полечить Н. Комбе; охотник удивился, как, несмотря на то что жреца до сих пор не было видно, узнал он об этом, но его размышления были прерваны окончанием речи:

— Итак, слушайте, казнь Кагонгу и Мо-Осве свершится теперь. Дети Н. Комбе, приведите негодяев сюда! Можете объявить, что настал их последний час. Идите и возвращайтесь скорее.

Произошло волнение. Негры, падкие на зрелища, с нетерпением ожидали страшной сцены, о которой Гент подумывал с тоской и душевным холодом. Разыгравшийся аппетит способствовал тому, что его дурное настроение перешло в открытое раздражение.

Дети, то есть четыре огромных негра, отправились, приплясывая, за жертвами. Жрец, сев рядом с королем, впал в сумрачное молчание. Теперь уже было видно, что он обижен и недоволен, его взгляды, исподлобья бросаемые на Гента, были красноречиво угрюмы.

Круг расступился, пропустив арестантов. Они стояли понуро, сложив руки. На правой ноге каждого висела глухая деревянная колодка, тащить которую, волоча ее по земле, было, вероятно, мучительно. Кагонгу показалась Генту почти девочкой. Вся ее фигура напоминала испуганного, дико озиравшегося зверька; отчаянный страх блестел в глазах. Мо-Осве, молодой дикарь, стоял прямо, заложив руки назад; с сумрачным, неподвижным лицом он смотрел прямо на короля. Н. Комбе был оживлен ромом и предстоящей казнью; он беспрестанно подзывал то одного, то другого из своих приближенных, отдавая распоряжения.

Гент пристально рассматривал обреченных. В их полной покорности было много печали. Случается иногда нам видеть собаку, издыхающую голодной смертью. Животное лежит на боку, вытянув ноги, закрыв глаза. Можно подумать, что оно умерло. Но нет — заметно дыхание, бока вздымаются и опадают. Собака лежит день за днем, не сходя с места, пока не умрет, и прохожий, видя ее, чувствует, что здесь нет больше надежды: жизнью овладевало отчаяние…

Именно таких собак напоминали Генту покорные позы узников. Ему захотелось спасти их. Он знал, что его вмешательство может вызвать весьма неприятные осложнения, но не мог оставаться безучастным зрителем несправедливой и мучительной казни. Тем временем принесли два коротких толстых бревна; на вопрос Гента, для чего эти приспособления, переводчик нарисовал картину казни: осужденных кладут на землю и раздавливают им шейные позвонки тяжестью бревна.

«Нет, этому не бывать», — подумал Гент, быстро создав план действия.

— Слушай, — сказал он переводчику, чувствуя, что произведет сейчас большую смуту, — я буду говорить всему народу. Пусть все слышат белого человека.

Едва переводчик провозгласил эти слова Гента, как колдун закричал и, подбежав к королю, начал с ним длинный разговор. Король, видимо, возражал. Наконец колдун отошел, а переводчик сказал Генту, что жрец воспротивился выступлению белого человека, считая нужным приступить к казни. Король, однако, держится противного мнения.

Тогда Гент стал говорить, а переводчик, жестикулируя с невероятной экспрессией и закатывая глаза, переводил толпе; его усиленная мимикой речь, несомненно, имела внушительное действие.

Гент сказал, что хочет и может вылечить короля. Король дал на это согласие и обещал ему в случае успеха исполнить все его желания. Поэтому Гент просит отложить казнь. Великий дух сообщил ему, что эти люди невинны. Виновен же не кто иной, как злой дух, именуемый «запор желудка», забравшийся в короля и желающий погубить его. Но он, Гент, даст королю лекарство, которое выгонит злого духа, и король будет здоров, завтра будет здоров. Поэтому надо отложить казнь. Кагонгу и Мо-Осве невинны. И завтра, когда король выздоровеет, все убедятся в этом и отпустят обвиняемых.

Впечатление получилось колоссальное. Тщетно жрец, видя, что колеблется его репутация, махал руками, убеждая народ не уступать Генту; здесь, видимо, были замешаны самые разнообразные страсти, расчеты и ожидания, так как суеверные дикари кричали ужасно; на лицах осужденных появилась жизнь, тень улыбки, ожидания. Король в пылу спора с вельможами и жрецом толкал их в грудь кулаком, сопел и, видимо, не знал, на что решиться. Переводчик бегал от Гента к королю и обратно, бормоча что-то невразумительное.

— Хорошо, — сказал наконец король, — но мы до сих пор не видели еще никакого знамения со стороны белого человека. Если он докажет, что он волшебник, я уступаю его желанию, откладываю казнь, лечусь у него и, выздоровев, отпускаю узников.

Королевская резолюция была встречена одобрением. Жрец знаками пригласил Гента выйти на середину круга. Гент вышел.

— Вот что, — заявил он собранию, — я дам доказательство, что я великий жрец белых. Я сделаю кипяток без огня и выпью его кипящим, даже не поморщась.

Сказав это, он вынул из мешка свой стакан и попросил принести воды; наполнив стакан водой, он опустил туда кусочек лимонной кислоты и щепотку соды; вода зашипела и вспенилась. Испуганные дикари отпрянули, завизжав в восторженном изумлении, когда Гент одним духом осушил приятный прохладительный напиток, улыбаясь налево и направо.