Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом

• Название: Камень, брошенный богом
• Автор: Игорь Федорцов
• Жанр: Фэнтези

По мотивам прочитанной макулатуры и просмотренных киноподелок…

---

Оставшись тет-а-тет с самим собой, я со смаком добил пузатого "Винного короля", кинул коркой недоеденного хлеба в стрекотуху сороку и, захватив двухслойный (ветчина-сыр) бутерброд отправился в легкий променад по окрестностям. К рейтарам заглядывать не стал. Молодцы ретиво собачили вино и весело гоготали. Мое присутствие могло их стеснить. Портить подчиненным отдых не в этике героев. Потому я прямиком, через заросший выпас, устремился к озерцу.

В выложенный камнем, круглый как по циркулю, котлован, по отводящей трубе поступала часть потока лесной речушки-тихони. В прозрачной до дна воде, среди редких стеблей водорослей сновали гольяны и золотистые окуньки. Не беспокоясь вогнать в краску невольных наблюдателей или наблюдательниц, я разделся и, разбежавшись, сиганул в водоем. Кайф, так кайф! И ни какая финская баня с телками не сравнится с нежной лаской прохладной воды! Да что баня! Жара, пот и кряхтение. А телки!? Тоже самое! Жара, пот и кряхтение. Только по иной причине. А тута! А и здеся!*

Плескался и нырял от души! Как в пацанстве! То, задержав дыхание, погружался на глубину и, превозмогая резь в глазах, выискивал на дне невесть что, то ложился на воду и, раскинув руки, лежал колыхаясь на слабой волне, подставляя пузо и пардон! срам под лучи желтого доброго солнца.

Натешившись водой до приятной усталости в мышцах, повалялся на бережку, вяля бледные бока и загорая. Снова купался и снова валялся на берегу, находя особую радость в кратковременном одиночестве и в отрешенности от земных дел и забот. И ничегошеньки не довлело надо мной. Ни мой пропахший кровью и перегаром героизм, ни жалость по бессмысленно истраченным годам, ни сладкая пустота надежд и ожиданий.

Веры нет. Над отечеством дым.

И взываю я к небесам.

Заберите меня молодым,

Побродить по райским лесам.

Увы! В рай пускать таких как я не велено. И от того приходится тянуть время изощряясь в глупостях великих и малых. Иначе ведь не объяснить, зачем покидать благодатный берег и отправляться на руины реликта минувших эпох.

Впрочем, в данном случае есть смягчающие обстоятельства. Не выбери я стезю героя, наверняка посвятил жизнь, копанию в темном прошлом народов и стран. Занесенные песком города, неизвестные цивилизации, вековые тайны, древние ловушки и опасности. Ребусы покруче, чем угадывать в азиатских рожах замаскированного врага. Кстати моим любимым фильмом был и остается опус об Индиане Джонсе, неугомонном труженике по розыску приключений на свою ученую шею.

Найти потерянный ковчег или запнуться о Святой Грааль я конечно не рассчитывал. Но кто поручится за невозможность обратного? Кто засвидетельствует, что у бывшего героя с Госпожой Удачей полный развод? Даже у меня самого язык не повернется сказать такое!

На насыпном пригорке, пять испещренных рунами стел стояли в пентаграмме. В середине шар со стесанной вершиной. Вокруг фрагменты и осколки разбитого камня, остатки колонн и арок, вросших в землю плит очень похожих на надгробья. Словом путному археологу есть, где помахать лопатой и покорпеть с кисточкой и скребком. Я же, за неимением под рукой оснастки гробокопателя, ограничился измерениями. Вокруг шара — десять шагов, длина грани пентаграммы — двадцать пять. И ни единого признака ценных для мировой науки или моего кармана находок! Глазастый череп у одной из стел понятно во внимание не принимался.

Поплутав среди развороченного базальта еще некоторое время, пристроился полежать в теньке.

От травы шел одуряющий тягучий аромат. Яростно цокотали кузнечики, роилась, блестя на свету, янтарная мухота. В головах шуршал какой-то грызун, его тревожное тонкое попискивание я отчетливо слышал. Перламутровая ящерка нагло шмыгала туда-сюда через мою руку. Между двух старых высохших репеин, в кружеве паутины караулил раззяву-жертву паучок. Слабый ветер, гнал по воздуху пушистые зонтики семян неведомых мне растений.

