Никита Сомов - Тринадцатый Император. Часть 2

• Название: Тринадцатый Император. Часть 2
• Автор: Никита Сомов
• Жанр: Альтернативная история

Сомов Н. М., Биверов А. Л

Тринадцатый Император. Часть 2

---

На остальных же участников клуба Блудова был наложен арест. Часть из них, не сведущая об истинном назначении салона графа, мы решили в ближайшие дни отпустить по домам, судьбу же тех, кто явно разделял идеи Дмитрия Николаевича о необходимости политического противостояния Государю, должен был решить суд.

Поставив, наконец, последнюю точку в проекте указа, подготовленного совместными усилиями, я с облегчением отбросил в сторону опостылевшее перо и начал разминать затекшую руку.

- Ну, наконец-то! - со вздохом облегчения выдохнул я, откидываясь на спинку кресла. - На этом все?

- Мы еще не обсудили вопрос, что делать с польскими мятежниками, - заметил Игнатьев, присыпая указ песочком, чтобы снять лишние чернила.

- Чего тут обсуждать? - удивился я. - Казнить и побыстрее!

- Я скорее имел всю ситуацию в Польше, нежели судьбы тех, кто напал Ваше Величество, - уточнил граф.

- Не знаю, честно говоря, мне польский вопрос уже осточертел, - устало буркнул я, - вообще не понимаю, почему мы там так долго возимся? По вашим же отчетам, граф, основная масса поляков это крестьяне, которые относятся к нам положительно, а восстание дело рук немногочисленных магнатов и шляхты.

- Понимаешь, Николай, польский вопрос куда сложнее, чем может показаться на первый взгляд, - ответил за Игнатьева великий князь, - он отягощен взаимными обидами и открытыми ранами в памяти двух наших народов. Будучи в Польше, я не раз замечал, что поляки видят себя жертвой русского насилия. Ослабление, а затем и полное уничтожение Речи Посполитой, перечеркнуло все их мечты о могуществе и притязания на титул Великой Державы, и виновником сего деяния они видят нас.

- Почему именно нас? - удивленно спросил я. - Ведь разделы мы осуществляли совместно с Пруссией и Австрией?

- Потому что мы говорим о 'наших' поляках, о землях, отошедших к России, - мягко, как несмышлёнышу, улыбнулся мне дядя. - Разделы являются источником унижения для нынешней шляхты, наследницы тех, кто оказался не в состоянии поддержать существование собственного государства. Но, крайне сложно признать себя, или своих предков, виновными в чём-то унизительном, постыдном, гораздо проще обвинить во всем другого. Так и шляхта обвиняет во всем Россию, назначая её своим мучителем и палачом, а себя преднося как невинную жертву. При этом она имеет обыкновение возводить войны, разбои и другие насилия своих пращуров в разряд эпических подвигов и экзальтировать ими и себя, и других; видеть в иезуитских интригах и гонористых притязаниях мудрость и патриотизм, а в казненных преступниках - польских мучеников. Им хочется, чтобы время и события в Польше шли назад, а не вперед; чтобы для них настали вновь средние века, с их liberum veto, конфедерациями, заездами, niepodlegtosciа rownoscia, на словах и тиранией панской спеси на деле…

Увы, но такой подход, скрадывающий ноющую, историческую боль панства, ведет ко многим неприятным последствиям. В частности прошедшее и настоящее представляется в Польше в обратном виде. Поляки отожествляют себя с ушедшими поколениями до такой степени, что обиды умерших воспринимаются ими как свои собственные. Они замкнулись в себе, отгородились от мира многочисленными мифами, в которых себя видят державой времен Батория, а русских не иначе как варварами Грозного. Они истово верят, Россия - источник всех бед, что она отняла у них их судьбу и место в кругу Великих Держав, полагающиеся им по праву. Что именно польские земли сделали Россию Империей.

- Вообще-то земли, отошедшие нам по первым разделам - исконно русские, захваченные Польшей, в моменты нашей слабости, - возразил я.

- Кроме того, Империей Россию сделали скорей уж земли татарские и сибирские, - флегматично добавил Игнатьев.

- Не важно, - отмахнулся великий князь, - польскому взгляду видится одно: что Россия заняла место, Богом предназначенное Польше. Это именно вера, подогреваемая дедовскими рассказами, проповедями в костелах, и есть уголь, питающий пламя восстания.

- То есть, получается, - осторожно сделал я вывод, - что мы воюем с Польским Народом?

- Отнюдь, - усмехнулся Константин, - мы воюем именно со шляхтой и теми, кто считает себя наследниками таковой. В польском обществе раздел между шляхтой и хлопами даже глубже, чем между русским дворянством и крестьянством. Если шляхта выше всего превозносит мифы I Речи Посполитой и восстание Костюшко, то польские хлопы могут думать лишь о хлебе насущном. Панские мечты для них означают лишь ещё большую нищету и бесправность. Ты выбрал верный курс, мой мальчик, - обратился он ко мне, - если русское правление даст польским крестьянам то, чего они больше всего жаждут - землю и волю, то не будет у тебя более надежного союзника, против польской шляхты.

