Михаил Чулков - Пересмешник, или Славенские сказки

• Название: Пересмешник, или Славенские сказки
• Автор: Михаил Чулков
• Жанр: Фэнтези

Пересмешник или Славенские сказки (1789, в 5 томах). Эти выдуманные автором "сказки" не имеют никакого отношения к русским или шире — славянским народным сказкам, а представляют собой сочинения автора в духе экспромтов XVIII в., вроде трудов Свифта или Руссо.

---

Сии выдуманные имена сказываны были кстати, также и то описание, которое объявил о себе Аскалон; и Алиму никоим образом узнать было невозможно их обмана, ибо он не мог проницать во внутренность человеческую.

По окончании выдуманной повести говорил Аскалон Алиму, что он любезного своего гостя за посвещение возблагодарит достойною услугою.

— Скажи мне, — говорил он Алиму, — кого бы ты желал теперь увидеть прежде всех? — Ибо думал Аскалон, что пожелает Алим увидеть Асклиаду, которую он весьма горячо любит; но Алим отвечал ему противное.

— Добродетельный муж Вратисан, — начал говорить ему млаконский обладатель, — я почитаю за верх моего благополучия и всегда пекусь, чтоб узнать мне моего родителя, то если ты столь любезен богам и снисходителен к смертным, что можешь показать мне сию милость и дав сверхъестественное зрение, откроешь мне образ моего родителя, то я совсем отдамся во власть твою и всякую услугу сделать тебе в состоянии.

Аскалон, несколько подумав, обещал сделать ему сие открытие, чем столько обрадован стал Алим, что находился тогда вне себя.

Аскалон велел ему встать, взяв черный флер, покрыл его и приказал смотреть в зеркало.

Видение было Алиму такое: представилось ему пространное и страшное подземельное жилище, которого стены сделаны были из камней, но весьма от долгого времени в некоторых местах развалились, и казались, что обросли ядовитою травою; посередине оного висела лампада, которая давала умеренный свет всему плачущему зданию; впереди стояла софа, на которой лежал, облокотясь на руку, еще в самой поре почтенный муж в домашнем, а не в воинском платье. В головах и в ногах у него сидели два воина с обнаженными мечами, которые, облокотясь также на руки, спали; спокойствие и тишина обитали в сем месте, и казалось, что все старалося сих спящих мужей обременять сном до скончания века. Платье на оных было славянское, и сей почтенный муж столь походил на Алима или Алим на него, что две капли воды не могли быть их сходнее; над головой его повешена была доска, на которой изображены были сии слова:

"Сей государь и два при нем воина опочивают двадцать лет, не просыпаяся ни на минуту; но воскресит их от сего смертного сна чужестранец, приехавший сюда на дельфине. Тогда начнется опять счастие сего народа".

Что должен был думать Алим, увидев отца своего в первый еще раз от роду и в таком жалком состоянии? Собирая силы свои и укрепляя сердце, просил Вратисана, чтоб показал его родительницу, также братьев и сестер.

— Смотри, — сказал ему Аскалон.

Второе видение представилось Алиму следующего содержания. Высокая и неприступная гора, окруженная вся морем, посередине которой прикована была женщина весьма толстыми железными цепями, которой две хищные птицы терзали груди, и сия женщина терпела великое мучение и находилась тогда в отчаянии.

Алим, увидев сие, прослезился, ибо болезнь матери его весьма много тронула его сердце; потом увидел он сестру свою, которая называлась Плакетою: она стояла между дерев, поддерживаема двумя воинами, и была объята великим страхом или отчаянием, что образ ее в то время показывал; окружена многими воинами, которые находились в великой печали.

Потом Аскалон снял с него покрывало и повесил на зеркало. Алим спрашивал у него, для чего не мог он увидеть своих братьев.

— Для того, — отвечал ему Аскалон, — что нет уже их на сем свете или совсем ты их не имел.

Чудно казалось тогда превращенному Аскалону, что Плакета родная сестра Алиму; однако не открыл он ему, что имел свидание с нею на острове, ибо посему могло бы пасть на него некоторое подозрение, и так не говорил он о том ни слова.

Алим сидел тогда в великом удивлении и думал, что беседует он теперь с каким-нибудь богом или, по крайней мере, с таким человеком, который угодил им весьма много, длл того что сие чрезъестественное показание превосходило его понятие.

В одну минуту возгорелася любовь в сердце Алимовом ко своим родителям; начал он чувствовать об оных сожаление и предприял сыскать и видеть непременно; и так просил Вратисана, чтоб оный уведомил его о месте его рождения и как оное называется, чего Аскалон открыть ему не хотел, ибо он и сам того не ведал.

