Мирослава Томанова - Серебряная равнина

• Название: Серебряная равнина
• Автор: Мирослава Томанова
• Издательство: Прогресс
• Жанр: О войне
• Год: 1977

Книга, которую вы открываете, — прежде всего о людях, о все еще не изведанных до конца глубинах человеческого существа, диапазон чувств которого воистину безграничен: от нежной любви до всепоглощающей ненависти, от мучительного страха до поражающего воображение героизма и самоотверженности. Вы встретитесь на страницах этой книги с мужчинами и женщинами в солдатских шинелях, которые, повинуясь законам войны, идут вместе, плечо к плечу, долгие месяцы и даже годы. Вы будете следить, как с каждым днем становятся все более сложными их взаимоотношения, отражающие бесконечные оттенки их характеров и душ.

---

— Нет.

Офицер идет воевать в гражданской одежде, без оружия! Эта картина в представлении русских никак не вязалась с отправкой на фронт.

Ефимыч вскипел:

— У вас же было самое современное оружие. Вы могли вооружить около пятидесяти дивизий! Только винтовок у вас немцы, говорят, отобрали миллион. А сами потом идете на войну с кухонным ножом?

— Что же оставалось делать? — пожал Станек плечами.

— Вы ушли сражаться без шинели, без винтовки. Это верно, но безоружными вы не были. Вы, Георгий, и все свободовцы были вооружены иначе. — Беляев повысил голос — И лучше. Вы покинули семьи. Вы шли навстречу неизвестности. Для этого нужна была огромная решимость! И иметь ее было важнее, чем автомат.

Ефимыч одобрительно закивал. Варвара, склонившись над шинелью Станека, задумчиво покачивала головой. Андрей Максимович правильно сказал: огромная решимость важнее автомата. На глаза навернулись слезы. Вспомнила родной дом: да, не каждый решится на такое.

— Ну уж оружие-то настоящий солдат себе раздобудет, правда ведь, товарищ старший лейтенант? — сказал Ефимыч.

Налили еще. Выпили и продолжали разговор.

— Военная профессия, — заметил Станек, — в самом деле не была моим идеалом. Никогда! У меня была другая страсть — музыка.

— Музыка? — так и подскочил Беляев.

— Да.

Как и предсказывал Ефимыч, из ненависти родилась любовь. Особенно теперь, когда выяснилось, что Станека и Беляева связывает не только общая фронтовая судьба. Тут уж беседы стало мало. Беляев запел — арию Онегина. От густого баритона Беляева землянка, казалось, вот-вот рассыплется. Висевшая над койкой каска задребезжала. Все вздрогнули и невольно посмотрели на перекрытия.

Ария неожиданно оборвалась — Беляев увидел во входном проеме землянки капитана.

Беляев и Федоров были односельчанами — оба владимирские. До войны их пути разошлись: Беляев очутился на сцене Ленинградской оперы, Дмитрий — в Горьком, где стал конструктором судовых двигателей. И вот война свела их снова. Бок о бок прошли они сквозь нелегкие бои, и давняя дружба их стала еще крепче. Но сегодня Беляев был огорчен поведением друга. Почему так неприветлив и даже резок был он с чехом?

— Что с тобой, Дмитрий? — Беляев потянул командира к Станеку. — Выпей с нами.

Дмитрий поднял на Беляева воспаленные глаза.

— Пейте сами! Не обращайте на меня внимания!

Беляев не уступал.

— Слышал бы ты, что он нам говорил. Этот человек музыкант, а сейчас вот воюет. Понимаешь, что это значит? Он — патриот! Я преклоняюсь перед ним. — Беляев протянул капитану флягу.

— Не хочу! — отрезал Дмитрий.

Станек встал.

— Я мог бы, товарищ капитан, — его голос звучал так же резко, — попросить у вас объяснения?

Федоров медленно обвел взглядом всех своих, потом тяжело посмотрел на Станека.

— Извините, но я ничего объяснять не буду! Варвара сказала:

— А надо бы, товарищ капитан!

— Ты-то помолчи! — напустился на нее капитан. — Я в советах такой женщины, как ты, не нуждаюсь. Сам знаю, что делать! Фронт — это не базар, где можно болтать о чем угодно.

Станек, не глядя на капитана, взял у Варвары шинель и направился к выходу.

Ефимыч на прощанье обнял его и расцеловал в обе щеки:

— Приходите к нам еще!

Когда Станек ушел, старик покосился на капитана и, словно извиняясь за теплое прощание с чехом, пробормотал:

— Они идут вместе с нами на Киев.

— Иных на аркане на фронт не затащишь, — сказала Варвара, — а этот пошел сам, по своей воле. Вот каким должен быть настоящий мужчина.

— И откуда у тебя такие речи? — спросил капитан с усмешкой.

— Отсюда! — Она приложила руку к груди. — Отсюда! Сердце мне подсказывает…

— Эх, отзывчивое же у тебя сердце, Варвара! — сказал капитан, поморщившись. — Если слушать только его, то знаешь, куда это приведет?!

Варвара вскинула голову, увенчанную тяжелой косой:

— Что вы меня все время черните! Что вы обо мне знаете?

