Игорь Федорцов - Камень, брошенный богом

• Название: Камень, брошенный богом
• Автор: Игорь Федорцов
• Жанр: Фэнтези

По мотивам прочитанной макулатуры и просмотренных киноподелок…

---

Пленник замка Иф, — пожалел я себя, отсчитывая мгновения, когда карета въедет в черный зев замковых ворот. — Отсюда сбежать… — заканчивать мысль не стал. Больно безнадежна.

Протяжно, как от зубной боли, заныл горн. Наверх флагштока взмыл приспущенный фамильный штандарт. На стенах замелькали воинские кирасы. Приветственно ударила густая барабанная дробь. Колеса прогрохотали по дереву моста, и карета нырнула во мрак въездного туннеля. Пока ехали, насчитал пять промежуточных решеток. В Лефортовском изоляторе запоров и то меньше, а там сидят рыбины не чета мне.

Выбрались на свет, на небольшую площадь, означенную, слева — торговым рядом, справа — часовней с портиком, прямо — солидной парковой оградой. Насколько замок был пугающе грозен наружи, настолько замечательно прекрасен внутри. Пространство, воздушность, ажурность. Повсюду белые, розовые, синие и коричневые цвета. Особенно мне понравилась часовня, выглядевшая маленьким чудом. Я невольно склонил голову, в знак признательности создавшему её зодчему.

— Какая набожность, — язвительно фыркнула Бона.

Я перетерпел неуважительность и промолчал.

Не сворачивая, въехали в узкие воротца, оставив, сопровождавших рейтар у входа.

Не дурно я живу, — отбросив страхи, восхищался я аллеями похожего на лес парка, аккуратной пышностью цветников, игрушечно-хрупкими ротондами, загадочными павильонами и иными барскими причудами, что не давали отвести глаз.

Объехав вокруг фонтана, в струях которого схватились обнаженные бронзовые атлеты, карета остановилась у широкой лестницы. Две гранитных химеры, вытянув клыкастые морды, стерегли подступы к обиталищу семейства Гонзаго.

Не дожидаясь грума, я приоткрыл дверь, желая скорее покинуть опостылевший тарантас, а заодно и некомпанейскую графскую пассию, опробовавшую на мне все способы зубоскальства. Выйти оказалось не так просто. Лай Людоеда вернул меня на место.

— Убери своих живоглотов, — взмолился я.

— Ты просишь? — зло обрадовалась Бона довольная ущемить меня еще разик.

— Целую ваши ноги от колен и до пупка, — заверил я её.

Запоздавший грум, черный от пыли и солнца, снова открыл заветную дверь. Бона первой вышла из кареты.

— Жано, отведи собак на псарню, — распорядилась она.

Подождав, пока наденут поводки на псов и оттащат их на безопасное расстояние, я вывалился на свет божий, проветрить сопревший от сидения зад.

Бона любезно (вот змеюка!) склонилась передо мной.

— Добро пожаловать домой, граф!

При виде гонзаговских хором, моя челюсть предприняла попытку отвиснуть до колен. В организме сразу стало сухо — от глотки до двенадцатиперстной кишки. Сердце подленько задергалось: Мое! Мое! Мое! И не желало ничего слушать. Действительно было от чего впасть в ступор. Красавец-дом светился белизной величественного мрамора. Причем белизна не являлась абсолютной, а несла едва уловимый оттенок. На уровне первого этажа — изумрудный, гармонирующий с зеленью вьющегося по стенам и колоннам плюща. Карнизы, пилястры узорочье и балконы — розовый, с наложением желтого, солнечного. Второй этаж — голубоватый, в тон огромных окон, разделенных друг от друга нишами с бюстами пращуров-воителей. На крыше — башенки, мансарды, смотровые площадки с цветами и каменным зверьем.

Покуда я любовался чужой недвижимостью, еще минуту назад пустая лестница преобразилась. Вдоль неё, подобно живым перилам выстроился легион слуг и служанок. Встречать возвращение кормильца и благодетеля вышли все от мала до велика.

— Ваши холопы рады видеть вас в полном здравии, граф! — прокомментировала выход массовки Бона. — Поспешите же обнять родных!

Ей едва хватило самообладания не расхохотаться.

Делать нечего, осторожно взошел на первую ступеньку. Слуги бегущей волной согнулись в низком поклоне. Подгоняемый брезгливостью, я стремительно зашагал вверх, едва сдерживаясь не запрыгать через ступеньки. Где то на первой трети я вспомнил о Маршалси и барде. Чуть приостановился оглянуться назад. Слуга, стоявший пообок, в ужасе рухнул на колени, лепеча невнятное:

— Помилуйте, сеньор граф!

