М Критский - Александр Павлович Кутепов

• Название: Александр Павлович Кутепов
• Автор: М Критский
• Жанр: История

---

Уничтожали большевики и все, то, что напоминало о милосердии и совести.

Священников, совершавших требы для добровольцев, пытали и вешали, в храмах кощунствовали - стены исписывали циничными надписями, иконы растаптывали, алтари обращали в отхожие места, оскверняя священные сосуды.

Разъяренный поток большевизма вырывал с корнями все, что незыблемо стояло веками - веру отцов, быт народа, права человека. Всю Россию захлестнули мутные волны. Казалось, безумство противоборствовать той силе, что опрокинула самые устои бытия. Но уныние и страх добровольцев побуждала их вера. Вера живая жертвенная.

В редкие дни отдыха добровольцы, оставались в тишине, вели между собою сокровенные разговоры.

- Победим ли мы большевиков? - говорил один - не знаю... Иногда меня охватывает большое сомнение... Весь народ обезумел, а нас так немного... И нет у нас обжигающих слов, и мы все, без исключения, виновны во многом... Но свой выбор я сделал...

- Знаешь, о чем я думаю? - Наш народ всегда искал правду жизни и такую правду, которая была бы едина для всего мира, как солнце. Иначе, какая же это правда, если от нее одному горячо, а другому холодно. В этом искании одинакового для всех тепла и сокрыто зерно великого соблазна...

- Большевики это поняли... В своем учении они сулят воплотить на земле всеобщую правду. А проповедование этой правды у них одето в оболочку тех вдохновенных слов, что звучат по всему свету две тысячи лет.

- Большевики призывают объединиться вокруг них пролетариев всех стран зовут к себе всех труждающихся и обремененных. Не отдают предпочтения ни одной расе, ни белой, ни чернокожей - для них несть эллин, ни иудей. Провозглашают войну дворцам, мир хижинам - низложат сильных с престолов и вознесут обездоленных. Последние станут первыми... При своем владычестве уничтожать власть капитала - в их грядущем царствии нет места богатому. Не станет и бедных, ибо все блага будут длиться поровну между всеми - насытятся алчущие и жаждущие. Наконец, снимут проклятие времен - добывать хлеб в поте лица своего. Это чудо сотворят силою бездушных машин.

- Воплотится на земле всемирная правда... А какою ценою? - Надо только поклониться их власти и отречься от воли своей - отказаться сеятелю от всякой свободы в возделывании полей, дабы ни единый колос не был взращен без ведома господина...

- Ведь это то самое великое искушение, которым в пустыне диавол соблазнял Христа - обрати камни в хлеб, поклонись мне, и дам Тебе власть над всеми царствами мира... Спаситель отверг искушение, а Россия не устояла... Пошла за призраком вселенской правды... За призраком Христа...

- Помнишь Блоковское "Двенадцать"? - В Октябрьскую революцию по городу, затаившемуся от страха, идут большевики. Их двенадцать, по числу апостолов.

... Так идут державным шагом

Позади - голодный пес,

Впереди - с кровавым флагом,

И за вьюгой невидим,

И от пули невредим,

Нежной поступью надвьюжной,

Снежной россыпью жемчужной,

В белом венчике из роз

Впереди - Исус Христос.

- А у Матвея сказано: придут под именем Моим и будут говорить - я Христос - и многих прельстят.

- Но я верю и верю всем своим существом - наступит день, и Россия в горести и стенании отвернется от своих обольстителей... Быть может, к этому часу она будет вся истерзанной, поруганной... Но это будет великий день воскресения духа. Россию охватит страшная скорбь и раскаяние. И вот, все теперешние жертвы во имя России будут тогда для нее светлым лучом, за которым она потянется к вечному солнцу, к Источнику жизни и радости...

- Россия замолит у Бога и наши грехи перед нею во имя ее же...

- Да... протянул другой офицер, - а вот я на Великой войне дрался за Россию безо всякой философии, без нее дерусь и на гражданской, а воевать буду до тех пор, пока вместо чортовых букв не станут снова писать Россия. Большевиков ненавижу до остервенения... Но не хочу скрывать, одно мне нравится в них - это то, что в конечном счете они хотят набить морду и прежним нашим врагам, да и союзничкам тоже. Лестно, конечно, ежели Москва, пусть красная, а начнет диктовать свою волю Берлину и Парижу с Лондоном...

Чем дольше воевали добровольцы, тем больше росла их уверенность в освобождение России. Каждая победа давала им радость, но и каждая победа увеличивала тягость на души. В сознании не мирилось, что русскими берутся с боя свои же русские города и села, и что на поле битвы лежат убитые и зарубленные одни только русские люди. Брат на брата... Тяжелым камнем на Добровольческую армию ложились и пленные. Что делать с ними?

