Александр Листовский - Солнце над Бабатагом

• Название: Солнце над Бабатагом
• Автор: Александр Листовский
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1975

Автор написал свой роман по сохранившимся дневникам, которые он вел во время борьбы с басмачеством, будучи командиром эскадрона 61-го Речецкого кавалерийского полка 11-й кавалерийской дивизии.

---

Мамедов побарабанил по столу короткими узловатыми пальцами.

— Да, — сказал он. — В Ташкенте нам удалось кое-что раскрыть. Несомненно, что мы имеем дело с какой-то тайной организацией. Но мы еще не знаем, ведут ли нити в Каттакурган… Во всяком случае, ваше сообщение очень помогло нам. Пока, конечно, прошу держать наш разговор в строгом секрете, чтобы не напугать кого не нужно.

— Ну, это само собой разумеется, — сказал Петров. — Об этом будем знать только мы с вами и товарищ Деларм.

— Да. И все-таки я разберусь, кто здесь помогает басмачам! — проговорил Мамедов с твердой уверенностью.

В коридоре послышались торопливые шаги. Дверь широко распахнулась, и в комнату вошел Шарипов с радостным выражением на бородатом лице.

— А, начальство! С приездом! С победой! — быстро заговорил он. Подойдя к Петрову, он сделал движение, словно собираясь обнять комиссара. — Сейчас праздник, пир на весь полк устроим! Все даем — вино даем, баранов даем! — весело говорил Шарипов. — Абду-Саттар-ха-на разбили! Ай, буденновцы! Ах, молодцы! Ай-я-яй, какая победа!.. Теперь всем басмачам будет крышка!..

25

Если в Западной Бухаре басмаческое движение шло на убыль, то в Восточной оно только еще разгоралось. Энвер-паше удалось вновь собрать большие вооруженные силы. Но хотя со времени сборища в Бабатаге прошло уже около трех месяцев, он не смог пока даже на шаг приблизиться к осуществлению своих планов.

«Верховный главнокомандующий всеми войсками ислама, зять халифа и наместник Магомета», как значилось на его серебряной печати величиной почти с чайное блюдце, был, как уже известно, разбит Красной Армией под Байсуном и отошел в глубь Восточной Бухары: А тут еще совсем не вовремя он окончательно поссорился с Ибрагим-беком.

Произошло это так. После неудачи под Байсуном Энвер-паша, будучи в плохом настроении, в разговоре с приближенными назвал Ибрагим-бека локайским вором. Ибрагим-бек озлобился. И если он раньше тайно выступал против ненавистного ему турка, то теперь выступил открыто, со всей яростью обрушившись на него.

Называя Ибрагим-бека локайским вором, Энвер-паша по сути дела был прав. Действительно Ибрагим-бек раньше был конокрадом, и в свое время локайцы с позором выгнали его из своего племени, как вредного и опасного человека. Тогда он поступил охранником к гиссарскому беку. Вскоре ему представился случай «отличиться». Батрак-дехканин в пылу гнева ударил обкрадывавшего его сборщика податей — закятчи. Бек приказал казнить нарушителя шариата. Среди населения палача не нашлось. Тогда эту роль взял на себя Ибрагим. Он собственноручно перерезал горло молодому узбеку, — и труп висел три дня на площади, перекинутый через шест, как баранья туша. Старуха-мать ползала, причитая, у ног единственного сына. Она не имела денег, чтобы выкупить тело, и труп был выброшен на съедение шакалам.

Ибрагим вскоре выдвинулся и стал юзбаши — сотенным. Во время бегства эмира бухарского Ибрагим сумел хорошо услужить ему, приняв самое деятельное участие в уничтожении восставших дехкан, попал в большую милость и получил титул бека.

Теперь Ибрагим-бек ждал окончательного поражения Энвер-паши, чтобы самому возглавить басмачество, а пока писал доносы эмиру бухарскому.

После поражения под Байсуном местные басмаческие шайки начали окончательно разлагаться, воровские элементы занялись грабежом, а насильно завербованные дехкане стали возвращаться в свои кишлаки.

Общее разложение шаек ускорила также страшная смерть главного ишана Энвер-паши. Во время боя ишан с кораном в руках исступленно звал «правоверных» в атаку. В это время в его ватный халат попал пыж из охотничьего ружья — стрелял кто-то из добровольцев узбеков, халат вспыхнул, и ишан сгорел живьем.

Этот случай породил множество разговоров и толков. Выходило, что сам аллах помогал «неверным кяфирам», которые, оказывается, вовсе не пилили деревянной пилой захваченных в плен «правоверных». У пленных из числа мобилизованных насильно дехкан только отбирали оружие и после соответствующих разъяснений отпускали домой.

Отступив в глубь Восточной Бухары. Энвер-паша пополнил поредевшие ряды за счет добровольцев из реакционных элементов. Но его серьезно беспокоило неприязненное, а зачастую и открыто враждебное отношение местного населения.

В это время части Красной Армии, ликвидируя по пути мелкие разбойничьи шайки, прошли Локай и с двух сторон выходили к Бальджуану, чтобы уничтожить Энвер-пашу.