Итак, Алим поблагодарил Вратисана от искреннего сердца за такую неслыханную милость, обещая сему пустыннику усердное свое покровительство и всегдашние услуги, поехал во дворец, исполнен будучи различными воображениями.

Сие благополучие, мне кажется, превосходит всякое на свете, что, не знав от роду своих родителей, иметь счастие их увидеть. Алим, приехав домой с радостным восторгом, объявил о том Асклиаде, которая весьма долгое время не соглашалась сему верить; наконец убеждена будучи ясными доказательствами от своего мужа, к превеликому удивлению, узнала, что это правда, и для того вселилось в нее нестерпимое желание увидеть того почтенного мужа. Но когда Алим объявил ей свое желание, что хочет он на время ее оставить, поручить правление свое Бейгаму, как первому своему другу, и ехать искать своего отца, то вдруг она оробела и не знала, что говорить мужу своему в то время. Трепещущее ее сердце почувствовало, может быть, что она должна впоследние с ним проститься, и это сердечное предвещание было причиною тому, что, проливая горькие слезы, удерживала своего мужа, не выговаривая ему никаких важных причин, которые в женской ее печали не всходили, может быть, ей на разум.

В наступающий день, когда уже Алим действительно вознамерился искать своего родителя, приказал всему народу собраться на публичную площадь и там вознамерился открыть им свое желание и при всех поручить правление Бейгаму в отсутствии своем, чтоб был каждый сам свидетелем его определения; и когда собрался весь народ, то говорил он им следующее:

— По окончании моей вместе с народною печали обитает благополучие на островах наших, которое милостию всещедрых богов кажется нам непоколебимо. Мир и изрядное состояние народа приводит сердце мое в великое удовольствие: ибо благополучие моих подданных почитаю я большим для себя счастием, нежели благополучие моего дому, хотя и сопряжено оное с народным, но я о нем не столько стараюсь, сколько о состоянии всего общества, в котором полагаю все мое счастие и защищение. По претерпении многих мною беспокойств и мучений сделались боги ко мне милосерды, вручили мне отнятый престол и утвердили державу мою вовеки; но ныне снисходит на меня большее их милосердие: они открыли мне моих родителей, и я вчера известился об оных. Для того намерен вас на время оставить; в отсутствии моем поручаю правительство Бейгаму и прошу, чтоб оному повиновались вы так, как своему государю, а я надеюсь возвратиться в скором времени. Думаю, что сие мое намерение принято будет от вас с великим удовольствием: всякий, вообразя любовь к родителям, узнает, сколь они нужны в нашей жизни.

Народ повиновался без прекословия его воле, и так с сих пор началось приуготовление к предприятому пути.

Асклиада, не имея никакой надежды ехать с своим мужем, просила его неотступно умолить Вратисана, чтобы он согласился жить во дворце вместе с нею: ибо намерение ее было такое, чтоб иметь завсегда в глазах Алима помощию того чрезъестественного зеркала, и думала она еще, что Вратисан, имея добродетельную жизнь и весьма просвещенный разум, будет воздерживать ее от печали. Человек имеет такое глубокое неведение, что нередко ищет сам своей погибели и усердно старается ввести себя в бездну злоключений.

Алим желание ее хотел непременно исполнить: ибо думал он, что сделает ей тем великое облегчение в печали, и для того поехал он один в пустыню к Аскалону и просил его неотступно о той милости.

Развратный набожник долгое время на сие не соглашался, чтоб больше утвердить о себе истину и уверить неведущего Алима в своей добродетели. Он представлял ему, что светская жизнь для него такое бремя, которого сносить он не может, и всякое людей обращение почитает суетным, и для того не желает иметь с ними никакого сообщения; наконец, по многих отговорках, как будто бы поневоле, а угождая только тем своему государю, объявил свое желание и хотел переселиться в то время к Асклиаде, когда Алим оставит сей остров.

Млаконский обладатель в неведении с превеликою радостию объявил сию пагубную весть своей супруге, которая не меньше его радовалась незнаемой своей погибели. Когда же объявили Алиму, что все изготовлено к отъезду, тогда, учредя все свои дела, следовал он в Перунов храм и там при приношении жертвы просил милосердого бога о покровительстве народа и также своей супруги в отсутствии его. Потом снявши перстень с руки своей, положил его на престоле пред истуканом, по общему обыкновению всех славянских князей, которые, отъезжая куда-нибудь из своего владения, оставляли оные залогом, чтоб опять туда возвратиться, и, сделав земное поклонение, отступил от идола.