Николай Глебов - Бурелом

• Название: Бурелом
• Автор: Николай Глебов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

---

Всадники начали подниматься на Бешпельтирский перевал. С его вершины была видна неширокая долина, на ней — алтайское стойбище.

— Яконур, — показывая плеткой на аилы, разбросанные в беспорядке между невысокими холмами, сказал Токтамышев и начал спуск.

Через час они сидели в просторной избе, построенной для приема русских гостей. Сам зайсан, представительный старик, как и все алтайцы, жил летом в аиле. После обильного угощения младший Токтамышев заявил отцу:

— Вероятно, ты знаешь, что красные скоро будут здесь?

Старый Токтамышев молча кивнул головой.

— Я думаю ехать в Китай. Адреса сохранились?

— Не только адреса, но и векселя за проданные панты.

— Отлично. Вторая просьба, отец. Мой друг Алексей Крапивницкий, офицер русской армии, нуждается во временном приюте где-нибудь в одном из глухих мест.

— Можно спрятать, — приподняв отяжелевшие от араки веки, произнес старый Токтамыш. Помолчав добавил: — Дам тамгу, проводника, лошадь с седлом, табаку, соли. Пускай едет к Уктубаю, человек надежный. Еще что? — спросил он сына.

— Об остальном поговорим наедине.

Утром, перед отъездом Крапивницкого, младший Токтамышев говорил своему другу:

— У меня к тебе будет единственная просьба: если из Китая явится человек с паролем «Над Харбином прошел тайфун», — сделай, что он попросит. Между прочим, биография моего связного интересная. Одно время он был платным агентом контрразведки Западного фронта у полковника Строчинского.

— Как он попал к тебе?

— По рассказам он и его папаша немало поработали для нас. Но после взятия Челябинска красные отправили родителя к всевышнему, а сынок успел сбежать. Сейчас он в Бийске и собирается со мной в Китай.

— Кто он?

— По документам Самойлов, а настоящее имя и фамилия, как он признался однажды, Николай Образцов.

— Хорошо. Если будет надобность, присылай, — ответил безучастно Крапивницкий.

Токтамышев поднялся на ноги.

— А теперь давай простимся. Я еду далеко. Кто знает, может, и не встретимся.

Друзья обнялись. Пожав руку старого Токтамыша, Крапивницкий вскочил в седло.

ГЛАВА 34

В Челябинске и его окрестностях участились диверсии. На паровых мельницах, принадлежавших до революции Степанову и Толстых, в вальцах и других механизмах находили обломки железа. В вагонные буксы чья-то вредительская рука насыпала песок. На разъезде Шершни сгорел склад сена. В селе Варламово неизвестные подожгли общественные амбары с хлебом. Во всем этом чувствовалась опытная рука диверсанта, хорошо знавшего город и его окрестности. Где находится банда, велика ли ее численность, неизвестно.

Между тем фронт отходил все дальше и дальше в глубь Сибири. Город принимал мирный вид. Налаживалась работа транспорта, городских учреждений и кустарных предприятий. Оживилась торговля.

Как-то в воскресенье Глаша вместе с Полей Шмаковой пошли на городскую толкучку. Работала Глаша теперь в детском приемнике на станции Челябинск и жила у Шмаковых. Протискиваясь через толпу, Глаша заметила представительную даму, державшую в руках пышную горжетку для продажи. Эту женщину она встречала не раз у Строчинских, обычно та приходила в обществе видного военного в иностранной форме, который держался с хозяином с подчеркнутым превосходством. Глаша обратила внимание на то, что женщина, несмотря на толчки, продолжала упорно стоять на одном месте и на вопросы покупателей горжетки заламывала неслыханную цену.

«Похоже, ждет кого-то, — подумала Глаша. — Может, тот военный, с которым она приходила к хозяевам, связан по работе со Строчинским? — пронеслось в голове Глаши. — Интересно, почему эта дама не уехала вместе с белыми из Челябинска, что ее заставило остаться?» — Подтолкнув локтем Полю, Глаша сказала ей, показывая глазами на женщину с горжеткой:

— Подойди и спроси, нет ли в продаже еще чего-нибудь. Если скажет, чтоб ты зашла к ней на дом, запомни адрес.

— Зачем тебе? — вполголоса спросила девушка.

— Нужно. Потом скажу.

Поля подошла к женщине, повертела в руках горжетку и несмело спросила цену.

— А у вас, может, еще что-нибудь найдется к продаже?

— Что нужно?

— Из посуды хотя бы.

— Зайди под вечерок. — Дама назвала свой адрес.