Получив сообщения о движении Красной Армии, Энвер-паша решил выйти навстречу и разбить противника по частям. С этой целью ранним утром четвертого августа он также двинулся на Бальджуан…

Юноша Ташмурад, сын Назара-ака, записанный отцом в басмачи еще во время памятного сборища восточнобухарских племен в Бабатаге, ехал в одном ряду с братьямм-медниками Абдуллой и Рахимом и, придерживая повод бодро бегущей лошади, посматривал вперед из-под чалмы.

В широкой долине между горами сплошными колоннами рысью двигалась конница.

Зеленые, белые, желтые значки и знамена с выкрашенными в красную краску конскими хвостами, развеваясь, мелькали в густых тучах тяжело клубившейся пыли.

Басмачи, не задерживаясь ни на секунду, шли к Бальджуану…

Еще с вечера пронесся слух, что вскоре предстоит большой бой с «неверными», и братьев-медников, особенно толстого Абдуллу, заранее била нервная дрожь. После неудачной попытки к бегству каждому из них, как известно, досталось по двадцати палок. Они снова пытались бежать. Их схватили, дали по пятидесяти палок и объявили, что в следующий раз подвесят за ребро вниз головой.

Абдулла, подгоняя коня, со страхом посматривал на Ташмурада, который был приставлен следить за поведением обоих братьев, и прислушивался, не раздастся ли впереди столь ненавистное для его уха щелканье выстрелов. И Абдуллу и Рахима все же несколько успокаивало то обстоятельство, что во время первой стычки с «неверными», происшедшей два месяца тому назад под Байсуном, насильно навербованная факир-бечора, как их презрительно называла байско-басмаческая верхушка, не желая воевать, сразу же разбежалась, и Энвер-паша придумал для оставшихся другое занятие. Оставаясь во время боя в тылу, факир-бечора должна была производить для устрашения противника невообразимый шум: кричать, бить в бубны, трубить в карнаи, гикать, свистеть и, поднимая страшную пыль, переезжать большими массами с места на место.

— Ух, — тяжело вздохнул Абдулла, — огонь жажды грызет мою грудь.

— Подожди, не то еще будет, — хмуро сказал Рахим, повернув к брату свое широкое медно-красное лицо, покрытое черными потеками пота. — Сейчас проклятые баи заставят нас глотку драть!

— Вы что, палок захотели? — тихо спросил Ташмурад. Он поднял голову и кивнул на ехавшего впереди курбаши Чары-Есаула, который, насторожив ухо, прислушивался к их разговору.

— А нам не привыкать. На байских палках росли, — понизив голос, заметил Рахим. — Если пересчитать, сколько уже я за свою жизнь получил палок, то у всех моих дедов и прадедов не хватит пальцев на руках и ногах.

— Шариат велит нам быть терпеливыми и подчиняться богатым, — миролюбиво заговорил толстый Абдулла. — За это мы на том свете будем есть сладкий плов и красивейшие девушки будут услаждать нашу райскую жизнь. Это мне читал сам ученый человек, мирза Мумин-бек. Поэтому я терпелив. Хотя… — Он не договорил. На его полном, сразу вдруг побледневшем лице появилось выражение ужаса: впереди ясно послышался сухой треск ружейного выстрела.

Колонна остановилась.

Вытянув шею, Ташмурад видел, как вдали, где в солнечной дымке трепетали тополя кишлака Оби-Дара, рассыпаясь веером по плоскогорью, скакало несколько всадников в разноцветных халатах. Вот под одним из них вздыбилась лошадь, и всадник, опрокинувшись на спину, медленно вывалился из седла.

Позади Ташмурада послышался быстрый конский топот. Юноша оглянулся.

Обгоняя остановившуюся колонну, мчался большой отряд всадников со знаменами и значками.

Впереди скакал Энвер-паша. На нем был френч, бриджи, высокие, шнурованные до колен желтые сапоги с блестящими шпорами и красная турецкая феска. Солнечный луч ярко отсвечивал на его никелированной сабле. Под Энвер-пашой шел ровным галопом, высоко вскидывая передние ноги, белый арабский жеребец с розовыми ноздрями.

Позади него рыжебородый имам вез большое малиновое знамя с вытканным золотом полумесяцем и арабскими письменами. За ним длинной вереницей скакали всадники в красных чалмах. Это была личная гвардия Энвер-паши, состоявшая из восьмисот видавших виды матерых турецких бандитов. За ними, сотрясая землю, мчался на диких, лошадях отряд киргизских баев. Они подбадривали себя визгом и грозным криком: «Ур! Ур! Клыч! Клыч!» Необъезженные жеребцы ржали и рвались, но всадники сдерживали их в рядах. Киргизских баев вел Давлет-Минг-бей, владелец тысячных табунов, тучный великан с непомерно маленькой головкой и толстыми губами. Замыкал колонну принявший магометанство белогвардейский офицер Пименов, маленький невзрачный человек с худым рябоватым лицом. С ним шло несколько сот головорезов, навербованных в кабаках и на базарах Каршей и Кагана.