Гонзаго, гад ты конченый, — рассердился я на двойника.

Попятившись, (слуга норовил облобызать господские пряжки на сапогах), я перешел на ступень выше. Дородная бабка, на первый взгляд стряпуха, тяжело, покряхтывая, подминая необъятные телеса, уткнулась ниц. И опять та же песня:

— Смилуйтесь, сеньор граф!

Хер с ним, с Маршалси, не пропадет, — озлился я и помчался наверх.

— Граф, подождите меня! — позвала Бона.

Вот сучара! — искренне возмутился я заведенными у Гонзаго порядками. Мне, бывшему герою такой прием не льстил. И не будь у меня за плечами опыта общения с жителями одной знойной страны, кою мы пинками направляли в светлое будущее, я бы немедленно провозгласил равенство сословий и братство людей. Но, мы люди ученые. Из насильственного равенства получится холуйство, а из братства — блядство хлеще прежнего. Еще одна причина отложить революцию и братание сословий не легитимность моих прав командовать. Конечно, сеньора Бона, сгорая от нетерпения получить в метрики штамп с фамилией Гонзаго, могла прохлопать различия в повадках и характере прежнего и нынешнего графа. Но что скажут на эти безобразия жены и папаши? Вариант о повинной голове, которую меч не сечёт, я рассматривал как самый последний.

— Подождите, граф! — канючила позади Бона, не особо торопясь подниматься за мной. Ей слуги кланялись еще ниже, чем мне. Какой-то прихлебай исхитрился поцеловать подол её платья. Она отнеслась к поступку как к должному. Пару раз Бона останавливалась и коротко разговаривала. Внемлющие ей бледнели лицом, покрывались красными пятнами и быстрее ветра отправлялись исполнять порученное. Последний раз она задержалась в пяти ступенях от меня. Лысеющий сморчок с обезьяньими лапищами, что то пролепетал, от чего у Боны появилась строгая морщинка на лбу.

— Вы так спешите? — с наигранным удивлением обратилась она ко мне. — Я даже запыхалась. За вами не угнаться!

Существуй способ превратить издевательскую улыбку сеньоры в токсическое вещество без вкуса, запаха и цвета, отравители всего мира отваливали бы по тонне золотом за грамм отравы.

Ну, ученик Станиславского! Изобрази что-нибудь этой стервозе! Не стой как новобранец, обосравшийся от взрыва учебной гранаты! — призвал я к мобилизации талантов.

Мой ответный улыбон сеньоре Боне побил все рекорды наглости.

— Тороплюсь снести голову твоему Хедерлейну. Прямо на пороге дома. Это не слишком тебя огорчит?

Теперь пришла очередь Боны хлопать в растерянности глазами. По внезапной бледности согнавший нежный румянец с её щечек, предположил, граф иногда так и поступал.

А я коварный! Я, Бармалей!* Не позволяя открыть сеньоре рта, зацепил за локоток и буквально прибуксировал к входным дверям.

Без задержек, инкрустированные янтарем и яшмой створины портала родного дома распахнулись передо мной.

Оттачивая актерское мастерство, я недовольно нахмурил брови и глянул на приставленного к дверям слугу. Его сытая морда мне не глянулась. Импозантного лакея шатнуло в обморочном скисании.

Или грудь в крестах или голова в кустах! — приободрился я и, не растрачивая запала, ворвался в вестибюль. Точно с таким же чувством прыгаешь первый раз с парашютом. Ссать хочется не утерпеть!

— Лех! Лех! — пыталась что-то запоздало сказать Бона, виснув на моей руке штормовым якорем. Растерянность как видно у нее закончился.

По-шкиперски широко расставив ноги и возложив свободную руку на эфес меча, я оглядел зал и встречающих меня.

Вестибюль выдержан в духе переизбытка денежных средств, догадываюсь — папиных. Мраморные скульптуры, дорогие вазы на подставках, инкрустированные панно, картины в благородной тяжести рам, скамьи драпированные парчой и шелком в жемчужном шитье, золото ручек, подставочек, бра36 и вороненый блеск музейных лат. Над головой центнера три хрусталя люстр. На полу длинноворсные ковры спокойных тонов и расцветок.

Здесь и произойдет убиение безвинного, — осторожился я. Из пяти пар глаз непременно найдется одна пара поглазастей.

Ближайшим ко мне стоял образцово подтянутый лихой усач. Весь в красном, словно вымазанный томатной пастой, с бирюзовым капитанским орлом на плече, в шикарной, явно не по чину, портупеи с брильянтовыми бирюльками. Надраенные сапоги воина весело сияли и попахивали старой козлятиной.