Георгий Иванов - Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

• Название: Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов
• Автор: Георгий Иванов
• Издательство: Издательский дом "Петрополис"
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-9676-0237-5

---

Дальше. Письмо Жоржа. С ним есть некоторые сложности. Мих. Мих. всем этим несколько обеспокоился, он не любит таких переписок из двух углов. И как Соломон все взял на свой суд. Своею собственной рукой [854] он удалил все грубые и нехорошие слова из письма рыжих (недобросовестные, честнее и пр., заменив их парламентарными). Но и у Жоржа удалил некоторые красоты. Мне было жалко тех красот — пусть то Федот — да он не тот... Но ничего я, маленький человек, тут поделать не мог и не могу. Но в общем — картина получится для Вас вполне успокоительная. Их письмо — превращено в корректное. А Вы подробно и обстоятельно отвечаете. Таким образом, то, чего хотели рыжие — обосрать — (ах, простите! я, кажется, хотел сказать что-то не то) — не вышло. Во-первых, они не ждали, не гадали — что будет Ваш ответ (тут уж маленький человек — дер клейне Ман* — постарался! — поцалуем его все вместе за это усердие!), — а он есть, и все дело обмердированья[855] — кончилось одним пуком — фальшивым и никуда негодным, как у Ильязд-Зданевича.[856]

Далее. Далее пойдут жестокие слова. Вы спрашиваете, делает ли ч<то>-н<ибудь> М. М. в смысле помощи Вам? Что же может сделать М. М. после того, что он уже для Вас сделал? Ведь он перешел все границы возможного — он из Юм. Фонда — вам выхватил такую уйму — под всякими предлогами — что бо<дальше наискосок обрезан нижний край страницы. — Публ.> ни хотел — он ничего там не может <...> такой некий лист подписной среди братьев литераторов. Думаю, что дол<ларов> около ста (хотя не уверен) собрать можно бы было. Я бы за это взялся, но сейчас, конечно, не сезон в том смысле, что все разъезжаются, наступила жара — и такие цветы в таких обстоятельствах не цветут. Их надо разводить с осени, как люди съедутся. Если Вы в принципе не против подписного листа (почем я знаю! может быть, Вы скажете — к черту листы! хоть на литейном заводе служить! хоть с тяжелой киркой![857] но листов — не позволяю, не одобряю, не желаю!) — но вот если в принципе не против — то я могу это проделать с осени. Ну, в сентябре будет сказано, что поэт заболел, поэт в тяжелом положении — и дальше известная формула Блока по отношению к Кузмину — «надо спасти поэта».[858] Кстати. Федин мне много рассказывал про жену Мандельштама, [859] она страшно была энергичная, и всегда приходила к нему вот именно с этой классической формулой, и Федин боялся ее в этом смысле как огня. Читая Ваше письмо, вспомнил я и о другом. Как Федин и Илья Груздев [860] рассказывали, как Мандельштам в Госиздат продал (и не раз!) чужие прозаические переводы, совершенно кошмарного стиля и языка.[861] Манд<ельштам> этим был знаменит. О нем ходили всякие анекдоты на эту тему. Если бы Фил<иппов> (он же Филистинский, но он же не Филиппов и не Филистинский, а как сказал мне знавший его ленинградец — Эрдени [862]) был литературным человеком — он бы знал, но он был в Лен<инграде> вне литературы, ничего сего знать не мог. Кстати, в конце двадцатых годов этот Фил-Филис-Эрдени выпустил сборник стихов под названием «Мусор слов».[863] И Корней Чук<овский> в «Красной газете» написал убийственный отзыв о том, что мы вполне можем согласиться с автором — что это мусор слов.[864] Обычно о таком языке говорят, что он дубовый, суконный, но нам жаль дуба и сукна, это именно — мусор слов, и пр. На этом литер<атурная> карьера этого типа там и окончилась. Ну, вот, думаю, что на все вопросы я ответил. Да, посылка к Вам ушла уже <дальше обрезан нижний край страницы. — Публ.>

* Der kleine Mann(нем.) — маленький человек.

117. Георгий Иванов - Роману Гулю. 9 июля 1956. Йер.

<9 июля 1956. Почтовый штемпель Йера на конверте>

Дорогой Роман Борисович*,

Две недели собирался Вам ответить и все не мог Это результат «лечения», которому я подвергся. Меня, как здешний эскулап выражается, «спасли», но ценой того, что я стал идиотом. Этому лечению сопротивлялись все настоящие доктора, до того меня пользовавшие, и были правы — результат налицо. Но выбора не было. И не будем об этом говорить.

Не могу — уж простите — попасть в тон нашей прошлой остроумной переписки — все мои умственные способности закрылись или, м. б., навсегда прекратились... Я веду гнусное растительное существование и, по-видимому, обречен вести.