Поля отошла. Глаша продолжала наблюдать за хозяйкой горжетки. На вопросы покупателей та отвечала неохотно и заметно оживилась при виде мужчины, одетого в черную барнаулку[20] с опушкой из серого каракуля. Энергично расталкивая толпу, мужчина в барнаулке приближался к даме. Затем глаза их встретились. Подойдя к ней вплотную, он для вида повертел в руках горжетку и спросил цену. Стоявшая неподалеку Глаша напрягла слух.

— Дорого. Цена вашей горжетке не больше, чем черной галке.

Глаша вздрогнула: незнакомец произнес пароль, который она подслушала во время разговора Строчинского с Дегтяревым. Но это не Дегтярев — кто-то другой. Глаша продолжала наблюдать. Женщина вынула из меховой муфты свернутую трубочкой бумажку и передала мужчине.

— Адью! — Козырнув, незнакомец стал пробираться к выходу с толкучки.

Стараясь не потерять его из виду, Глаша последовала за ним.

Мужчина вышел на площадь, взял извозчика и поехал к центру города. Глаша успела лишь разглядеть последние две цифры номера извозчицких саней. Вернулась обратно на толкучку. Но женщины с горжеткой там не было. Потолкавшись еще немного среди людской толпы, Глаша направилась домой. Город в этот сумрачный предвечерний час, одетый в изморозь, казался каким-то призрачным. Наутро Глаша пошла к товарищу Кречету, который работал в губчека, и рассказала о вчерашней встрече на барахолке.

Знакомство с Кречетом у Глаши состоялось раньше, на квартире одного из бывших подпольщиков.

— На санях извозчика ты заметила только две последние цифры? — выслушав Глашу, спросил Кречет.

— Ага. Ноль четыре. А первую разглядеть не успела.

— Хорошо. — Кречет записал цифру. — Женщина с горжеткой часто бывала у Строчинского?

— Она приходила не одна, а с каким-то военным, который плохо говорил по-русски, он разговаривал с хозяином на непонятном для меня языке.

— Ну что ж, возьмемся за розыск. Если будут новости, заходи. От Василия ничего нет? — спросил он про Обласова.

Глаша опустила голову.

— Сергей Петрович, — обратилась она к Кречету, — я думаю уехать домой, в Косотурье. Власть-то теперь наша, и бояться свекра мне уже нечего.

— Не возражаю. Только не забудь сняться с партийного учета, — улыбнулся он.

— Не-ет, — Лицо Глаши просветлело. Вскоре после того, как прогнали белых из Челябинска, Глаша вступила в партию. Теперь она чувствовала себя, как в большой семье. — Не забуду. Перед отъездом я к вам еще раз зайду.

Как только закрылась за ней дверь, Кречет взял трубку телефона и вызвал к себе помощника.

— Вот что, Константин. Тебе придется обойти все стоянки легковых извозчиков, их не так уж много в городе. Если увидишь извозчика с указанным номером, садись в его сани и кати ко мне, — сказал он своему помощнику Замиралову.

Ждать пришлось недолго. Но беседа с извозчиком ничего не дала. Ничего не узнала и Поля о женщине с горжеткой. Дом, который она назвала, занимали другие люди.

— Стреляная птица, — выслушав своего помощника, усмехнулся Кречет. — Но ничего, не уйдет. Телеграфиста из Козырево допросил?

— Да. Рассказал, что во время его дежурства на полустанке в служебное помещение вошли двое вооруженных людей. Под угрозой оружия, они заставили сообщить по телеграфу начальнику станции Челябинск: если он не задержит воинский эшелон, идущий на восток, путь будет взорван. Подпись на телеграмме: «Амба».

— Угроза, рассчитанная на дезорганизацию железнодорожного транспорта, — выслушав помощника, сказал спокойно Кречет и повернул голову к двери, в которую кто-то постучал: — Войдите.

Вошла Глаша. По ее сияющему лицу было ясно, что она пришла с хорошими вестями.

— Что нового, Глаша? — подвинув ей стул, спросил Кречет.

— Вчера, когда я возвращалась с работы, я шла мимо церковной ограды и увидела ту женщину с горжеткой, которую встречала на барахолке. Она поднялась на паперть и вошла в церковь. Я за ней. Как только служба кончилась, женщина вышла из церкви. За церковной оградой она остановилась возле сгорбленного нищего, открыла сумочку и передала ему какой-то предмет. Нищий выпрямился и, придерживая кошель, бодро зашагал в сторону вокзала. Женщина направилась на Исетскую улицу. Миновав гимназию, прошла несколько домов и, оглянувшись, поднялась на крыльцо одного из них. Тут я и вспомнила, что Строчинская как-то раз посылала меня с запиской к хозяйке этого дома. Ее фамилия Паруцкая, Софья Львовна. Она сестра бывшего жандармского офицера Паруцкого и не раз бывала у хозяев. Я узнала, что она работает в «Хлебопродукте» машинисткой.