Лев Толстой - ПСС. Том 24. Произведения 1880-1884 гг.

• Название: ПСС. Том 24. Произведения 1880-1884 гг.
• Автор: Лев Толстой
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Религиоведение
• Год: 1957

«Это сочинение — обзор богословия и разбор Евангелий — есть лучшее произведение моей мысли, есть та одна книга, которую (как говорят) человек пишет во всю свою жизнь. Я имею на это свидетельство двух ученых и тонких критиков, обоих несогласных со мною в убеждениях. Оба, всегда прямо говорившие мне правду, признали сочинение неопровержимым.»

«Но, несмотря на все усилия толпы, избранные люди, сквозь всю грязь лжи, видят истину и проносят ее во всей чистоте чрез века и усилия лжи, и в таком виде учение доходит до нас. Тот, кто теперь, в наше время, будь он католик, протестант, православный, молоканин, штундист, хлыст, скопец, рационалист, какого бы ни был исповедания, тот, кто читает теперь Евангелие, находится в странном положении. Тот, кто умышленно не закрывает глаза, тот не может не видеть, что если тут не всё, что мы знаем и чем мы живем, то по крайней мере что-то очень мудрое и значительное. Но мудрое и важное это выражено так безобразно, дурно, как говорил Гёте, что он не знает более дурно написанной книги, как Евангелие, и зарыто в таком хламе безобразнейших, глупых, даже непоэтических легенд, и умное и значительное так неразрывно связано с этими легендами, что не знаешь, что и делать с этой книгой. Толкования к этой книге нет другого, как то, которое дают различные церкви. Толкования эти все исполнены бессмыслиц и противоречий, так что каждому представляется сначала только два выхода: или, осердясь на вшей, да шубу в печь, т. е. откинуть всё как бессмыслицу, что и делают ⁹⁹/₁₀₀, или покорить свой разум, что и велит делать церковь, и принять вместе с мудрым и значительным всё глупое и незначительное, что и делает ¹/₁₀₀ тех людей, которые или не имеют зрения, или умеют прищуривать глаза так, чтобы не видать того, чего не хотят видеть. Но и этот выход непрочен. Стоит показать этим людям то, что они не хотели видеть, и они волей — неволей бросают вместе с ложью и ту правду, которая была в ней замешана. И что ужасно при этом, это то, что ложь, смазанная с истиной, смазана с ней часто не врагами истины, но самыми первыми друзьями ее; то, что эта ложь считалась и была первым орудием распространения истины. Ложь о воскресении Христа была во времена апостолов и мучеников первых веков главным доказательством истинности учения Христа. Правда, эта же басня о воскресении и была главным поводом к неверию в учение. Язычники во всех житиях первых мучеников христианских называют их людьми, верующими в то, что их распятый воскрес, и совершенно законно смеются над этим.»

 «Я смотрю на христианство не как на исключительное божественное откровение, не как на историческое явление, я смотрю на христианство, как на учение, дающее смысл жизни. Я был приведен к христианству не богословскими, не историческими исследованиями, а тем, что пятидесяти лет от роду, спросив себя и всех мудрецов моей среды о том, что такое я и в чем смысл моей жизни, и получив ответ: ты случайное сцепление частиц, смысла в жизни нет, и сама жизнь есть зло — я был приведен тем, что, получив такой ответ, я пришел в отчаяние и хотел убить себя; но вспомнив то, что прежде, в детстве, когда я верил, для меня был смысл жизни, и то, что люди верующие вокруг меня — большинство людей, не развращенных богатством, — веруют и живут настоящею жизнью, я усомнился в правдивости ответа, данного мне мудростью людей моей среды, и попытался понять тот ответ, который дает христианство людям, живущим настоящей жизнью. И я стал изучать христианство, и изучать в христианском учении то, что руководит жизнью людей.»

«Я не знал света, думал, что нет истины в жизни, но убедившись в том, что люди живы только этим светом, я стал искать источник его и нашел его в Евангелиях, несмотря на лжетолкования церквей. И, дойдя до этого источника света, я был ослеплен им и получил полные ответы на вопросы о смысле моей жизни и жизни других людей, ответы, вполне сходящиеся со всеми мне известными ответами других народов и на мой взгляд превосходящие все.»

