Яков Гордин - Три войны Бенито Хуареса

• Название: Три войны Бенито Хуареса
• Автор: Яков Гордин
• Издательство: Политиздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1984

Перу Якова Гордина принадлежат повести о Северной войне — «Пусть каждый исполнит свой долг», о декабристах — «После восстания», о гибели Пушкина, о Толстом, о первом русском историке Татищеве. Ленинградскими театрами поставлено несколько пьес писателя на исторические темы.

Новая повесть Я. Гордина «Три войны Бенито Хуареса» рассказывает о судьбе национального героя Мексики, возглавившего в середине XIX века борьбу патриотов с реакционными и своекорыстными генералами и церковниками, а затем и с французскими интервентами.

Экономические кризисы, контрреволюционные мятежи, угроза иностранного вторжения, слабость и отступничество вчерашних союзников — ничто не могло сломить волю Хуареса, индейца из горного селения, ставшего вождем мексиканского народа, мудрым и дальновидным политиком.

---

Он снова махнул рукой и внезапно встрепенулся, зрячими глазами быстро взглянул на Гладкого.

— Так вот, себе же противореча… Вы, сколь я знаю, Мексику изучаете? Я статьи ваши читал… И, знаете, удивился. Как это вы о мексиканских древностях пишете, а в Мексике не бывали. И вот что я вам скажу, Андрей Андреич, самое вам время попутешествовать. Письмецо я вынул, это так, но вами и помимо него интересуются… Отчего бы вам и не отправиться?.. Тем более у вас ведь…

Он постучал себя пальцем по груди.

Гладкой снова ощутил холод на лице. «Вот так поворот…»

— Мне рано по моим занятиям в Мексику, — сказал он, внимательно глядя на Неплюева, разглаживающего двумя пальцами усы. — Я рассчитывал года через два…

— Через два! Как знать, что тут через два года будет? Да ежели что интересное приключится, так ведь и вернуться можно? При нынешних средствах сообщения — месяц-другой, и дома… А кроме того, скажу вам прямо: начнись тут что, мы с вами не понадобимся. В такие времена в России решительные люди действуют, а не рассуждатели вроде нас. Решительные люди, Андрей Андреич, от коих в России все зло! Так что — поезжайте спокойно. А здесь вам покою не будет, да и здоровье — тоже дело не последнее…

Он встал. Измученное желтое лицо, глаза безумные, вспыхивающие…

— Не провожайте меня… Авось больше не встретимся.

И быстро вышел.

Гладкой дернулся было за ним, но остановился, взял со стола письмо, но смотреть не стал.

«Как все это понимать? Сам ли приходил? Или послан? И зачем? Можно было бы на безумие свалить — запил, говорит! — да письмо-то, вот оно… Есть во всем этом смысл, есть! Но какой? Решительные люди… Не знаю, как на нашей благословенной родине, а в Мексике нынче, если по газетам судить, в решительных людях недостатка нет…»

Он услышал, как захлопнулась дверь на лестницу. Сидеть за столом не хотелось, гость растревожил его.

Через полчаса он вышел в тяжелой шубе и шапке на улицу — солнце и сверкающая снежная белизна ослепили его. Красноватое от холода солнце, блеклая голубизна неба, толстый молочный иней на деревьях, часто переблескивающий, извозчичья лошадь с седой мордой, фыркающая серым выпуклым паром, — все было уютным и родным. Он медленно шел, стараясь не разжимать губ, чтобы не впускать в горло холод.

«А в Мексике небось жара… жара… зной…»

ЗАГОВОРЩИК НЕ МОЖЕТ БЫТЬ ПОЛИТИКОМ

Комонфорт был чрезвычайно возбужден.

— Это выпад против меня! — говорил он, сжимая в огромной ладони крест старинного темного серебра, подарок матери, который он всегда держал на столе.

Хуарес сидел, положив ногу на ногу.

— Не нужно быть излишне подозрительным, Игнасио. В конституционном государстве запросы законодательного собрания — обычная вещь. Положение действительно ухудшилось после мятежа генерала Кобоса в Оахаке. Потребуй дополнительных полномочий. Мы сумеем объяснить депутатам, что в такой момент у президента должны быть свободные руки…

Он посмотрел на руки Комонфорта, нервно играющие серебряным крестом, и брови его поднялись.

Комонфорт понял и с досадой положил крест на стол.

— Ты все шутишь, — сказал он, — а правительство на краю падения…

— Не думаю.

— Есть логика событий, Бенито. Твои единомышленники требуют продолжения реформ. Но пойми меня, как мне смотреть в глаза матери, если мы разрушим церковь и веру?

— Церковь и вера — не одно и то же.

— Для большинства мексиканцев это — неразделимо. Ты знаешь, как я почитаю свою мать. И горжусь этим. Я человек, а вы требуете, чтобы я стал говорящей статуей!

— Еще не сейчас…

— Ты шутишь… Завидую тебе. Послушай, я — солдат. Многие из вождей армии мои друзья. И они не одобряют происходящего. Что же делать? Идти в отставку?

— Это было бы ошибкой.

— Возможно.

И тут Хуарес почувствовал, как что-то изменилось. Он выпрямился в кресле. Комонфорт смотрел на него напряженно и выжидающе.