— Знаю достаточно! Позоришь роту. Замужняя женщина, а сама со своим Петром Петровичем…

Варвара стиснула маленькие кулачки:

— Вам… вам следовало бы быть тактичнее по отношению ко мне. И к этому чеху тоже!

3

Станек сунул в полевую сумку выписки из плана связи, таблицы с позывными знаками и паролями и прочую документацию. Он решил не посылать все это, как обычно, со связным, а лично передать капитану Галиржу. Хотелось, кстати, взглянуть на нового помощника Галиржа, поручика Оту Вокроуглицкого, который только сегодня прибыл сюда через Москву из Англии.

Галирж и Вокроуглицкий были знакомы еще в Лондоне. Холостяк поручик бывал частым гостем в семье тестя Галиржа, до оккупации военного атташе, а теперь крупного работника министерства обороны, которое вместе с президентом Бенешем и правительством находилось в эмиграции в Лондоне.

Исключительность положения чехословацких соединений во время войны определялась, помимо всего прочего, тем обстоятельством, что в Англии был избыток офицеров и нехватка рядового состава, а на востоке наоборот.

Чехословацкое правительство в Лондоне с самого начала крайне неприязненно относилось к идее создания чехословацкого соединения на Востоке. Дав наконец после длительных переговоров на это согласие, оно всячески препятствовало введению свободовцев в боевые действия, желая видеть это соединение лишь символическим.

Но с конца 1943 года правительство стало менять свое отношение к свободовцам и охотно шло навстречу их просьбам переправить на Восток офицеров, которых в начале войны стремилось сконцентрировать в Лондоне. Правительству было важно усилить соединение Свободы и одновременно укрепить свое влияние в нем.

Тесть Галиржа еще с прошлой войны знал, что офицеры, служившие тогда в легионах, после возвращения на родину назначались на командные посты в армии. Посты эти делились пропорционально между легионерами, сражавшимися в России, Франции и Италии. Но после нынешней войны таких расчетов, разумеется, не будет, ведь, кроме летчиков, все чехословацкие части в Англии бездействуют, в то время как свободовцы покрывают себя славой героев. Вот почему тесть Галиржа включил для столь деликатной миссии в число первых своего зятя. Галирж, хотя и неохотно расставался с молодой женой и маленьким сыном, смекнул, что другого такого случая не представится.

Поручик Вокроуглицкий, офицер чехословацкого авиаполка, включенного в состав королевских военно-воздушных сил Великобритании, охранял реки Альбиона и уже сбил несколько самолетов противника. Но вскоре ему пришлось совершить вынужденную посадку, и в результате — сотрясение мозга, повреждение евстахиевой трубы, потеря чувства равновесия, летать он уже не мог. После лечения в госпитале его перевели в наземные войска. Вокроуглицкий был разочарован: ему оставалось лишь наблюдать за войной в Европе с острова его величества. Вокроуглицкий подал прошение о переводе на Восток. Он окончил курсы разведчиков и поступил в распоряжение своего приятеля Галиржа.

Разведотдел, как и все службы бригады, обитал под землей. Желтое пламя керосиновой лампы освещало столик с разложенными на нем картами. Капитан Галирж рассматривал нарисованную от руки разведсхему и синим карандашом аккуратно переносил с нее на карту расположение вражеских позиций. С видимым удовольствием он орудовал командирской линейкой, обводил кружками и овалами вражеские цели.

— Ты правильно решил, Ота, — сказал Галирж. — Знаешь ведь, как смотрят на нас за границей: чехи — капитулянты, без единого выстрела согнули спину перед Гитлером. А кто теперь поднимает престиж нашего народа в глазах всего мира? Чешский авиаполк в Англии и свободовцы здесь, на восточном фронте. Пусть нас совсем мало, но мы позаботимся о престиже. Я рад, что ты приехал.

— Не вечно же мне нюхать в Англии казарменную вонь и до хрипоты орать на солдат. Я хочу сражаться на передовой!

— Передовая? Ну, для тебя этого мало. Разведка во вражескому тылу — вот твоя задача!

— Эх, мне бы теперь мой самолет. Сколько раз на дню я вспоминаю его! И всякий раз чувствую себя так, словно глотнул какого-то дерьма: внутри все горит, голова трещит, раскалывается…

— Я понимаю тебя. Тому, кто летал, на земле неуютно.

Во время разговора Галирж ни на секунду не прекращал работы. Вокроуглицкий наклонился над картой, восхищенно глядя на работу приятеля. «Джони хоть и педант, — подумал он, — но молодец. Здесь он, наверное, величина. Я могу себя поздравить, что попал в его отдел». Вокроуглицкий протянул Галиржу пачку знаменитых сигарет «Pall Маll» и постучал пальцем по коробке, на которой два льва с коронами на головах держали в пасти овальный щит с надписью «Per aspera ad astra»[6].

— К звездам… хороший девиз, — улыбнулся едва заметно Галирж, вычерчивая синие дужки, ощетинившиеся на пути наступления бригады. Затянувшись, добавил раздумчиво: — Промедли мы еще немного, и все сражения тут были бы закончены и выиграны без меня и тебя. Ты принял правильное решение, Ота, — похвалил он еще раз приятеля. — Ты поднялся уже довольно высоко…