Глаза мои незаметно сомкнулись в сладкой дреме…

…Меня собирались венчать и линчевать одновременно. Стою на табуретке в дорогом фраке и с петлей на шее. Надо мной держат корону Российской империи. Рядом невеста. Вся в белом, в фате и на девятом месяце беременности. Над ней — диадема всемирного конкурса красоты. Перед нами батюшка, дородный дядька с огуречным носом и бородищей до пупа. Телеса служитель веры наел не малые. Такие, что загораживал алтарь и меланхоличного служку с женоподобным ликом и разносом в руках. Батюшка втихую над разносом махинировал и через плечо поглядывал на меня подбитым глазам. Избегая его взгляда, я оглянулся сам. Позади группка феминисток. Треть из них, те, кого давным-давно покинул я, остальные, кто выставили за дверь меня. У доброй половины в руках бейсбольные биты, у оставшихся венки в траурных лентах. Дорогому и единственному на вечную память!

В легкой панике снова смотрю на попа. Отче, закончив приготовления, с удовольствием чего-то выпил из посудины с разноса, неровно подышал и, молодецки расправив плечи, повернулся к собравшимся. На миг воцарилась гробовая тишина, сразу же прерванная хором певчих с галерки.

Обручальное кольцоо!

Не простое украшенье!

Двух сердец одно решенье!

Обручальное кольцоо!*

— Как же ты умудрился? А? Девицу то? — подступился ко мне батюшка, размахивая кадилом, что лиходей кистенем.

— Так ведь любовь, Ваше Степенство, — промямлил я и подумал. — Что же это такое!? Малюта в ад загонял, теперь поп в семейный рай хочет определить! — осенить себя оберегающим крестным знамением помешали скрученные за спиной руки.

— Любовь говоришь? — не поверил батюшка и обратился к невесте. — Он тут про любовь толкует, охальник!

Слова священнослужителя вдохнули в стоявшую до этого безмолвной статуей новобрачную жизнь.

— Сейчас будет ему любовь! — оживилась невеста и, поддерживая живот, пнула табурет.

Я чудом удержался на хлипкой мебели.

— Ты чего! — возопил я, по-гусиному вытягивая шею в петле. Жесткая веревка передавила дыхание.

— А вот чего!

И суженная отступила назад. Для разбегу…

…Шум шагов прогнал забавный сон. Я приподнялся на локти и увидел Альвара. Не доходя метров шесть-семь, будто упершись в незримую границу, он остановился и заговорил. Быстро-быстро, почти взахлеб, так что спросонья я едва его понимал.

— Полагаю, наша ссора не отразится в худшую сторону на ваших взаимоотношениях с Валери, — и, сделав короткую паузу для вздоха, предупредил. — Извинений я не приношу и не принесу никогда.

Смотрю на него. Он испепеляет взглядом меня. Ничего сверхъестественного для непримиримого врага. Другое дело, что я не Гонзаго и не заслужил его великой ненависти. Тем не менее, отповедь родственнику дать следовало.

— Касаемо Валери не вашего ума дело, — как можно холодней, произнес я. — А извинения мне нужны не больше чем рейтару бигуди.

— Во второй раз я просто проткну тебя Гонзаго, — пообещал Альвар. — Ни какая молитва не спасет тебя. Да и есть ли на свете кому произнести её за спасение твоей никчемной жизни.

— Приглядывайте, лучше молодой человек за дорогой, — напомнил я ему о возложенных обязанностях.

Альвар, не говоря более не слова, ушел, и я снова завалился полежать на травку, послушать цвирканье кузнечиков, гуд пчелок и звень мух. Настроение, не смотря на неприятный разговор, оставалось лирическим, а из желаний превалировало одно, отделаться от гонзаговской семейки с ее придворными тайнами и вернуться к беззаботному круизу по империи Геттер с конечной остановкой в Ожене.

Я, было, принялся фантазировать наперёд, наш с Маршалси рейд по кабакам и притонам Тиара, как опять послышались, чьи то шаги.

Нет, спокойно полежать не удастся, — рассердился я, гадая, кого несет нелегкая.

— Вы хитрец, граф, — прозвучал голос Югоне у меня над головой.

Я приподнялся на локтях.

— Мы задыхаемся в душном экипаже, а вы блаженствуете в прохладной тени.

— Блаженствую? Полноте Югоне. Трудно назвать блаженством несения караула.

— Так значит, вы взялись, охранят наш покой? — кокетничала Дю Лаок.

— А вы думали, я вас бросил?

Разговаривать с дамой лежа не учтиво. Пришлось подняться.

— От чего вам не спится? — спросил я причину бессонницы. — Или вам мешают?

— Не переношу этих жучков, паучков и мух. Мерзкие создания так и норовят укусить или забраться под платье.