Николай Глебов - Бурелом

• Название: Бурелом
• Автор: Николай Глебов
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1974

---

— Не тебе решать, кто будет на Украине. Твое дело воевать, а думать за тебя будет пан атаман. — Израсходовав весь запас ругательств, Лушня продолжал: — Радуйся, что на фронт идешь, а то бы... — Пан сотник выразительно прижал большой палец к столу и промолвил: — К ногтю, понял? Иди.

В тот же день курень погрузили в вагоны и отправили в Уфу. Станционные пути были до отказа забиты вагонами, солдатскими теплушками, комфортабельными пульманами штабников, платформами, где стояли зачехленные орудия. Всюду чувствовалась близость фронта.

Штаб генерала Ханжина из Челябинска переместился в Уфу. На вагонах стояли хвастливые надписи краской, а где и мелом: «Уфа — Москва». На одном из них Прохор прочел дописку, сделанную чьей-то рукой: «Не видать вам Москвы, как своих ушей!». Черепанов подтолкнул локтем идущего рядом с ним Дионисия Лебединского:

— Видел? — показал он взглядом на вагон.

— Да, — кивнул тот, — правильная дописка. Белякам скоро крышка.

В Уфе полк долго не задерживали и отправили маршем через Чишму на станцию Сарай-Гир. Перед выходом пан атаман Святенко произнес напутственную речь:

— Козаки! Наступает грозный час расплаты с большевиками. В грядущих боях мы пробьем себе путь штыками до родной Украины и установим там знамя свободы! Гимн!

Пан атаман Святенко с группой офицеров запел:

Ще не вмерла Україна, слава и воля.

Козаки подхватили:

Ще нам, братья, молодым усміхнется доля.

Под звуки оркестра сотни одна за другой молодцевато прошли по улицам поселка и растянулись вдоль линии железной дороги.

Стояли теплые дни апреля. Только что сошел снег и наступила распутица. В глубокой дорожной колее стояла вода, от недавно прошедшего артиллерийского полка весь тракт был превращен в одно грязное месиво.

По сторонам изредка виднелись сваленные под откос вагоны, покореженные взрывом рельсы и разбитые шпалы — следы работы диверсионных групп из отряда красных партизан.

От Чишмы шли проселочными дорогами, двигаясь все дальше и дальше на запад. Шли днем и ночью с короткими перерывами на отдых. Сотни растянулись. За длинную дорогу козаки измотались, послышались голоса:

— Куда ведут в такую темь? Под ногами ничего не видно, — сказал «самостийник», идущий сзади Прохора.

— Что?! Кому тут темно? — багровея, сотник Лушня повернул своего коня к мрачно шагавшим козакам. — Спрашиваю, кому здесь темно? Могу посветить. — Лушня начал расстегивать кобуру револьвера. Задние козаки наступали на передних. Ряды нарушились. Образовалась толпа, в ее молчании чувствовалось что-то грозное. Казалось, еще миг — грянет выстрел и ненавистный сотник будет снят с седла. Втянув шею в плечи, Лушня торопливо сунул револьвер в кобуру и резким движением рванул повод. Прохор вздохнул с облегчением. Еще при выезде из Челябинска подпольный комитет полка предупредил руководителей «пятерок»: до прибытия на фронт соблюдать строжайшую дисциплину, не допуская стихийного восстания, которое могло плохо кончиться.

Через несколько дней курень вступил на станцию Сарай-Гир Самаро-Златоустовской железной дороги.

Отдых, короткое совещание офицеров и очередное напутствие начальника штаба 11-й дивизии. Прохору удалось узнать, что фронт находится недалечко от Сарай-Гира и, возможно, завтра они двинутся на передовую, Там свои братья по оружию, там пока ничейная, но скоро будет советская земля. Приподнятое настроение было у «пятерок».

Подпольный реввоенсовет полка предупредил: по прибытии на фронт не распыляться и во время остановки быть как можно ближе к винтовкам, которые во время перекура обычно ставились в козлы. Сигналом к восстанию будет два винтовочных выстрела, которые дадут Федор Колчук и Иван Уштванг. Главное — увлечь за собой колеблющихся, а их было немало.

