Прийя Базил - Имбирь и мускат

• Название: Имбирь и мускат
• Автор: Прийя Базил
• Издательство: ООО Издательство "АСТ МОСКВА"
• Жанр: Современная проза
• Год: 2008

Индийская семья, осевшая в Лондоне…

Главой этой семьи можно считать Карама, но ее душой стала жена Карама — Сарна.

Долгие годы хранила она множество семейных тайн — и была при этом столь же изобретательна, как при создании рецептов изысканных индийских блюд, в которых «зашифровывала» свои чувства, свою боль и свою радость.

Ревность и зависть горчат.

Маленькие повседневные неприятности солоны.

Надежды всегда сладки.

Побег мужа? Немножко карри…

Его возвращение? Чуть-чуть сахарной пудры…

У каждого семейного события собственный, неповторимый вкус.

Но однажды Сарна получает известие, которое никак не вписывается в книгу семейных рецептов. Известие, которому суждено навсегда изменить и ее жизнь, и жизнь ее близких…

---

— Я влюбился в тебя, пока мы были женаты.

Он понял, что сказал глупость.

На шее Найны расцвела розовая хризантема.

— Я любил твое лицо, скромную и божественную красоту, глаза. — Он замолчал, глядя, как хризантемы распускаются на ее щеках. — Наш с тобой союз помог мне зажить по-новому. — Оскар рассказал, как начал писать и почему уехал так внезапно. С тех пор он ездил по миру, сочинял книги и статьи, но все равно чувствовал внутри пустоту. — Во всех путешествиях я искал тебя, пытался лучше тебя понять — хотя и не мог быть с тобой.

Найна, сияя букетом чувств, опустила глаза. На ее руки, сложенные на коленях, упала слезинка. Никто прежде не говорил ей таких слов. Даже Притпал, который был с ней добр и ласков. Прямо под грудью, где соединяются ребра, она ощутила укол — самую острую боль в жизни.

«Я ее напугал», — подумал Оскар, увидев, как она поникла. Ему захотелось поцеловать ее шею, там, где нежно выступал позвонок. Зря он так рано признался: они повстречались лишь две недели назад.

Еще одна слеза упала на ее руки.

— Прости, Найна. Я не хотел тебя огорчить. Я…

Она потрясла головой, чтобы он перестал извиняться. Слезы брызнули из ее глаз.

— Не проси прощения.

Оскар взял ее за руку, она не сопротивлялась. Прижал мокрые пальцы к губам и попробовал ее печаль на вкус: соленый соевый соус.

— Я люблю тебя, — сказал он.

Найна не понимала почему. Что в ней можно любить? Она незаконнорожденная, ей сорок лет, и прическа у нее кошмарная. И все же его слова были для нее бесценным даром. Она стала искать в большой черной сумке носовой платок, открывая молнию за молнией, пока наконец не нашла. Вытерев глаза, Найна подумала, что гул в ее голове — звук счастья. Ей тоже было что сказать Оскару. Это слово жило в ней долгие годы, словно бриллиант в оправе кольца.

— Спасибо. — Она и вообразить не могла, что когда-нибудь выразит признательность своему благодетелю. — За то, что женился на мне и подарил надежду на хорошую жизнь.

Оскар сунул руку в карман шорт. Найна посмотрела на его голые ноги. Она не знала ни одного мужчины, который ходил бы в коротких штанах. Вместе с тонкой футболкой они создавали впечатление, будто Оскар сидит рядом с ней голый. Поблекшие цветы на ее лице вспыхнули алым, и она отодвинулась. На дюйм.

— Смотри. — Он раскрыл ладонь и показал ей малахитовый шарик. Найна сразу поняла, что он значит. — Я купил его двадцать лет назад и везде ношу с собой.

Оскар выбрал именно этот шарик из семисот шестидесяти представленных. Найна взяла его и погладила. Да, он действительно был цвета ее глаз… и чего-то еще.

— У мамы такие же сережки, в Кении купила. Она говорит, что это ее любимые, хотя никогда не носит, только держит на своем столике и каждый день рассматривает.

— Значит, мы оба хотим, чтобы частичка тебя всегда была с нами.

— Сарне я не нужна. — Найна постучала шариком по своему аккуратному острому носу, — И никогда не была нужна.

— Нет, была, просто она тоже не могла тебя получить. — Оскар погладил ее по щеке. — И мне ты нужна. Будешь со мной?

— Трехглазое чудище! — Найна скорчила рожицу и прижала малахитовый шарик ко лбу. В больнице она часто смешила детей, когда те плакали. Теперь она сама пыталась отвлечься, чтобы не думать о плохом.

Оскар удивленно рассмеялся. Найна улыбнулась и вернула ему малахит.

— Я холодная, — произнесла она, вместо того чтобы сказать «голодная». — Давай что-нибудь поедим.

Они пошли в пиццерию. Найна попросила добавить в свою пиццу побольше перца и в придачу заказала табаско.

— Найна, ты знаешь, что красный перец вызывает привыкание? Чем больше ты его ешь, тем больше хочешь. Пора уменьшать дозу. — Оскар был поражен, сколько острого она может съесть. Они уже несколько раз обедали вместе, и Найна все время просила добавить чили.

