Н Кривошеина - Четыре трети нашей жизни

• Название: Четыре трети нашей жизни
• Автор: Н Кривошеина
• Жанр: История

---

ДВОРЦЫ - ЕКАТЕРИНСКИЙ И МРАМОРНЫЙ

И не слышны голоса и шаги,

Или почти не слышны...

Георгий Иванов

Мне пришлось работать в "СКЛАДАХ" -- так тогда называли помещения, где добровольно изготовляли пакеты с перевязочным материалом или подарками для действующей армии. Такие склады возглавлялись обычно какой-то высшей Организацией или Дамой, а работали там, главным образом, девицы из высшего света или же как-то связанные семьями с этими организаторами. И, хотя мои родители (да и вся наша семья) были совсем далеко от Двора и к общению с придворным миром вовсе и не стремились, однако некие связи с этим миром все же были; да вообще разрыва между так называемым буржуазным кругом и придворным уже почти не существовало. Так будущий король Югославии Александр Карагеоргиевич, когда учился до войны в Александровском корпусе в Петербурге, проводил воскресный отпуск в семье моих троюродных братьев и сестер, детей Виссариона Комарова (Комаров, как и другие его братья был известный славянофил и участвовал в войнах освобождения славян).

Житейски все это было нормально, но бывать при Дворе -- это уж было другое дело. Да нас туда никто и не приглашал!

В 1916 г. мы все лето до сентября жили в Царском Селе, в очень большой даче, на дороге ведущей к Павловску. Лазарет, которым заведовала моя мать, был на лето перевезен куда-то неподалеку от Царского Села, и мать по этому поводу имела дело с Величковским, а также и с кн. Путятиным, который был, как мне кажется, дворцовым комендантом, и с его женой -- с ними мы и вообще были знакомы, хоть и не близко: вернее, мы с сестрой всюду встречали путятинских сыновей -- Гулю и Алика.

Как оказалось, княгиня Путятина стояла во главе "Склада" в Екатеринском Дворце, где готовили пакеты и подарки нашим "серым героям". Она и предложила маме, чтобы я начала ежедневно, от 4 до 6 вечера, работать в Складе. Мне не очень-то это улыбалось, однако слоняться целый день одной по саду было хуже всего -- и... мне быстро сшили из тоненького батиста белый халатик, который мне очень понравился, и вот числа с 15-го июня я пошла работать в Склад.

Входить надо было с громадной площади перед Дворцом; я пришла точно вовремя и кн. Путятина, поджидавшая в вестибюле, ввела меня в просторное помещение -- дверь была прямо из этой прихожей. Здесь стояло два длинных стола, довольно далеко друг от друга, на столах были разложены марля в больших картонных коробках, ножницы, нитки... Вскоре барышни, работавшие здесь, уж были все налицо -- всего нас было пятьдесят человек. Кн. Путятина указала мне на стул и ушла сама к другому столу; ровно в 4 часа мы все начали работу : кроили из марли и катали вручную бинты; это дело мне показалось сразу совсем диким -- уж не корпию ли щипать, как делала бабушка в Турецкую войну? Ведь уже тогда существовали отличные ручные машины для резки бинтов, их надо было завести две-три, не больше, и за два часа несколько человек могли нарезать и скатать бесконечное количество бинтов, ну а укладывать пакеты надо было уж, конечно, вручную... Нелепость этой работы меня поразила тогда же -- не то, чтобы я сейчас так думала, в век сложных роботов и компьютеров... Все-таки я была дочь крупного инженера, детство провела на заводе среди грохота машин, тех самых, которые, как предполагалось, принесут счастье человечеству.

Девицы громко переговаривались, смеялись, все они были в хорошеньких белых халатиках; в общем, было не скучно, но меня неприятно поразило, что русской речи почти не было слышно -- говорили по-французски, по-английски и, что казалось уж совсем удивительным... по-немецки! Рядом со мной, слева и справа, стулья оставались свободны, напротив меня тоже оставалось место пустым. .. Ну, верно, кто-то не пришел или заболел.

Ровно в половине пятого два ливрейных лакея стали на подносах разносить чай - чай был в отличных фарфоровых чашках, горячий, сладкий, и к нему на небольшом блюдце было каждой по две булочки из царской пекарни. Эти булочки ввек не забыть, до того они были легки и вкусны. Минут через десять чайную посуду ловко и незаметно убрали, часы на стене прозвонили пять ударов, и в эту самую минуту дверь из вестибюля резко раскрылась и один из ливрейных гигантов внушительно и особым голосом провозгласил : "Кня'жны идут!"[*] Воцарилась абсолютная тишина, и в дверь из прихожей вошли гуськом, одна за другой, Великие Княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия. Все, конечно, встали, и Великие Княжны стали обходить столы, здороваясь с каждой за руку, -- им делали совсем небольшой реверанс... Потом Ольга пошла вглубь комнаты и села во главе второго стола, а Татьяна села против меня, Мария с левой руки, а Анастасия с правой, и я внезапно оказалась как бы в "царском треугольнике".

