Стивен Кинг - Бессонница

• Название: Бессонница
• Автор: Стивен Кинг
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 1997
• ISBN: 5-03-003242-8, 5-7841-0762-3

Бессонница рано или поздно проходит — так подсказывает житейский опыт. Но что делать, если она растягивается на многие месяцы? Если бессонные ночи наполнены кровавыми видениями, которые подозрительно напоминают реальность? Ральф Робертс не знает ответов на эти вопросы; наверняка ему известно лишь одно: еще немного, и он сойдет с ума…

Читайте «Бессонницу» — бестселлер короля триллеров Стивена Кинга

---

Изменения в его графике сна тоже не имели бы значения, если бы ими все ограничилось; Ральф привык бы к этим переменам не только с легкостью, но и с благодарностью. Все книжки, которые, он проштудировал этим летом, казалось, сводились к одной-единственной народной мудрости, что он слышал всю свою жизнь: с возрастом люди начинают спать меньше. Если бы потеря примерно часа сна за ночь была единственной платой за сомнительное удовольствие «молодого человека лет семидесяти», он заплатил бы с радостью и считал бы, что легко отделался.

Но перемены на этом не закончились. К первой неделе мая Ральф просыпался вместе с пением птиц — в 5.15. Несколько ночей он пытался спать с затычками в ушах, хотя с самого начала не верил, что это поможет. Его будили не птицы и не грохочущие время от времени выхлопы грузовиков на Харрис-авеню. Он всегда был из тех ребят, которые могут спать под звуки походного духового оркестра, и не думал, что тут что-то изменилось. Изменилось что-то в его голове. Был там один рычажок, который какая-то сила поворачивала с каждым днем чуть раньше, и Ральф понятия не имел, как ему одолеть эту силу.

К июню он выпрыгивал из сна, как чертик из табакерки, в 4.30, самое позднее — в 4.45. А к середине июля — не такого жаркого, как июль 92-го, но достаточно поганого, благодарим покорно — он уже просыпался около четырех. Именно в эти долгие жаркие ночи, занимая столь малое пространство кровати, где они с Кэролайн в жаркие ночи (и в холодные тоже) столько раз занимались любовью, он начал понимать, в какой ад превратится его жизнь, если он вообще лишится сна. При свете дня он еще не утратил способности подтрунивать над этим предположением, но вместе с тем уже начинал понимать кое-какие мрачные истины относительно темной души Ф. Скотта Фицджеральда[7], и в соревновании всех этих истин главный приз получила следующая: в 4.15 утра все кажется возможным. Все, что угодно.

Днем он мог продолжать твердить себе, что это просто перенастройка цикла сна, что его организм совершенно нормальным образом реагирует на несколько больших перемен в его жизни — прежде всего на два самых значительных события: уход на пенсию и потерю жены. Порой он прибегал к слову «одиночество», когда думал о своей новой жизни, но убегал от отвратительного слова-на-букву-«д», запихивая его в самую глубокую кладовку своего подсознания всякий раз, когда оно начинало поблескивать в его мыслях. Одиночество — нормальное явление. Депрессия — почти наверняка нет.

Может, тебе нужно побольше физических упражнений, думал он. Совершай прогулки, как прошлым летом. В конце-концов, ты ведешь довольно-таки нездоровый образ жизни — встаешь, ешь тосты, читаешь книгу, смотришь телевизор, вместо обеда съедаешь сандвич в «Красном яблоке», напротив своего дома, немножко возишься в саду, иногда ходишь в библиотеку или болтаешь с Элен и малышкой, когда они выходят из дома, ужинаешь, иногда посидишь на крыльце и поговоришь немного с Макговерном или Лоис Чэсс. Что потом? Почитать, посмотреть телик и ложиться. Сидячая жизнь. Скука. Ничего удивительного в том, что ты рано просыпаешься.

Только все это чушь. Его жизнь выглядела сидячей — да, вне всяких сомнений, — но на самом деле вовсе не была таковой. Хорошее доказательство — работа в саду. То, чем он там занимался, никогда не принесло бы ему никаких наград, но это было чертовски далеко от «возни». Почти каждый день он выпалывал сорняки, пока пот темными пятнами, похожими на силуэты ветвистого дерева, не проступал на спине его рубахи и влажными кругами — под мышками, и часто он весь дрожал от усталости к тому времени, когда разрешал себе вернуться в дом. «Наказание», вероятно, было бы ближе к истине, чем «возня», но наказание за что? За пробуждение до рассвета?

Ральф не знал, и ему было все равно. Работа в саду занимала большую часть дня, она отвлекала его мысли от того, о чем ему на самом деле не хотелось думать, и этого одного хватало, чтобы не думать о ноющих мышцах и мелькающих иногда перед глазами черных пятнах. Он стал значительно больше копаться в саду вскоре после Четвертого июля[8] и копался там весь август, еще долго после того, как был убран первый урожай, а последующие безнадежно засохли без дождей.