«Если читатель принадлежит к огромному большинству образованных, воспитанных в церковной вере людей, но отрекшихся от нее вследствие ее несообразностей с здравым смыслом и совестью (остались ли у такого человека любовь и уважение к духу христианского учения, или он, по пословице: «осердясь на блох, и шубу в печь», считает всё христианство вредным суеверием), я прошу такого читателя помнить, что то, что отталкивает его, и то, что представляется ему суеверием, не есть учение Христа, что Христос не может быть повинен в том безобразном предании, которое приплели к его учению и выдавали за христианство; надо изучать только одно учение Христа, как оно дошло до нас, т. е. те слова и действия, которые приписываются Христу и которые имеют учительное значение. Читая мое изложение, такой читатель убедится, что христианство не только не есть смешение высокого с низким, не только не есть суеверие, но есть самое строгое, чистое и полное метафизическое и этическое учение, выше которого не поднимался до сих пор разум человеческий и в кругу которого, не сознавая того, движется вся высшая человеческая деятельность: политическая, научная, поэтическая и философская.

Если читатель принадлежит к тому ничтожному меньшинству образованных людей, которые держатся церковной веры, исповедуя ее не для внешних целей, а для внутреннего спокойствия, я прошу такого читателя, прежде чем читать, решить в душе вопрос о том, что ему дороже: душевное спокойствие или истина? Если спокойствие, то прошу его не читать; если же истина, то прошу его помнить, что учение Христа, изложенное здесь, несмотря на одинаковость названия, есть совершенно другое учение, чем то, которое он исповедует, и что потому отношение его, исповедующего церковную веру, к этому изложению учения Христа есть то же, как отношение магометанина к проповеди христианства, что вопрос для него не в том, согласно ли, или несогласно предлагаемое учение с его верою, а только в том, какое учение согласнее с его разумом и сердцем — его ли церковное учение, составленное из согласования всех писаний, или одно учение Христа. Вопрос для него только в том — хочет ли он принять новое учение, или оставаться в своей вере.

Если же читатель принадлежит к людям, внешне исповедующим церковную веру и дорожащим ею не потому, что они верят в истину ее, а по внешним соображениям, потому что они считают исповедание и проповедание ее выгодным для себя, то пусть такие люди помнят, что сколько бы у них ни было единомышленников, как бы сильны они ни были, на какие бы престолы ни садились, какими бы ни называли себя высокими именами, они не обвинители, а обвиняемые, — не мною, а Христом. Такие читатели пусть помнят, что им доказывать нечего, что они уже давно сказали, что имели сказать, что если бы они даже и доказали то, что хотят доказать, то доказали бы только то, что доказывают каждый для себя все сотни отрицающих друг друга исповеданий церковных вер; что им не доказывать нужно, но оправдываться. Оправдываться в кощунстве, по которому они учение Иисуса Бога приравняли к учениям Эздры, соборов и Феофилактов и позволяли себе слова Бога перетолковывать и изменять на основании слов людей. Оправдываться в клевете на Бога, по которой они все те изуверства, которые были в их сердцах, свалили на Бога Иисуса и выдали их за его учение. Оправдываться в мошенничестве, по которому они, скрыв учение Бога, пришедшего дать благо миру, подставили на его место свою святодуховскую веру и этою подставкою лишили и лишают миллиарды людей того блага, которое принес людям Христос, и, вместо мира и любви, принесенных им, внесли в мир секты, осуждения и всевозможные злодейства, прикрывая их именем Христа.

Для этих читателей только два выхода: смиренное покаяние и отречение от своей лжи или гонение тех, которые обличают их за то, что они делали и делают.

Если они не отрекутся от лжи, им остается одно: гнать меня, на что я, оканчивая свое писание, готовлюсь с радостью и со страхом за свою слабость.»

ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ

ИЗДАНИЕ ОСУЩЕСТВЛЯЕТСЯ ПОД НАБЛЮДЕНИЕМ ГОСУДАРСТВЕННОЙ РЕДАКЦИОННОЙ КОМИССИИ

СЕРИЯ ПЕРВАЯ ПРОИЗВЕДЕНИЯ

ТОМ 24

ГОСУДАРСТВЕННОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ МОСКВА 1957

Перепечатка разрешается безвозмездно

ПРОИЗВЕДЕНИЯ 1880—1884

ПОДГОТОВКА ТЕКСТА И КОММЕНТАРИИ H. H. ГУСЕВА

Текст воспроизводится по экземпляру, находящемуся в фонде РГБ: Толстой, Лев Николаевич; Полное собрание сочинений. Том 24. Произведения 1880–1884; Государственное издательство художественной литературы, 1957; Российская государственная библиотека, 2006 (электронный документ в формате Adobe Reader)

Особая благодарность старшему преподавателю кафедры истории русской литературы и журналистики МГУ им. М.В. Ломоносова Ирине Викторовне Петровицкой за выложенное в общий доступ Полное Собрание Сочинений Л.Н. Толстого (90–томник) в формате Adobe Reader.

Настоящее юбилейное издание первого полного собрания сочинений Л. Н. Толстого печатается на основании постановлений Совета Народных Комиссаров СССР от 25 июня 1925 г., 8 августа 1934 г. и 27 августа 1939 г.