Великие Княжны принялись старательно за работу с марлей и бинтами, все пятьдесят барышень умолкли и тоже предались работе -- воцарилось молчание и полная, ничем не нарушаемая тишина; заговорить в присутствии Великих Княжен было, конечно, невозможно, обращаться к ним самим -- запрещено старинным придворным этикетом. Вот так и молчали за обоими столами, молчали все, включая и княгиню Путятину, и ее сына Алика, -- и в этой тягостной тишине прошел целый час. Часы опять прозвонили: шесть часов. Первой встала Великая Княжна Ольга, поклонилась сидящим за ее столом кивком головы -- все встали и сделали легкий реверанс; Ольга подошла к нашему столу, в это же мгновение поднялись и ее сестры -- все сидящие за нашим столом одновременно встали, сделали реверанс, Великие Княжны Татьяна, Мария и Анастасия слегка нам поклонились. Дверь в вестибюль раскрылась как бы сама собой, и они вслед за старшей сестрой, не спеша, но как-то незаметно исчезли в раскрытую дверь. Прошла минута, меньше, и Склад разразился говором и смехом: стали двигать стулья, закрывать картонки на столе, убирать ножницы - через пять минут Склад опустел, работа кончилась.

Целых два месяца я ходила каждый день после обеда работать в Склад, ничего другого мне жизнь в это время не предлагала. Сестра с утра уезжала в город работать в хирургическом отделении лазарета для тяжелораненых под ведением Св. Синода и возвращалась в Царское Село часам к семи вечера. Мать моя после обеда сразу уезжала на машине в свой лазарет, где-то близко от Царского - я оставалась на даче одна; жила тогда у нас наша английская гувернантка, вроде как бы уж на покое и, конечно, прислуга. И я одна билась день и ночь с отчаянием, которое не оставляло меня ни на минуту после провала моих планов, когда зимой 1915 г. разбился проект брака и поездки в Италию.

Я посещала Склад исправно, понемногу привыкла, катала бинты не хуже других девочек, кое с кем там познакомилась и вела приятную болтовню, однако все больше по-русски -- мне казалось, что во время такой тяжелой войны это было более прилично... Церемония чая мне очень нравилась: ведь могли нас этим чаем и не угощать -- дескать, придете домой и попьете! Это было и вкусно и, вместе с тем, экзотично -- распивать чай в Екатерининском Дворце! Как и все, ровно в пять часов я замолкала, вставала, делала уже привычный "реверанс" и усаживалась поудобней, чтобы целый час почти не шелохнуться. Рассмотреть моих соседок, Великих Княжен Марию и Анастасию, было мне трудно в силу самой примитивной вежливости -- не могла же я крутить головой и заглядываться на них... Но как только я поднимала глаза, тут же взгляд мой встречал великую Княжну Татьяну, и оторваться от нее было трудно, так она была привлекательна и хороша собой! Строгий принцип, внушенный нам с детства английской miss: "Child, don't stare!" (не смотрите ни на кого в упор!) я тут применяла плохо, хотя, конечно, не "уставлялась в упор", а ловчила, взглядывала, будто искала бинт или ножницы. Описывать ее не стану, да и любой портрет бывает обыкновенно неудовлетворительным -- ведь осталось много фотографий именно этого периода... Лучше же всего я видела ее руки на столе, и руки эти были прекрасны : на правой руке был тяжелый золотой браслет с крупным уральским сапфиром посередине и такое же кольцо -- зимой я как раз точно такие же браслет и кольцо подарила сестре, она их очень любила и постоянно носила. Такие золотые вещи тогда стали очень в моде и были весьма декоративны; носить настоящие бриллианты барышне не полагалось, а вот полудрагоценные камни -- вполне можно было. Словом, если многое оставалось непонятным, то эти браслет и кольцо были знакомы и понятны, и мне ужасно хотелось сказать Великой Княжне что у моей сестры тоже такие браслет и кольцо...

За два месяца молчаливый ритуал катанья бинтов всего один раз был нарушен: в этот день вдруг открылась дверь в противоположном углу, позади другого стола, во главе которого сидела Великая Княжна Ольга, и Алик Путятин вкатил большое инвалидное кресло -- в нем сидела фрейлина Орбелиани. Все четыре Великие Княжны вскочили со своих стульев; мы, конечно, тоже встали, и княжны подошли к фрейлине Орбелиани, одна за другой сделали ей глубокий придворный реверанс и поцеловали ей руку; Ольга и Татьяна сказали несколько слов в ответ на какие-то вопросы, заданные фрейлиной; они говорили по-французски и, хоть это было от меня на известном расстоянии, я впервые услыхала их голоса. Разговор велся очень тихо. Две-три минуты, и Алик, завернув кресло-каталку, увез фрейлину Орбелиани внутрь Екатеринского Дворца; там жилых помещений не было -- значит, она откуда-то в этой коляске приехала, а Алик ее только встретил у входа в парк.