Тони Барлам - Деревянный ключ

• Название: Деревянный ключ
• Автор: Тони Барлам
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-17-064502-2, 978-5-271-26463-4

Данциг в канун Второй мировой. В холостяцкую квартиру врача и музыканта Мартина Гольдшлюсселя приходит прекрасная незнакомка и падает без чувств, помешав Мартину и двум его необычным друзьям вовремя покинуть предвоенный город. Когда же спецслужбы начинают охоту на загадочную троицу, выясняется, что новая неизвестная появилась в и без того сложном уравнении отнюдь не случайно; ну а с какой целью — невозможно понять без глубокого погружения в древние и невероятные тайны.

Сотканный из общеизвестных сказок и старинных манускриптов хитроумный сюжетный холст скрывает за собой потайной ход, ведущий читателя через мир еврейской мистики, крестовых походов, византийской эротики, античной магии и далее — к истокам Большого Текста.

---

Но Тара поняла его превратно и холодно произнесла, сузив глаза:

— Что, Андромеда на поверку оказалась шлюхой?

Грубое, базарное слово, вырвавшееся из уст нежной девы, болезненно хлестнуло Марко, но вывело его тем самым из оцепенения. Тара же продолжала, саркастически усмехаясь:

— И свою христианскую душу ты загубил напрасно, и дружка зря прикончил? Пусть бы себе тешился, раз я нечестная девушка, да? Только будь я честна, этот вонючий сатир меня в клочья бы изорвал своим пестом! Да по его глазам видно было, что он только того и желал!..

— Ты не поняла меня, Тара! — перебил ее филиппику Марко. — Я вовсе не скорблю о содеянном! Просто я до сего дня никогда не был рукой Судьбы. Но я поражен услышанным — как такая прекрасная девушка могла предаваться блуду за мзду, да еще и со многими похотливцами одновременно?

— Им не вино давала я, а отстой! — ответила Тара.

— Я знаю, то слова гетеры Фрины.{22} Но она-то была язычница!

— А ты на удивление образованный варвар! Но с чего ты решил, что я христианка? Да и любила я по-настоящему только Луку. Это был удивительный мужчина, ученый и воин. Твой подлый дружок поразил его в спину.

— Перестань! Николо никогда не был моим другом. И я сожалею о твоем возлюбленном. Но ты сказала, что не христианка. Тогда кто? Иудейка? Мусульманка?

Тара отрицательно качнула остриженной головой:

— Расскажу потом, если удастся унести отсюда ноги до того, как заявятся твои доблестные соратники. — Она с трудом поднялась с кровати и охнула.

— Что, так больно? — участливо поинтересовался Марко, подавая ей руку.

— Сядь на кол и узнаешь, как именно! — огрызнулась Тара. — Без помощи мне не обойтись, так что тебе придется идти со мной.

— Да мне и некуда больше идти, наверное, — задумчиво проговорил Марко.

— Вот и ладно. Вон в той нише есть мужская одежда. Выбери франкскую и принеси. Пожалуйста!

Облачившись в мужское платье и даже перепоясавшись мечом, Тара стала похожа на хорошенького оруженосца, вроде тех, которых любили держать при себе иные воинственные епископы.

— Плащ придется позаимствовать у твоего… — Тара запнулась. — Твоего бывшего союзника. В этом доме есть потайной ход. Подождем, пока франки заполонят город, а ждать, я боюсь, придется недолго, выйдем и смешаемся с толпой. Так будет проще добраться туда, куда нам надо.

— Нам? — переспросил Марко.

— А ты до сих пор полагаешь, что оказался здесь случайно? — Тара приподняла бровь. — Пойдем-ка вниз. Там есть еда и вино. Дай мне руку. Занятно, ты пахнешь совсем не как латинянин. Но и не как ромей.

— А как?

— Как ангел. Но грязный. Которому не помешает помыться. Да и мне тоже, после всего этого… Слуги разбежались, поэтому разжигать огонь и носить воду придется тебе. А пока что расскажи, где ты научился индийской защите?

— Уфф… На сегодня хватит, пожалуй.

— То есть, как это? Я протестую! На самом интересном!

— Продолжение завтра!

— Завтра, завтра, не сегодня — так лентяи говорят!

— Нет, я решительно более не в состоянии лежать в постели с восхитительной женщиной, рассказывать сказки и одновременно сдерживать свое звериное начало! Это какая-то «Тысяча и одна ночь» наоборот получается. Я прекращаю дозволенные речи!

— Так вот почему ты наговорил непристойностей! А я — то наивно полагала, что это необходимая часть повествования!

— Конечно, необходимая. К тому же, как отметил один мой знакомый писатель, кстати, русский, немножко эротики в серьезном тексте никогда не помешает. Это бодрит уснувшего было читателя.

— Неправда, я не спала, а просто закрыла глаза! И все время, кстати, чувствовала это твое… звериное. Скажи, только честно, а ты бы возбудился, если бы увидел меня, ну… как эту Тару?

— Разумеется, ведь это естественная реакция подкорки головного мозга. Мы, мужчины, в этом смысле весьма примитивно устроены. Другое дело, что приходится сдерживать свои порывы, ведь тем люди и отличаются от животных, что имеют возможность противостоять своим первобытным инстинктам. Жалко, что мало кто этой возможностью пользуется…

— Знаешь, в твоем рассказе меня многое удивило. Я не предполагала, например, что в Константинополе, где находилась тысяча церквей и все ходили замотанные в материю с головы до пят, бытовали такие разнузданные нравы. То, что ты описал, скорее, похоже на Древний Рим в эпоху упадка.