Редактор O. A. Гозанова Технический редактор Л. М. Сутина Корректор К. Полетика

Подписано к печати 12/VIII–57 г. Бумага 68X100¹/₁₆—63¹/₄ печ. л. 77, 79 усл. печ. л. 55, 76 уч. — изд. л. Тираж 5000. Зак. 1705.

Гослитиздат Москва, Б–66, Ново-Басманная, 19

Ленинградский Совет народного хозяйства. Управление полиграфической Промышленности. Типография M 1 «Печатный Двор» имени А. М. Горького Ленинград, Гатчинская, 26.

---

Если Давид называет и проч.: как примирите вы то, что Давид сына своего называет своим господом? Слово господь указывает высшее достоинство в сыне Давида, чем в самом Давиде. Если мессия должен быть просто только потомком Давида, как и другие, если должен он быть просто только человеком, как думаете вы, иудеи, если он не существовал еще тогда, как Давид писал о нем, как он мог называть его своим господом? А если он был Господом Давида, если он уже существовал в то время, то как же он мог быть потомком его? На вопрос этот фарисеи ответить не могли. Ответ должен быть таков: по человеческому происхождению своему мессия — сын или потомок Давида, но по божеству своему, как воплотившийся сын Божий, он — господь Давида. Но фарисеи не понимали этого двоякого отношения мессии к Давиду, не понимали или утратили понимание тайны лица мессии как богочеловека. Таким образом, нанесен был им столь решительный удар, что они уже не отважились более нападать на него, ибо сказано: с того дня никто уже не смел спрашивать его.

———

Вот что говорит Рейс (Нов. Зав., т. I, стр. 577):

Обыкновенно ложно истолковывают смысл вопроса, предложенного Иисусом богословам своего времени. Думают, что он хотел утвердить за собой название и достоинство высшего разбора, что он хотел, словом, дать им урок христианского богословия. Ни о чем подобном нет тут речи. Он имел двойную цель. Прежде всего он хотел положить конец праздным и коварным вопросам, предложив в свою очередь вопрошавшим вопрос, который должен был привести их в замешательство. Затем он хотел противопоставить ходячим представлениям об ожидаемом мессии более чистые и возвышенные представления. Только это последнее намерение не выражено здесь с надлежащей ясностью, и читатель-христианин должен обнаружить его собственным разумением.

Заметим также, что место это приведено в различных сочетаниях с предшествующими ему у трех евангелистов. Но, в сущности, оно не связывается прямо с ними ни у одного из них. Мы видим в нем, как и в большинстве других, остаток предания, картину, которая сама по себе имеет цену и которая для правильного понимания совсем не нуждается в предварительном определении времени, к какому она относится.

Толпа и ученые называли мессию сыном Давидовым; название это, без сомнения, как ранее, так и в то время имело значение главным образом политическое. Именно в таком смысле употребляли его пророки, и именно в таком смысле повторяли его то и дело современники. Сын и наследник Давида, которого ожидали, был государственный обновитель нации, славный победитель, герой мщения и новой свободы. Нам нет нужды доказывать, что Иисус вовсе не имел в виду утверждать именно этот смысл за словом, хотя этот смысл был единственным сколь-нибудь существенным и важным как для народа, так и для образованных истолкователей закона и пророков.

Итак, в месте, обыкновенно истолковываемом в мессианском смысле, автор, по предположению, сам Давид, называет Христа, своим Господом. Как это возможно, если этот Христос должен быть просто преемником, продолжателем, ровней великого царя? Вопрос, таким образом поставленный, никогда не возникал среди учителей, и диалектика фарисеев, столь изощренная на обсуждении наиболее тонких вопросов, оказалась застигнутой врасплох: они не знают, что сказать, и Иисус оставляет их на этом. Мы видим отсюда, что вопроса этого нельзя ставить таким образом, или, вернее, что здравое понимание путей Божиих в руководительстве человечеством открывает нам целью его нечто иное, чем торжество одной народности над другой и вождем к истинной цели представляет не того, кто взял за образец воинственного героя древности, а того, чьи качества и достоинства определяются совершенно иным порядком вещей и понятий. Если Иисус не останавливается здесь на развитии этой мысли, то только потому, что он ранее того много раз убеждался, что люди из рода тех, которые находились перед ним, остаются глухи к его наставлениям.

ОБЩЕЕ ПРИМЕЧАНИЕ

Для толкователей это место представляется отрывочным, и весь смысл для них только в тонкости диалектики Иисуса. А место это, кроме того, что есть ключ к пониманию того, что хотел Иисус, чтобы люди разумели [под] словом Христос, и что люди разумели и разумеют под ним, есть еще и изъяснение в самой сжатой форме всего учения.