— Даже Притпал так говорил, — захихикала она. Ей нравилась только та еда, от которой жгло язык, а из ушей валил дым. Оскар изумленно наблюдал, как она поедает щедро сдобренную табаско пиццу и при этом спокойно сидит на месте.

Позже, когда они поцеловались, у него во рту все горело. Он сморгнул слезы.

— Я ничего не имею против обжигающей страсти, Найна, но если так будет продолжаться и дальше, скоро от меня останется горстка пепла.

Она спрятала лицо в ладонях и рассмеялась.

32

— Хаи… хаи. Найна… Найна?

Голос матери пробился сквозь ее сон. Пошатываясь, она добрела до выключателя и еще до того, как загорелся свет, догадалась, почему Сарна ее разбудила: тяжелый железистый Мускат ударил в ноздри. У мамы опять случилась катастрофа.

Найна быстро и незаметно, как заправская медсестра, вытащила из-под Сарны грязную простыню и наполовину застелила свежую. Она не могла не отметить, какое дома старое и застиранное белье по сравнению с хрустящим больничным. Ветхое тряпье отказывалось загибаться под матрас. Пытаясь его разгладить, Найна подумала, что простыни своенравны — как их хозяйка.

— Мама, тебе придется ненадолго сесть, пока я не застелю постель, — прошептала она.

— А-а-а-х… — слабо застонала Сарна.

— Всего на одну секундочку. Давай я тебе помогу. — Найна подхватила сбоку, чтобы той было проще подняться.

— Я не могу сидеть. Не могу. — Даже мысль о том, чтобы нагрузить нижнюю часть своего тела, приводила Сарну в ужас. Неделю назад она перенесла очередную операцию.

— Хорошо, хорошо! Просто приподнимись, чтобы я могла подстелить под тебя.

Найна бережно перевернула маму на бок, и уже через несколько секунд та снова легла на место.

Сарна закрыла глаза и облегченно выдохнула. На Найну навалилась смертельная усталость. Вся процедура не заняла у нее и десяти минут, но забрала последние силы. Упав на груду покрывал и одеял на полу, служившую ей постелью, она вновь спросила себя, зачем приехала к Сарне. После смерти Притпала она навешала маму чаще, чем обычно. И хотя каждый раз Найна чувствовала, что нужна ей, уезжала она в расстроенных чувствах: Сарна так ни разу и не произнесла заветных слов «Спасибо, доченька». Нет, она принимала заботу Найны как должное. Даже думала, что та рада подсобить: «Бедная Найна, детей у тебя нет, мужа нет — ты, наверное, чувствуешь себя бесполезной. Хорошо, что ты можешь иногда помогать мне, да? Бывать с семьей?»

Сарне только что сделали операцию от ее «повышенной чувствительности». Она мучилась этим уже много лет — «с тех пор как родила первого ребенка». Неясно, кто считался ее первым ребенком: Найна, Пхулвати или Пьяри, но Найна всегда чувствовала за собой вину. Найна знала, к чему могут привести неправильно принятые роды, и ей было больно при мысли о том, что Сарна разрешалась от бремени в отвратительных условиях. Она часто представляла себе, как ее грубо и торопливо выдирают из материнского чрева, и догадывалась, что мама никому не рассказала о тех родах — ей было стыдно.

Найна имела слабое представление о причинах Сарниного недуга, хотя о его симптомах знала все. Сарна делилась кошмарными подробностями своей болезни только с ней. Это были не только случайные пуки в общественном месте — Сарна давным-давно научилась не стыдясь портить воздух. Бесшумные атаки обонятельного характера позволяли ей сохранять спокойствие где угодно. Все вокруг задерживали дыхание или убегали из комнаты, а Сарна была невозмутима и словно не замечала Муската, ибо «газовый» закон гласит: «Кто ухнул, тот и бухнул». Прочие унижения, которые ей приходилось сносить из-за своей «чувствительности», не замечать было сложно.

— Ты не виновата, мама. Такое бывает и у других женщин, у многих еще хуже, — часто успокаивала ее Найна. Сарна предпочитала мнить себя единственной, на чью долю выпало столь тяжкое испытание.

— Никому не может быть хуже, чем мне! У меня скоро все органы откажут. Сердце, легкие, почки… Только Вахегуру знает, что будет дальше.

Найне так и хотелось спросить: а как же правда? Ей не пришло в голову, что Сарнина хворь и была выражением этой правды. Тело — самая явная улика. Оно выдаст все, чем терзается разум.

Сидя на полу в ту ночь, Найна никак не могла пробудить в себе добрые чувства к Сарне. Она злилась и все равно хотела заслужить любовь собственной матери. Зачем? Всю жизнь она обходилась без нее, так почему сейчас ей понадобилось признание больной женщины?

Сарна издала стон, и глубокая морщина прорезала ее лоб. Было почти пять утра, уже вставало раннее летнее солнце. Оно прокрадывалось в комнату сквозь щель в шторах и дразнило стены желтым шепотом.

— Болеутоляющее можно будет принять через час, — сказала Найна.

— Не строй из себя врача! — отмахнулась Сарна. — От одного часа ничего не изменится.

— Изменится.

— Ох, ты, видно, хочешь, чтоб я страдала!