Митрофан Довнар-Запольский - История Беларуси

• Название: История Беларуси
• Автор: Митрофан Довнар-Запольский
• Издательство: Беларусь
• Жанр: История
• Год: 2003
• ISBN: 985-01-0462-7

Довнар-Запольский Митрофан (1867-1934), беларусский историк, этнограф и экономист, основоположник беларуской национальной историографии. С 1925 г. профессор БГУ, действительный член Института беларуской культуры, председатель его историко-археографической комиссии и сотрудник Госплана БССР. Обвиненный в «нацдемовщине», был вынужден оставить работу и в 1926 г. выехать в Москву. Было заблокировано его избрание академиком АН СССР, осуждена рукопись книги «Гісторыя Беларусі» (была издана только в 1994 г.). В 1919 г. на беларуском и основных европейских языках опубликовал научно-публицистический очерк «Асновы дзяржаўнасці Беларусі». Автор свыше 200 научных трудов по этнографии, социально-экономической и политической истории Беларуси, Летувы, России, Украины, Польши, в т. ч. таких крупных исследований, как «Очерк истории кривицких и дреговицких земель до конца 12 в.» (1891), «Государственное хозяйство Великого Княжества Литовского при Ягеллонах» (1901), «На заре крестьянской свободы» (1911), «Народное хозяйство Беларуси. 1861-1914 гг.» (1926) и др.

---

Но Чацкий и Чарторыйский были слишком сильны для того, чтобы в большинстве случаев иметь возможность преодолеть оппозицию, а русское правительство не разбиралось в положении дела, не понимало, что это ведет к осложнениям и, конечно, не сознавало, что его небрежение давит слабейшие национальности.

§ 4. РАЗМЕРЫ ПОЛОНИЗАЦИИ

Неудивительно поэтому, что полонизация школы и общества делает громадные успехи. Коллонтай был чрезвычайно недоволен Стройновским, потому что при составлении устава последний допустил весьма большую ошибку и не хочет ее исправить; так, положением об университете приходские школы подчинены церквам, в том числе и православным. Эти школы к ужасу Коллонтая «будут содействовать только распространению православия», будут подчеркивать различие между помещиками и крестьянами и препятствовать полонизации. Конечно, Коллонтай утешает себя тем, что помещики не будут устраивать таких школ: «кто, в самом деле, явился бы столько неблагоразумным, чтобы на свою беду давал оружие в руки простому народу и невежественным попам». Даже там, где, казалось бы, уступка необходима в видах политических, и там Чацкий и его друзья готовы были выдерживать чистую линию полонизма. Так, тот же Коллонтай не может простить Стройновскому того обстоятельства, что по уставу университета была введена кафедра русского языка и доказывает, что совсем нет русской литературы, как науки, почему нельзя было вводить кафедры. Коллонтай идет еще дальше. Он настаивает, чтобы Чацкий исхлопотал указ, которым православным священникам разрешалось бы отдавать своих детей в общественные школы, а не в епархиальные. Интересно и то, что Коллонтай в своем проекте «программы приходских школ» не ввел русского языка, потому что, по его словам, народ не пользуется этим языком для учёных целей. В его письме сквозит определенная мысль, что обучение русскому языку белорусского крестьянства затормозит дело полонизации края.

Так далеко и открыто заходили виды полонизаторов и, надо отдать им справедливость, они имели успех. Недаром ксендз Дмоховский писал Коллонтаю: «Ваше замечание касательно настоящего и будущего положения нашей литературы в здешнем крае весьма справедливо. Под русским владычеством открываются прекраснейшие виды, надо только подбирать соответственных людей».

И, действительно, соответственные люди с течением времени составили оплот полонизации, закрепившись в Виленском университете. Не удовлетворявший Чацкого и его сторонников профессор Стройновский лишился места ректора и на его место избран упомянутый уже нами Ян Снядецкий. Хотя уставом была дарована университету свобода выборов, однако Чацкий и Чарторыйский наперед предложили Снядецкому ректорство, и он после многих колебаний согласился его принять. Стройновский был даже удален из университета под благовидным предлогом назначения во второстепенные епископы. Ян Снядецкий, поляк по происхождению, убежденный националист по взглядам, был бесспорно крупным ученым астрономом. Но политические и национальные цели в науке он ставил на первое место. Он был большой знаток и любитель польского языка, одухотворял и поддерживал работу тех ученых, которые трудились над разработкой этого языка. Так, он поддерживал известного филолога Линде в его работах над словарем польского языка и только благодаря его поддержке, его хлопотам о материальной поддержке словаря, вышел в свет этот замечательный труд. С появлением Снядецкого в Вильно прекратилась всякая оппозиция полонизму. При нем немедленно появилась кафедра польского языка и была замещена кафедра русского языка слабым ученым, забаллотированным факультетом, но хорошим националистом (Евсением Словацким). С большой заботливостью отнесся Снядецкий к замещению кафедры польской истории. Он обратил внимание на молодого ученого и предусмотрел в нем и богатые научные дарования, и страстную кипучую натуру, способную отдаться при первой возможности революционной борьбе против России. Это был знаменитый Иоахим Лелевель. Снядецкий ректорствовал до 1813 г., когда оставил свое место в связи со слишком деятельным участием в приеме французов.