- Ваше Высочество, - вступил в разговор Игнатьев, - вы прекрасно изложили ситуацию в Царстве Польском, но не озвучили меры, которые считаете разумными в нашей ситуации.

- Да, да, - присоединился я к нему, - дядя, должен же быть способ окончательно примирить поляков с русским правлением?

Великий князь надолго задумался. Мы с графом напряжённо ждали его ответа.

- Наши враги: шляхта и ксендзы, - нарушил, наконец, молчание Константин, - они непримиримы и никогда не признают нашу власть. Найдем способ избавиться от них - замирим Польшу навсегда. Однако как это сделать…

- А может быть опустим польское дворянство до положения крестьян? - высказался я, - шляхта и её гонор растворятся в массе польских хлопов, которые, как вы сами сказали, мы сможем привести на свою сторону.

- Не годится, - покачал головой Игнатьев, - тогда мятежные настроения уйдут глубже, вниз, в крестьянство польское.

- Да, идея не годится, - подтвердил Константин, кивая, - но зерно истины в ней есть, - задумчиво заметил он.

- А что если отменить для польской шляхты дворянские привилегии? - снова высказался я. Идея 'раздворянить' поляков мне понравилась своей простотой, не хотелось так просто от неё отказываться. - Мы оставим шляхту, как сословие, и она не будет смешиваться с крестьянством, однако мы уберём знак равенства между русским дворянином и польским паном. Дворянином будет лишь тот, кто ныне находится на русской службе в чине, позволяющем претендовать на это звание. А если совместить эту идею с идеей конфискаций, - понёсся я дальше, спеша ухватить вертящуюся в голове мысль за хвост, - отказав шляхте в дворянстве, мы тем самым лишаем её права распоряжаться землей и холопами, которые должны отойти под нашу руку. Что скажите?

Мои собеседники обменялись взглядами.

- Это может сработать, - выдал своё заключение Игнатьев, - мы не избавимся от шляхты, но сделаем её бессильной. Кроме того, получим юридический повод изымать их поместья и освобождать крестьян, не вызывая сильного раздражения среди нашего дворянства, опасающегося, что решение польского вопроса будет использовано как прецедент для борьбы с ним. При этом отдав даже небольшую часть конфискованной земли польским крестьянам, мы получим их расположение.

- Эта мера должна вызвать новые волнения в Польше, изрядно увеличив число мятежников, но, учитывая нынешнее положение дел и наши войска в Царстве Польском, думаю, мы сможем их погасить, - согласился великий князь и подытожил: - Остаются ксендзы.

- Да, с кседзами, вопрос сложнее, - кивнул, помрачнев граф. - Основная масса польского духовенства вполне осознано проводит агитацию и вербовку местного населения для отрядов бунтовщиков. На данный момент мы используем все формальные поводы для арестов: возбуждение к мятежу через соответствующие молитвы и организация панихид по убитым мятежникам; участие в формировании мятежных отрядов; хранение прокламаций и бумаг антиправительственного содержания; подделка документов и организация побегов; убийство военнослужащих или представителей власти; самовольный выезд за границу без разрешения властей; поддержка мятежных отрядов денежными средствами; агитация за переход военнослужащих к мятежникам; непосредственное участие в деятельности повстанческих отрядов. Но, даже при всем нашем желании, мы не можем посылать войска в каждую деревню, и в польском захолустье ксендзы чувствуют себя более чем вольготно. Подспудный страх перед церковных проклятьем, сидящий в поляках, сводит на нет всю нашу деятельность.

Массовый переход польских хлопов в православие - это единственный путь перебороть нынешнюю ситуацию. В данном контексте могу отметить курирующего эту работу чиновника для особых поручений при генерал-губернаторе Минской губернии, Алексея Петровича Стороженко. Ему удалось организовать перехода целых селений в православие через ксендзов, изъявлявших готовность обратиться в православных священников в собственном приходе.

- И каковы успехи? - заинтересовался я.

- Довольно неплохие, - отрапортавал Игнатьев. - Несмотря на то, что католическое духовенство отзывается о переметнувшихся мягко говоря 'неодобрительно', именуя не иначе как Иудами и предателями, дело идет весьма бойко. Уже есть известия о десятке приходов, перешедших, вместе со своими священниками, в православие. Судя по всему наша ставка на корыстную заинтересованность ксендзов в обращении паствы в православие себя оправдывается. Среди польского католического духовенства весьма сильны традиции иезутства, потому нередко церковный фанатизм служит лишь прикрытием для личных амбиций, а ум, изворотливость и красноречие сочетаются с нещекотливою совестью и тягой к 'золотому тельцу'.