У "кочующей армии" тыла но было. Враг беспощаден, и ненависть к нему заливала сердце. После каждого боя взятых в плен коммунистов расстреливали. За редким исключением коммунисты встречали смерть мужественно. Такая смерть вызывала к врагу уважение и даже как бы примирение с ним.

Пленные перед смертью обыкновенно только спрашивали:

- Куда встать лицом?

Однажды в бою окружили красных курсантов. Они сдались. Перед расстрелом их поставили в шеренгу. Один курсант сделал шаг вперед, вытянулся и обратился к офицеру.

- Разрешите нам выкурить по последней папироске?

- Пожалуйста.

Докурили. Снова, вышел курсант:

- Теперь позвольте нам спеть?

- Пойте.

Курсанты запели Интернационал. Закончили пение под треск винтовок.

Мороз подирал по коже добровольцев...

Многие офицеры с внешним спокойствием и даже молодечеством любили рассказывать, как они пленных расстреливали в затылок, с каким шумом летят на несколько саженей черепные коробки, и вдруг смолкали на какой-нибудь подробности. Внезапно потускневший взгляд выдавал все напускное равнодушие...

С глазу на глаз признавались:

- Не сплю по ночам, так и стоят передо мною расстрелянные...

Кутепов знал, что не всякому под силу быть карающим судьею. Он рассказывал:

- Иной офицер и храбрый и владеет собой в боях на редкость, ни одного выстрела зря не сделает, цепи большевиков подпустит под пулемет на несколько шагов и всех срежет, в штыковые атаки ходит бесстрашно, а возьмет в плен комиссара, и все-таки приведет его ко мне, как к своему командиру. Про этого комиссара сами красноармейцы нараскажут, что он только ни вытворял, а офицер спрашивает меня, что делать с пленным...

- Скажешь - расстрелять - и этот же офицер пойдет тогда и выполнить мое приказание. А вот самому взять на себя нравственную ответственность за расстрел не всякий офицер решался - боялся такой ответственности...

- А другой раз, - говорил А. П., - привели ко мне парня. Был он на фронте в германскую войну и вернулся в свой городишко большевиком. Проходу не давал отцу и матери, ругал их буржуями, тащил все из дому. Наконец, выкопал во дворе яму и спихнул туда отца, забросал его землей по горло, стал допрашивать, где запрятаны деньги, и тыкал солдатским сапожищем в лицо своего отца... Даже мать не заступилась за такого сына...

Когда у Добровольческой армии появилась своя территория и тыл, у добровольцев стало иное отношение к пленным, особенно к мобилизованным красноармейцам.

Во время одного боя несколько казаков случайно заскочили в тыл красным, понеслись вдоль полка со свистом и криком - сдавайтесь, рубать не будем! - и полк сдался.

Около штаба полка пленных выстроили в шеренгу. Старший офицер выступил с речью. Он говорил:

- Мы, добровольцы, боремся против большевиков. Предатели и комиссары захватили власть и правят Россией. Посмотрите, что они сделали с русской землей, а мы хотим установить закон и порядок, и пусть сам народ выберет ту власть, какая ему нравится.

- Кто старше 42-х лет, - продолжал офицер, - тот свободен, может идти домой, а кто моложе, пусть поступает в наши ряды и искупить свои прошлые прегрешения.

Новых добровольцев обмундировывали за счет отпускаемых пленных. Вдоль обеих шеренг - отпущенных и мобилизованных - ходил офицер и заставлял обмениваться сапогами, шапками, шинелями - рваными на цельные.

Бывали случаи, когда добровольцы проявляли милосердие даже к коммунистам.

Под самое Рождество был настигнут большевицкий разъезд, и один кавалерист был схвачен. При обыске у него нашли партийный билет. Пленный стоял прямо, руки по швам, и на все вопросы отвечал кратко и точно. Был унтер-офицером старой армии. Его волнение выдавали сухие губы, которые он облизывал, и лихорадочный блеск в глазах. После допроса его увели.

Поручик, допрашивавший пленного, пошел к своему командиру.

- Господин полковник, я только что опросил пленного кавалериста, вот его показания. Сам он коммунист, и у него партийный билет. Что прикажете с ним делать?

- То есть, как что?

- Завтра Рождество Христово... Ведь не расстреливать в такой праздник...

- Ну, делайте, как хотите.

- Отпустить его можно?

- Да на все четыре стороны...

- Слушаюсь.

На другой день поручик велел привести пленного. Два казака с облаженными шашками остались снаружи у дверей хаты.