— Ты должен прекратить это, — сказал ему Билл Макговерн однажды вечером, когда они сидели на крыльце и пили лимонад. Это случилось в середине августа, когда Ральф просыпался по утрам в половине четвертого. — Это совсем не полезно для твоего здоровья. Мягко говоря… Ты уже похож на помешанного.

— Может, я и в самом деле помешанный, — коротко ответил Ральф, и тон его голоса или выражение лица, должно быть, произвели на Билла впечатление, поскольку он сменил тему.

2

Ральф снова начал совершать пешие прогулки — ничуть не похожие на марафоны 1992-го, но при хорошей погоде ему удавалось пройти две мили в день. Обычно он спускался с холма с неподходящим для спусков названием Ап-Майл-Хилл[9] к Публичной библиотеке Дерри, а потом к «Последним страничкам» — букинистическому магазинчику и газетному киоску на углу Уитчэм-стрит и Мейн-стрит.

Магазин «Последние странички» располагался рядом с дешевой барахолкой под названием «Кому цветок, кому пальто», и однажды в августе, в разгар своих недосыпаний, проходя мимо этой сутолоки, Ральф увидел новый плакатик среди просроченных объявлений об ужинах из бобовых блюд и о давно минувших церковных собраниях, наклеенный таким образом, что он наполовину скрывал желтоватый рекламный плакат: ПАТА БЬЮКЕНЕНА — В ПРЕЗИДЕНТЫ[10].

Хорошенькая блондинка на двух фотографиях в верхней части плаката выглядела лет на сорок или сорок с небольшим, но стиль фотографий — лицо без улыбки анфас — слева, профиль без улыбки — справа, оба снимка на чисто белом фоне — был достаточно странным, и Ральф на мгновение застыл как вкопанный. Женщина на фотографиях выглядела так, словно ей было самое место на стене в почтовом отделении или в криминальном телерепортаже, и… Надпись на плакате подтверждала, что такое впечатление не случайность.

Заставили его остановиться фотоснимки, но удержало на месте имя женщины: РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА УБИЙСТВО СЮЗАН ЭДВИНА ДЭЙ.

Вот что было отпечатано сверху большими черными буквами. А под этим, имитируя брызги грязи, большими красными: ДЕРЖИСЬ ПОДАЛЬШЕ ОТ НАШЕГО ГОРОДА! В самом низу плаката была одна строчка, напечатанная маленькими буквами. Близорукость Ральфа существенно усилилась после смерти Кэролайн — точнее сказать, превратила его существование в ад, — и ему пришлось придвинуться к плакату так, что его брови почти прижались к грязному стеклу витрины «Кому цветок, кому пальто», чтобы разобрать надпись: Оплачено Комитетом спасения жизни штата Мэн.

Какой-то голосок шепнул в самой глубине его мозга: Эй, эй, Сюзан Дэй! Сколько сегодня убила детей?

Сюзан Дэй, как теперь вспомнил Ральф, была политической активисткой из Нью-Йорка или из Вашингтона — одна из тех сыплющих словами женщин, которые обычно доводят таксистов, парикмахеров и шляпников до белого каления. Однако почему именно этот обрывок бессмысленного стишка пришел ему в голову, он не мог сказать; строчки эти были привязаны к какому-то воспоминанию, которое никак не желало всплывать. Может, его усталый старый мозг просто смешал обрывок протеста шестидесятых годов против вьетнамской авантюры: «Эй, эй, Эл-би-джей[11]! Сколько убил сегодня детей?»

Нет-нет, подумал он. Близко, но мимо. Это была…

Не успела его память выплюнуть имя и лицо Эда Дипно, почти рядом раздался чей-то голос:

— Мир Ральфу, мир Ральфу, заходи, Ральфи-малыш!

Выдернутый из мутной пучины своих мыслей, Ральф обернулся на голос. Он испытывал одновременно и шок, и радость от сознания, что почти уснул, стоя на ногах. Господи, подумал он, никогда не знаешь, как важен сон, пока не начнешь чуть-чуть недосыпать. Тогда пол под тобой начинает крениться, а углы всех предметов — сглаживаться.

Это был Гамильтон Дэвенпорт, владелец «Последних страничек». Он раскладывал на библиотекарской тележке, которая постоянно стояла перед его магазинчиком, книжки в ярких бумажных обложках. Его старая курительная трубка из стержня кукурузного початка — Ральфу она всегда казалась похожей на дымовую трубу игрушечного пароходика — торчала в углу рта, выпуская маленькие клубы голубого дыма в чистый жаркий воздух. Уинстон Смит, его старый серый кот, сидел на пороге открытой двери магазинчика, обвив хвостом передние лапы. Он смотрел на Ральфа своими равнодушными желтыми глазами, казалось, говорившими: Ты думаешь, ты знаешь, что такое старость, мой друг? А я вот, сидя тут, готов ручаться, что ты ни черта не смыслишь в этом вопросе.

— Слышь, Ральф, — сказал Дэвенпорт, — я звал тебя по меньшей мере трижды.