После всех попыток, споров и опровержений учения Иисуса фарисеи и саддукеи собираются вместе и задают ему вопрос о том, как он понимает закон и учение.

И он говорит: одна есть только заповедь, т. е. один закон жизни человека. Закон этот такой, что он не приказание извне, но что это так было и будет и иначе быть не может. Закон этот тот, что ты будешь любить всеми силами своего владыку — Бога, т. е. то разумение, которое есть в тебе, и будешь любить ближнего, потому что он — то же разумение. И спасителя нет другого, как только этот владыко жизни, и не было другого ни во времена Давида, ни во времена Авраама. Этот владыко жизни один во всех людях всегда, он один есть.

О СОБЛАЗНЕ ФАРИСЕЙСКОМ, САДДУКЕЙСКОМ И ИРОДОВОМ

Мф. XVI, 6 (и Мр. VIII, 15). Иисус сказал им: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской.

И Иисус сказал: смотрите, берегитесь закваски фарисейской и саддукейской и иродовой.

7. Они же помышляли в себе и говорили: это значит, что хлебов мы не взяли.

Ученики подумали, что он говорит о хлебе.

11 (и Мр. VIII, 15). Как не разумеете, что не о хлебе сказал я вам: берегитесь закваски фарисейской и саддукейской?

Тогда он сказал им: как вы не понимаете, что не о хлебе я говорю, берегитесь закваски фарисейской, саддукейской и иродовой?

12. Тогда они поняли, что он говорил им беречься не закваски хлебной, но учения фарисейского и саддукейского.

Тогда они поняли, что он говорил им не о том, чтобы остерегаться хлеба, а говорил об учении.

Лк. XII, 1. Берегитесь закваски фарисейской, которая есть лицемерие.

Но более всего берегитесь закваски фарисейской; она — обман.

2. Нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, чего не узнали бы.

А нет того скрытого, что бы не открылось, и тайного, что бы не стало известно.

ПРИМЕЧАНИЕ

Высказав свое учение, Иисус предостерегает против закваски. Слово закваска ученики понимают в смысле учения, но Иисус сказал бы учение, если бы он разумел учение. Кроме того, он не мог бы сказать учение Иродово; Иродова, царского учения не было. То, про что он говорит, он называет закваской, т. е. тем, что, как теперь бы мы сказали, химически соединяется с телом и вполне изменяет его. Закваска, положенная женщиною в квашню и изменившая всю муку, была сравнением для того, чтобы выразить то, что совершается перед лицом Бога и всем миром людей оттого, что в мир вложено разумение блага. То же сравнение Иисус употребляет для того, чтобы выразить то начало, которое вложено в мир и которое, соединяясь с людьми, производит зло. Такая же закваска — закваска фарисейская, саддукейская и иродова — изменяет совсем человека, переставляя для него добро и зло, делает то, что добро кажется злом и наоборот. И Иисус говорит, что необходимо беречься такой закваски. Заквасок этих — начал зла Иисус называет три и обращает особенное внимание на закваску фарисейскую. Определяя ее, он говорит, что она есть притворство, комедиантство.

Закваска саддукейская — это закваска рассудительности.

Саддукеи, по тому, что признано о них наукой, это люди, не признававшие ничего, кроме писанного закона. Они не признавали ничего, кроме земной жизни. Во всем остальном они сомневались. Жизнь вели развратную и сладкую.

По Евангелию, саддукеи — это те, которые просят знамения, чтобы поверить; это те, которые с улыбкой спрашивают: чья будет жена из семи братьев, и которые желают, чтобы не было им никакого ответа; это те, которые спрашивают точного определения ближнего; те, которые не скрывают своего неведения, гордятся своим неведением и успокаиваются в своем неведении. И потому под закваской саддукейской надо разуметь научный материализм.

Закваска Иродова — это закваска власти. Иродиане — это те, которые считают, что насилия власти необходимы для блага людей; те, которые, считая Иоанна святым, посадили в тюрьму и потом убили его в угоду плясунье; это те, которые собирают подати, судят, казнят, воюют. Это те, которые обрадовались, увидев Иисуса, и все-таки распяли его.

Под закваской Иродовой надо разуметь учение государственности, юриспруденции.

Закваска фарисейская — это закваска церковности. Фарисеи, по Евангелию, — это те, которые упрекают за несоблюдение субботы, за нечистые руки, за сближение с грешниками и грешницами; те, которые привели казнить блудницу; те, которые всегда были с иродианами; те, которые особенно настаивают на том, чтобы мужу можно было менять жен, и которые подкупают Иуду, чтобы предать Христа; те, которые молятся громко, благодаря Бога за то, что они лучше всех, и те, которые распинают Иисуса.