Наступила последняя ночь апреля. Несмотря на тяжелый дневной переход, спалось плохо. Завтра — в день Первого мая — решится судьба полка. В прифронтовом селе Кузькино, куда он направляется, прозвучат два выстрела — сигнал к восстанию. А сейчас надо попытаться уснуть. Поправив вещевой мешок, Прохор лег на спину. В ночном небе ярко светили звезды. Вот одна из них скатилась куда-то, оставляя за собой едва заметную полоску света. Где-то в выси перекликались гуси. Ночь была теплая, полная запахов земли и прелых трав. Мысли Прохора унеслись в Косотурье, к своим старикам: живы ли? Вспомнил дружка Василия. Где он теперь? Словно подернутый легкой пеленой тумана, возник образ Гали Крапивницкой, и Прохор вздохнул. Он чувствовал разницу в воспитании, понимал, что он ей не пара, но в то же время его влекло к ней какое-то сильное, не испытанное чувство. Казалось, он видит ее лицо, слышит голос, полный теплоты и нежности, как в Павловске, когда он лежал в больнице. Охваченный воспоминаниями, уснул, лишь когда стало светать. Разбудил его отделенный Лебединский.

— Вставай. Пора в поход.

Утро первого мая выдалось ясное, на небе ни облачка. Накануне прошел небольшой дождичек и обмыл первую весеннюю зелень. Вышли из Сарай-Гира с песней и бодро направились в село Кузькино, расположенное в десяти верстах от железнодорожной станции. На сельскую площадь вышли стройно, чеканя шаг. Остановились, составили ружья в козлы, закурили. Младшие офицеры группами расположились особо от козаков; штабники отправились в поповский дом, где уже были офицеры 41-го и 46-го пехотных полков, изрядно потрепанных в боях с красными. Их присутствие в Кузькино осложнило план восстания, но подпольный комитет, не меняя своего решения, приказал руководителям «пятерок» быть ближе к оружию и ждать сигнала к восстанию. В довершение столь сложной обстановки в селе стоял еще батальон егерей генерала Каппеля.

Оставив надежных людей возле оружия, Прохор и Лебединский вошли в избу крестьянина попить воды. Там было несколько солдат. Неожиданно появился, судя по погонам, полковник в сопровождении младшего офицера. Лебединский, как старший по чину, увидев полковника, скомандовал:

— Встать, смирно!

Солдаты вскочили на ноги. Полковник остановился посередине избы и обвел взглядом присутствующих.

— Солдаты! Вы должны сказать, кто стрелял сегодня ночью и убил взводного офицера?! Отвечайте.

Молчание.

— Ну?! — Вновь гнетущая тишина. — Не желаете отвечать? Вы что, думаете так и пройдет? Шалишь, это вам не семнадцатый год! Самоуправства не позволим! Поняли? — Круто повернувшись, полковник вышел.

После ухода офицера Прохор спросил:

— Что случилось?

Сидевший у окна солдат ответил:

— Так, была маленькая заваруха, и прикончили офицера.

Солдаты явно были настроены враждебно к своему командованию.

Прохор с Лебединским вышли из избы на площадь. Там их уже дожидался Орловский — член подпольного комитета полка.

— Хлопцы, внимание! — Взглянув на ручные часы, он продолжал: — Минут через двадцать дадим сигнал к оружию. Первым делом нужно ликвидировать офицеров. Затем снимем заставы белых. Реввоенсовет назначает руководителем восстания Пацика Степана. Слушать его команду. А теперь — ближе к винтовкам. — Орловский направился в расположение остальных сотен.

Солнце стояло в зените, отражая его лучи, ярко блестел церковный крест. Над сельской площадью кружились галки. Казалось, ничто не предвещало грозных событий. Нервы Прохора и других козаков, посвященных в план восстания, были натянуты до предела. Скоро прозвучит призыв — к оружию!

В напряженной тишине неожиданно послышался голос командира третьей сотни поручика Белоконя:

— Становись!

Козаки неохотно начали строиться в ряды. Руководитель одной из «пятерок» Василий Король вопросительно посмотрел на стоявшего невдалеке Орловского. «Не допускать увода сотни», — промелькнуло в голове Орловского, и он подал условный сигнал Колчуку и Уштвангу. С короткими интервалами прозвучали два выстрела — сигнал к восстанию. Третьим был убит пан сотник Белоконь. Козаки схватились за оружие. На площади началась беспорядочная стрельба, слышались выкрики: «Бей золотопогонников!»

От поповского дома с двумя офицерами выскочил на площадь пан сотник Лушня. Отчаянно ругаясь, размахивая револьвером, все еще не понимая происходящего, он заорал: — По местам! — И тут же упал сраженный пулей. Такая же участь постигла и других офицеров. Показался встревоженный пан атаман Святенко, с ним — штабной офицер Недоступа. Узнать причину стрельбы им так и не удалось. Восставшие быстро разделались с ненавистным им атаманом и его приближенными.

Группа козаков окружила дом, где засели штабные офицеры 41-го и 46-го полков и егерского батальона. Началась перестрелка. Прячась за оконные косяки большого кулацкого дома, осажденные вели интенсивный огонь. Надо было что-то предпринять. Брошенная ловкой рукой граната заставила их замолчать.