— Я давно хотел сказать тебе, но не было подходящего момента, — сказал Комонфорт. — Так дальше продолжаться не может. Я решил переменить свою политику…

Хуарес коротко кивнул.

— Я кое-что знаю. Но поскольку ты молчал, я не хотел заговаривать об этом.

«Все… Кризис наступил, и развязка близка. Даже если бы я захотел, я ничего не могу сделать, Игнасио… Так тому и быть».

Комонфорт смотрел на него, расширив глаза, пытаясь понять — что там, за этим неестественным, нечеловеческим спокойствием?

— Теперь я тебе говорю. Мы должны занять другую позицию, и я хочу, чтобы ты был с нами. Мы должны спасать страну вместе!

Хуарес дышал глубоко и ровно.

— Я искренне желаю тебе успехов на избранном тобою пути, — сказал он, — но я с тобой не иду.

Комонфорт навалился грудью на край стола, стол заскрипел.

— Бенито, подумай! Мы должны быть вместе!

— Я подумал. Выбирай себе какой угодно путь. Я свой выбрал… Кстати, имей в виду, что конгресс вот-вот потребует от нас ареста Пайно, если он добровольно не явится в суд…

«Политик доверяет событиям и выбирает путь среди них. Заговорщик пытается их сломать. Прощай, Игнасио…»

Поздно вечером 16 декабря Бас привез Комонфорту «план Такубайи». «Принимая во внимание, что армия не должна поддерживать то, чего не желает народ, а напротив, должна быть опорой и защитником народной воли, ясно выраженной и правильно понятой, мы заявляем:

1. С сего дня конституция 1857 года перестает действовать во всей Республике.

2. В соответствии с единодушным мнением всех городов, которые свободно избрали его Превосходительство сеньора Президента дона Игнасио Комонфорта Президентом Республики, он сохраняет за собой верховную власть с полномочиями для наведения мира в стране и усовершенствования административного управления.

3. Через три месяца после принятия этого плана Штатами, на которые в настоящее время разделена Республика, исполнительной властью будет созван внеочередной конгресс с целью подготовки конституции, которая соответствовала бы воле народа и гарантировала бы его истинные интересы. До принятия этой конституции она будет вынесена правительством на суд граждан Республики…»

Бас нетерпеливо ждал, когда Комонфорт прочтет. Комонфорт поднял голову. Только боль была в его выпуклых глазах.

— Я променял звание законного президента на судьбу презренного мятежника, — сказал он.

Бас сощурился от неожиданности. Правая щека его дернулась.

— Вы говорили с доном Бенито?

— Да. Он отказался.

— Это плохо. Но офицеры Национальной гвардии обещали нейтралитет…

Комонфорт сильно вдохнул и овладел собой.

— Что сделано, то сделано, — сказал он, вставая. — Дороги назад нет. Я принимаю все. Бог не оставит меня и укажет путь… Передайте моему соратнику, что пора действовать…

В ночь с 16 на 17 декабря 1857 года бригада генерала Феликса Сулоаги промаршировала по темным улицам Мехико.

К утру все правительственные здания оказались в руках мятежников. Сопротивления не было.

Утром министр внутренних дел Бенито Хуарес вошел во дворец, чтобы выполнять свои обязанности, и был арестован двумя офицерами. Его заперли в маленькой комнате второго этажа и к двери поставили часового.

Осмотревшись, он вынул из внутреннего кармана сюртука блокнот для ежедневных заметок, карандаш и записал: «17 декаб. Меня арестовали во дворце».

Письмо к Мануэлю Добладо от его политического агента из Мехико (1 января 1858 года)

«Мой высокочтимый друг!

Прошло две недели с того момента, как наш Гамлет приказал своему Горацио отменить конституцию и взял диктаторскую власть. Он столько жаловался на свои связанные конституцией и конгрессом руки, что теперь все ожидали решительных и эффективных действий. Ничуть не бывало! Как говорят, он утром за кофе составляет грандиозный проект преобразований, в обед за жарким начинает сомневаться в нем, а вечером, после мороженого, все отменяет. И так ежедневно. Он явно находится в полной растерянности и не знает, на что решиться. И всем стало ясно, что дело не в плохой конституции и строптивом конгрессе, а в полной неспособности президента занимать этот пост. Отменив конституцию, сеньор Комонфорт погубил себя.

Я еще раз убедился, мой высокочтимый друг, в Вашей мудрости. То, что Вы не связали себя никакими обязательствами, дает Вам теперь возможность выступить спасителем нации. Я думаю, всеобщее обращение к Вам с просьбой возглавить страну — дело нескольких дней.

Президента совершенно сразило известие о том, что восемь губернаторов создали Лигу защиты конституции. И каких губернаторов! Он понимает, что Бас или бессовестно обманул его, обещая поддержку центральных штатов, или сам оказался простаком. Вы уже, я полагаю, знаете, что Веракрус категорически отказался поддержать переворот? А если при этом учесть, что на стороне конституции оказались Вы, Дегольядо, Парроди и Альварес, то можно себе представить состояние президента! Мне говорили, что он, узнав о возникновении Лиги, бегал по кабинету и требовал, чтоб ему привели Баса. Думаю, он застрелил бы его на месте! Но Бас предусмотрительно скрылся.