Вообще, это был период сильного расцвета польской культуры в пределах нашего края. В 1818 г. в Вильне открывается главное типографское общество для печатания сочинений на польском языке, появляется ряд журналов, ученых обществ. Это был самый видный период в развитии Вильны, как центра польской культуры. Эпоха Лелевеля, Чацкого (ум. в1813 г.), Снядецкого, Осинского и многих других оживила польскую мысль, польскую науку и подготовила эпоху Мицкевича и Сырокомли. Эта эпоха исторгла из Белоруссии многих способнейших ее сынов, забывших о своей национальности под влиянием общего подъема полонизации и отдавших свой ум и способности польской культуре и национальности.

§ 5. ТАЙНЫЕ ОБЩЕСТВА И ПЕРЕМЕНА РУССКОЙ ПОЛИТИКИ

Научный и национальный подъем в Вильне окрашивал жизнь виленских кружков, направление которых получило двоякий характер. В некоторых кружках преобладало настроение морально-философское, в других — революционное, с крайне отрицательным отношением ко всему русскому. Появлялись прокламации и надписи, твердившие о равенстве, вольности, независимости, о смерти тиранам, напоминавшие о конституции 3 мая и т. п. Это было в конце 10-х годов. Впрочем, революционное настроение этого времени, едва ли имело серьезное значение. Гораздо интересней были те кружки и общества, в которых отражались общественные настроения. Первым таким обществом было Общество лучезарных. Это был студенческий кружок, руководимый Томашем Заном. Расследование о нем уже производилось в 1822 г. Это был кружок «друзей полезных увеселений», существовавший с согласия тогдашнего ректора Милевского. По видимому, это студенческое общество не преследовало никаких политических целей. Кроме этого общества существовали и другие, напр. Научное Свислочское общество, общество «Зорян», Общество филаретов, т. е. любителей добродетели и др. Но наряду с этими обществами, объединявшими молодежь, существовало и общество, в котором принимали участие профессура и видные общественные деятели. Это — Общество шубравцев. Членами его издавалось несколько журналов. Это общество в составе своем имело выдающиеся литературные и научные силы Вильны. Судя по его уставу, это общество преследовало цели моральные и общественные. Устав требовал от членов общественных и литературных занятий, участия в изданиях общества, он требовал, чтобы члены общества преследовали различные пороки, [такие], как употребление спиртных напитков, картежную игру, сутяжничество, кичливость. Оно ставило своим правилом бичевать пороки старого шляхетского общества посредством сатиры. Шляхтич в кунтуше и конфедератке, сидящий на лопате и парящий в облаках, был девизом общества и [показывал] его связь с историей родной страны. По примеру всех тогдашних обществ в его уставе была сложная конструкция управления, напоминавшая несколько масонские обряды. Устав общества напоминает аналогичные уставы русского общества Союза добродетели, или же одновременного обоим Петербургского общества Союза благоденствия. Общество шубравцев не преследовало определенных политических целей. В нем сказывался местный, «литовский» патриотизм в противовес польскому течению, так что в Варшаве не вполне были довольны направлением Общества шубравцев. Об этом обществе нам придется еще говорить при обзоре публицистической литературы.

Более определенный националистический характер имело Общество филоматов, основанное тем же студентом Заном. В этом обществе мы, между прочим, видим членами тогдашних студентов Адама Мицкевича, Яна Чечота, Игнатия Домейко и некоторых др. Оно имело, с одной стороны, научный характер, с другой стороны, — стремилось «возвысить благосостояние отечества». Это была научная национальная корпорация. Такой же студенческой корпорацией было и Общество лучезарных. В правилах этого последнего общества был ряд наставлений, призывавших его членов к любви к отечественной земле. Любовь к отечеству долженствовала выражаться в том, чтобы желать доброе своим единоземцам каждого состояния и целому народу, сохранять полезные обычаи отцов, любить и изучать природный язык. Общество разбивалось на кружки по специальности, причем каждый кружок имел определенный цвет. За пределы обычных студенческих корпораций выходит Общество филаретов, основанное тем же неутомимым Заном. В цели общества входило восстановление Польши в ее прежнем блеске. Следовательно, это уже была цель политического характера. Правда, в обрядах этого общества проглядывают обряды масонских лож. С другой стороны, общество носило научный характер, ставило себе целью статистическое изучение края, поддержку школ и т. п. Это общество было одно из самых обширных, так что одних привлеченных к делу было 166 человек.