— Знать предавалась разврату во все времена. А чем сильнее религиозные ограничения, тем больше соблазна их нарушить.

— Ну, допустим. Но эта… куртизанка! Сперва убила троих, потеряла любимого человека, была изнасилована, а после как ни в чем не бывало чуть ли не заигрывает с Марко! Таких женщин не бывает! Даже в России.

— Видишь ли, эта Тара существовала на самом деле и была необыкновенной женщиной. И моей пра — восемь раз — прабабушкой. Но об этом ты узнаешь завтра.

— Ты же говорил, что это семейная легенда! А теперь выходит, что это быль?

— У каждой легенды есть реальные корни. У этой — манускрипт тринадцатого века, история, записанная со слов Марко его сыном. Я лишь по мере сил беллетризировал ее и допускаю, что погрешил против истины в мелких, несущественных деталях. Я ведь не специалист по медиевистике и не глубокий знаток византийских реалий.

— Да-да, ты сказал, что он вошел в триклиний, в котором был бассейн, а это помещение, насколько я помню, называлось атрием.

— Нет, в Византии это слово стало означать просто парадный зал. Но это все совершенно неважно.

— А что важно?

— То, что ты тоже необыкновенная женщина. И поэтому во мне опять пробуждается животное!

— Какое именно? Кролик?

— Молчи…

— Ты спишь?

— Да. И вижу сны. А ты?

— Не могу. Я счастлива. Впервые за много лет. Может быть, и вовсе впервые.

— Не надо плакать.

— Это не слезы. Это ночная роса. Ничего. Обними меня. Крепко-крепко.

— Вот так?

— Да. Чтобы мое счастье было между нами и не могло убежать.

— Все убегает.

— Да, но знаешь, я даже поверила словам Шоно. Что у меня будет долгая жизнь.

— Шоно зря не скажет.

— Но ты ведь будешь со мной? Зачем мне долгая жизнь без тебя?

— Очень постараюсь. Я ведь тоже заинтересованная сторона.

— Я тебе тоже почему-то верю. Хотя у тебя и лукавые глаза.

— Хочешь молчать или разговаривать?

— Разговаривать. Сейчас мне кажется, что я никогда в жизни не разговаривала. А о чем?

— О чем хочешь. Расскажи, почему тебя так удивила моя фамилия.

— О, это очень забавно! Один русский писатель — ссылаться на разных русских писателей уже становится доброй традицией наших с тобой бесед — написал детскую сказку «Золотой ключик». Я читала ее… своему сыну. Так вот, помимо того, что название сказки звучит почти так же, как твоя выдуманная фамилия, еще и одного персонажа зовут Карабас Барабас. Суди сам — могла ли я не удивиться такому двойному совпадению?

— О чем эта сказка?

— О приключениях деревянного человечка. Что-то вроде «Пиноккио», но гораздо веселее и без скучной морали. Почему ты вскочил?

— Кажется, мы с тобой ссылались не на разных, а на одного и того же писателя. Как зовут твоего?

— Толстой. Но не тот, который с бородой, как метла, Лёв…

— Знаю, знаю! Это он! Черт побери, теперь все стало ясно! Шоно был прав, как всегда, нет, как никогда!..

— Да что случилось-то? Отчего ты так разволновался?

— Оттого, что это вовсе не совпадение! Нет! Ты должна мне все рассказать!

— Что именно, дорогой?

— Все, что тебе известно про этого человека и его сказку. Ты хорошо ее помнишь?

— Думаю, да… Ну, то есть, более или менее. Ты уверен, что дело не терпит отлагательств? День был такой… насыщенный, я устала.

— Нет, прошу тебя, сейчас! Хотя бы в общих чертах, и главное — чем она отличается от «Пиноккио»!

— Боже, какая ажитация! Можно подумать, это вопрос жизни и смерти!

— Да, это вопрос жизни и смерти! Я тебе потом все объясню. Но сперва мне надо узнать как можно больше о сказке. Не показалось ли тебе что-нибудь в ней странным. Итак?

— Итак… Кое-что и вправду показалось. Но я не придала особого значения. Моя сестра Катя работала редактором в издательстве детской литературы. Она говорила, что у Толстого был договор о переводе «Пиноккио», но он все никак не сдавал рукопись. Вскоре речь зашла уже не о переводе, а о создании сказки по мотивам, но дело опять не двигалось, а зимой тридцать четвертого у него случился очень тяжелый инфаркт. Толстой забросил серьезную работу и написал-таки сказку. Это удивительно, так как в тот момент он был почти при смерти.

— Это-то как раз не удивительно. Что еще?

— Еще? Не знаю… Ну, разве что предисловие, в котором Толстой объяснял читателям, что он в детстве читал сказку Коллоди, пересказывал ее другим детям, каждый раз прибавляя что-то от себя, пока она не превратилась в его собственную. Но он взялся за свою книгу во вполне зрелом возрасте, к тому же я точно знаю, что первый перевод на русский был сделан никак не раньше тысяча девятьсот восьмого года, когда Толстой уже не был ребенком. Конечно, возможно, что он читал в оригинале…