Все-таки очень хочу, чтобы Новый Журнал издал мою книгу. Пожалуйста, напишите подробно как и что. Какого размера книгу желали бы и могли бы Вы издать. Я бы хотел, чтобы это были стихи 1946-1956. Т. е. период «Дневников» с приложением избранного из «Портрета без сходства». Я многое выброшу из «Дневника», но все-таки наберется стихотворений 85-100. В таком виде это доставило бы мне удовлетворение. Конечно, все равно, если по соображениям экономии печатать стихи вплотную, как объявления о кухарках- «Кипарисовый Ларец» [865] — не мне чета — был именно так напечатан. Я думаю, хорошо было бы, если бы Вы — именно Вы — написали несколько слов — как член редакции, почему Вы меня издаете, — т. е. на мое место, дающее мне это право. Что касается «гонорара» — то известное количество экземпляров, которое Вы мне дадите, я все-таки распространю с «рисунками автора» в качестве «люкс». Ну и будут разные статьи, и это, конечно, может, принесет какие-нибудь подачки.** Что касается до оплаты расходов по изданию, то, думаю, что по нормальной цене книжка довольно хорошо разойдется, т. к. меня, т. е. стихи мои, постоянно требуют, но все давно под метелку продано. Но если делать, то нельзя ли это сделать быстро, ведь и быстро будет обычная канитель. Ну напишите, дорогой Роман Борисович - Вам виднее, а мне труднее писать.

Конечно — сбор так сбор. Я не в таком положении, чтобы чего бы то ни было «не желать». У меня нет денег абсолютно и даже на лимонад, единственный доступный мне напиток, нет.

Насчет письма рыжих — я разделяю мнение М. М. насчет такой «переписки». Это хамская Чухлома [866] — отвечать на рецензии. Но я-то при чем — раз Вы печатаете их блевотину, должен я ответить. Диктовать ответ мне, при моем состоянии, была сущая мука. Что их хамские штучки сократили — очень рад. Но, надеюсь, не обкорнали меня до их уровня. Впрочем, мне все равно. Все все равно. Это скверное ощущение, понимаю. Но делать нечего.

Когда должен быть у Вас отрывок Одоевцевой? Пожалуйста, напишите. Она переводит вяло, т. к. извелась и продолжает изводиться по мне. Но, конечно, переведет к сроку, ведь это и, все-таки, деньги, которых абсолютно нет. Напишите, пожалуйста, точно и не задерживая. И еще такую массу бумаги придется посылать par avion!

Меня все-таки как-то загробно утешает мысль, что Вы издадите мой сборник. И что это не «Рифма» и не какое-нибудь «Содружество поэтов»,[867] а Н. Ж. Ну, раз сбор в мою пользу можно делать только в сентябре, то что ж об этом говорить. Вот Вам и первый поэт: м. б., удастся набрать сто долларов. А какое-нибудь Бездарное поколение, на тупую книжку Варшавского (первую)[868]собрало здесь чистоганом полмильона. А увековечение памяти Лебедева![869] А Адамович!

Ну, о Адамовиче прийдется отложить «на завтра на потом на послезавтра — на когда умрем».[870] Где уж мне писать, хотя хотел бы и Вас развлечь и самому малость очиститься перед потомством. Адамович, кстати, благоденствует. Налгав, что он «окончил Петербургский университет», он, как Вы знаете, шикарно устроился (не зная ни бе ни ме по-английски) в Манчестерском.[871]Переводит по черной бирже денежки во Францию, держит квартиру в Париже, а с июня по сентябрь пирует на Ривьере. И все с него как с гуся вода. Статья его о Блоке бездарна. А «Моцарт» Маркова, на который он набросился, [872] по-моему, очаровательная штука. Вообще поддержите Маркова — не давайте его на съедение «общественности», которую он, м. б., и глупо, но по благородной невинности (против течения) оскорбил. И Вишняк, Ваш друг, секретарь Учр<едительного> собр<ания,> старая жопа: ему-то чем гордиться![873] Дорогой Роман Борисович, боюсь, что написал Вам черт знает что и как. Ответьте мне все-таки так же остроумно и блестяще как обычно — я повеселюсь и порадуюсь. Когда Вы поедете в деревню? Спасибо за посылку, которой еще не получил. И вообще спасибо. И. В. Вам и Ольге Андреевне нежно кланяется. Не забудьте сообщить сроки. И не обессудьте. Ваш

Г. И.

* ««Борисович» вписано над зачеркнутым «Григорьевич» и рядом приписано:> «Извините. Есть и Роман Григорьевич. Не могу переписывать. Извините».

** «Приписка на полях:> «Здешние "Русская мысль" и "Русское Воскресение" обещают бум и рекламу».[874]

118. Роман Гуль — Ирине Одоевцевой и Георгию Иванову. 10 июля 1956. Нью-Йорк.

10 июля 1956

Дорогие Ирина Владимировна и Георгий Владимирович,

Весьма обеспокоен Вашим глубоким молчанием. Послал Вам уже очень давно обстоятельное письмо по всем вопросам. От Вас — ничего. Здоров ли Г. В.? Прошу написать очень. В частности, как я писал, в этом номере, который выходит на днях (у переплетчика), идет и отрывок из романа, и стих. А также, конечно, ответ рыжим мерзавцам. Ответ оч<ень> хорош. И, м. 6., даже выиграл после того, как М. М. кое-что в нем устранил. Во всяком случае он играет как веселый бриллиант по сравнению с глупой серостью булыжника рыжих. Но из их произведения изъято решительно все неприятное: «недобросовестное», «честнее бы было» и пр. Так что вместо нок-аута с их стороны получился нок-аут им по зубам. Я до 4-го (даже вернее до 3-го) августа — тут, в Нью Иорке. А потом три недели в Питерсхэм.